Страница 55 из 65
Когда наступило утро следующего[560] дня и венецианцы приготовились, построили свои суда и подплыли как можно ближе к стенам, чтобы начать приступ; когда в то же самое время пилигримы расположились с другой стороны, случилось так, что император Константинопольский Алексей[561] вместе со своей ратью выехал из города через ворота, называемые Румскими, и там выстроил своих ратников семнадцатью отрядами. В этих семнадцати отрядах насчитывалось около ста тысяч всадников. Потом он направил сколько мог из этих семнадцати отрядов туда, где стояло войско французов в обход [крестоносцев], а остальных удержал при себе. И он приказал выйти из города всем пешим людям, способным носить оружие, и расположиться у стен, от края до края, между армией французов и стенами. Увидев себя таким образом окруженными этими отрядами, французы ужаснулись и выстроили свои отряды, образовав всего семь таких отрядов из семисот рыцарей, потому что больше у них не было; да и из этих семисот пятьдесят были пешими[562].
XLV. После того, как они выстроили таким образом свое войско, граф Фландрский потребовал, чтобы под его командование был поставлен первый отряд, и ему его предоставили; граф Сен-Поль и монсеньор Пьер Амьенский получили второй отряд; монсеньор Анри[563], брат графа Фландрского, и немцы взяли командование третьим отрядом. И было решено, что пешие оруженосцы последуют за отрядами всадников с тем, чтобы три или четыре группы оруженосцев приходились бы на каждый конный отряд. И у каждого отряда оруженосцами были воины из его земли. Потом, когда были построены три отряда, которым предстояло биться против императора, они [крестоносцы] выстроили четыре остальных, которые должны были защищать лагерь [крестоносцев]. Маркиз[564], являвшийся предводителем всей рати, находился в арьергарде и защищал лагерь с тыла; граф Луи[565] командовал вторым отрядом, который подошел позднее, шампанцы составляли третий отряд, бургундцы — четвертый, а маркиз начальствовал над [всеми] этими четырьмя отрядами. Мало того, в дело пустили всех конюших, которые стерегли лошадей, и всех поваров, которые могли носить оружие; всех их облачили в одеяла, в седельные коврики, дали им [в руки] котелки, скалки, пестики [для ступ], так что они имели такой безобразный и ужасающий вид, что пеший меньшой люд императора, расположившийся перед стенами[566], увидев их, был объят страхом и ужасом. А те четыре отряда, о которых я вам сказал выше, защищали лагерь, опасаясь, как бы отряды императора, стоявшие вокруг лагеря, не пробили брешь и не уничтожили бы лагерь и палатки. И конюших, и поваров — их повернули в сторону города, в сторону пехоты императора, выстроенной у стен. И когда пехотинцы императора увидели наш меньшой люд столь несообразно вооруженным, это навело на них такой ужас, что они не отважились ни сдвинуться с места, ни подступить к ним [с этой стороны] так, что [нашему] войску никогда не пришлось защищаться.
XLVI. Затем был отдан приказ, чтобы граф Фландрский, граф Сен-Поль и монсеньор Анри, которые командовали первыми тремя отрядами, выступили против императора, а его хорошо защищали, — и потому, какая бы надобность ни была у остальных четырех отрядов, они не должны были двигаться с места до тех пор, пока не увидели бы, что все, так сказать, потеряно и чтобы не позволить себя окружить или стеснить другими отрядами [императора], занявшими плацдарм вокруг лагеря.
В то время как французы построились таким образом, венецианцы, находившиеся в море, тоже не теряли времени: напротив, они пододвинули свои корабли к стенам, так что воины отлично вскарабкивались на стены города по лестницам и мостикам, которые изготовили на судах; и они стреляли, кидали копья, бросали снаряды из своих баллист и шли на приступ более чем яростно; им удалось поджечь город, так что выгорела часть города по величине равная Аррасу[567]. И они не отваживались ни просочиться, ни вступить в город, ибо их было чересчур мало и они бы там не продержались; и тогда они возвратились на свои корабли.
XLVII. Автор описывает, как происходило сближение первых трех отрядов крестоносцев с девятью отрядами Алексея III, насчитывавшими каждый по три-четыре, а то и по пять тысяч всадников.
...Женщины и девушки во Влахернском дворце прильнули к окнам, и прочие горожане, в том числе женщины и девушки, взобрались на городские стены и глядели [оттуда] на скачущих рыцарей, и, с другой стороны, на [приближавшуюся] императорскую рать. Они говорили друг другу, что наши походят на ангелов, настолько они были прекрасны; ведь они были так красиво вооружены и их кони покрыты такой красивой попоной.
В гл. XLVIII, продолжая повествование о надвигавшейся, казалось, схватке между обеими сторонами, автор рассказывает, как, соединившись вместе, три отряда крестоносцев сблизились с греками настолько, что арбалетчики с той и с другой стороны могли стрелять в противника. До столкновения осталось преодолеть лишь небольшую возвышенность, и рыцари первыми оказались на ее вершине, тогда как греки сгруппировались у подножия холма. Их разделял лишь канал, по которому в Константинополь поступала вода. Тем не менее, предводители рыцарских отрядов колебались идти на полное сближение и вступать в бой с императорской ратью, понимая, что слишком удалились от своего лагеря, откуда их не было видно, так что в случае надобности они не могли бы получить оттуда необходимую помощь.
В свою очередь, греки, по рассказу мемуариста, были изумлены и ошеломлены видом двигавшихся прямо на них рыцарских отрядов. И пока французы совещались между собой о дальнейших действиях, император со своими отступил в Константинополь.
В гл. L и LI кратко рассказывается о бегстве Алексея III из Константинополя.
LII. На другое утро, когда горожане узнали, что император бежал, они не сделали чего-либо иного, а подошли к воротам, открыли их, вышли оттуда, явились к лагерю французов и вызвали Алексея, сына Исаака. Им объяснили, что он находится в шатре маркиза. Придя туда, они застали его там; и его друзья устроили пышный праздник и возликовали, и весьма поблагодарили баронов, и сказали, что они поступили весьма хорошо, совершив это достойное деяние. Они сказали также, что император бежал, а что бароны должны войти в город и во дворец словно к себе. Тогда собрались все высокие бароны войска и взяли Алексея, сына Исаака, и с большой радостью и с великим торжеством ввели его во дворец. Явившись во дворец, они приказали освободить из темницы отца молодого человека, Исаака, и его жену, которую заключил туда его брат, тот, кто был императором. И когда Исаак был освобожден из темницы, он очень обрадовался, увидев сына, обнял его и горячо поблагодарил всех баронов, которые там. присутствовали. [Исаак] сказал, что он освобожден из темницы сначала с помощью божьей, а затем — с их [помощью]. После чего принесли два золотых трона и посадили Исаака на один трон, а Алексея, его сына, на другой, рядом.
Далее в главе рассказывается о том, как Исаак, став императором, освободил из темницы Алексея Мурцуфла, которого сделал «своим бальи», за что впоследствии жестоко поплатился. После этого Робер де Клари сообщает, будто к крестоносцам обратился иконийский султан.
Он сказал им, когда они еще находились вблизи Константинополя: «Конечно, сеньоры, сказал он, вы, завоевав столь великий город, как Константинополь, который является главой мира, и восстановив на троне законного наследника Константинополя, которого короновали императором, вы свершили деяние истинных баронов, акт великой доблести». И в самом деле, жители этой страны говорили, что Константинополь является главой мира.
560
17 июля 1203 г.
561
Алексей III.
562
То есть оруженосцами.
563
Граф Эно.
564
Бонифаций Монферратский.
565
Луи Блуасский.
566
У Влахернского дворца.
567
Город во Франции.