Страница 36 из 44
В ночь на 18 июля 1936 года мятеж вспыхнул. Одновременно во всех гарнизонах страны, несмотря на неподготовленность правительства, фашисты встретили резкий отпор. Гнев широких масс, их воля к борьбе были так сильны, что стихийно возникшие отряды рабочей милиции подавили мятеж в столице и в большинстве промышленных районов Испании. Франкистам удалось захватить власть лишь в Марокко да в нескольких районах севера и юга. Положение их было критическим.
Еще более сильный отпор фашисты получили на кораблях. Необычная активность офицеров насторожила команды. Матросы почувствовали недоброе. Офицеры старались изолировать их от народных масс, не увольняли на берег. Это вызвало еще большие подозрения и восстановило моряков против офицерства. А радисты, через чьи руки проходили депеши заговорщиков, подтвердили подозрения матросов и подсказали им точную дату начала мятежа.
Когда 18 июля мятежники дали сигнал к восстанию – «Над Испанией ясное небо», на кораблях, находившихся в открытом море, между офицерами и матросами произошли настоящие бои. Из всего действующего флота фашисты захватили только один эсминец – «Веласко».
Трагически сложилась судьба кораблей в Эль-Ферроле. Здесь на заводе стояли два недостроенных крейсера типа «Канариас», в доке – линкор «Эспания», в порту – крейсер «Сервера», на котором шел текущий ремонт. Рядовой состав этих кораблей сохранил верность республике. Не имея возможности выйти в море, матросы заняли территорию базы, арсенал и завод, но город оказался в руках мятежников. После кровопролитных боев фашисты овладели базой и кораблями.
В своих планах мятежники возлагали большие надежды на флот. Он должен был обеспечить им переброску армии из Африки на Пиренейский полуостров. В морском штабе были подготовлены секретные приказы кораблям об оказании поддержки Франко. Но несколько офицеров-связистов сохранили верность правительству. Вместо радиограмм с приказом присоединиться к мятежникам они передали на корабли, находившиеся в море, сообщение: «Изменники выступили против правительства». Это сообщение приняли на крейсере «Либертад». Радисты передали его не командиру, а матросам. Те сразу же решили обезвредить офицеров. Радиорубка крейсера превратилась в своего рода командный пункт флота. В то время как на мостике и в каютах матросы боролись с мятежниками, из рубки на все корабли флота передавались сообщения, призывающие сохранить верность правительству, не слушать мятежных офицеров, арестовать всех, кто поддерживает Франко.
Призывы были услышаны. На линкоре «Хайме I» офицеры, узнав, что их замыслы рушатся, открыли с мостика пулеметный огонь по команде, но матросы сумели расправиться с ними и удержали корабль в своих руках.
Флот сохранил верность республике, однако основная масса офицеров изменила ей. Из девятнадцати адмиралов к Франко не присоединились лишь двое, из тридцати одного капитана первого ранга – также двое, из шестидесяти пяти капитанов второго ранга – семь, из ста двадцати восьми капитанов третьего ранга – тринадцать. В общем, верными правительству остались каких-нибудь десять процентов офицеров. Да и среди них были скрытые изменники, только ждавшие случая перебежать к фашистам.
Корабли, находившиеся в открытом море, сперва не знали, куда идти: обстановка на берегу оставалась неясной. Постепенно они начали сосредоточиваться в Картахене. Как-то стихийно Картахена стала главной базой республиканского флота и сохраняла эту роль всю войну. В Картахену мы и направлялись с Педро Прадо.
Картахена
Картахена совсем не похожа на Мадрид. В столице бросались в глаза большие, современные дома, широкие улицы и бульвары, фешенебельные гостиницы, новое метро. В Картахене все говорило о седой старине. Город стоял уже третье тысячелетие. Некогда он назывался Новым Карфагеном. Из этого порта в 218 году до нашей эры Ганнибал двинулся в поход против Рима. Двадцать с лишним веков Картахена играла важную роль в жизни Пиренейского полуострова. Глубоко врезавшаяся в берег, со всех сторон окруженная горами, здесь была лучшая на Средиземном море естественная гавань. Высокие горы надежно прикрывали ее от нападения с суши. Однако в XIX веке главной базой военно-морского флота Испании стал Эль-Ферроль на берегу Атлантического океана. На Картахену уже не обращали внимания, поэтому она постепенно приходила в упадок.
В городе были узенькие, кривые улицы, по которым зачастую не могла пройти автомашина, низкие старинные здания с толстыми стенами, посеревшими от времени, зноя и пыли.
Испания вообще страна контрастов, но нигде они не поражали меня так, как в Картахене. Роскошь и нищета, блеск и грязь соседствовали в этом городе на каждом шагу. Едва ли не самые дорогие автомобили того времени, комфортабельные «Испано-Суизы», красовались среди тяжелых скрипящих повозок, в которые были запряжены слабосильные ослики. Огромное здание, занятое командиром базы на улице Калья-Майор, было настоящим дворцом. Почти половина этого дворца отводилась под личные апартаменты адмирала. У него были и парк, и личная церковь. А многочисленный караул помещался в одной маленькой комнате. Матросы и солдаты жили в грязи, спали на тесно составленных топчанах и укрывались неизменными плащами.
Те же контрасты – наследие монархии – бросались в глаза и на кораблях: прекрасные каюты офицеров и тесные, лишенные всяких удобств кубрики матросов. Высокие офицерские оклады и ничтожное содержание, скверная пища для рядовых и унтер-офицеров.
То, что в последние десятилетия Картахена была заброшена, сказалось на оборудовании базы и средствах ее обороны. Док мог принимать только эсминцы, склады топлива были малы и плохо укрыты, на окрестных высотах стояло довольно много батарей, в том числе и крупного калибра – до пятнадцати дюймов, защищавших базу с моря, а из зенитных средств насчитывалось всего несколько трехдюймовых пушек.
Вот в этой Картахене и предстояло базироваться республиканскому флоту, а ее скромный порт принимал большие массы грузов: военное снаряжение и продовольствие.
В день моего приезда во внутренней гавани, называвшейся Арсеналом, стояло несколько эсминцев. Они вернулись после операции в Гибралтаре и принимали боеприпасы. Корабли были грязноваты. Это можно было бы объяснить длительным пребыванием в море, не натолкнись я на шум и беспорядочную толчею на верхней палубе, говорившие об отсутствии элементарного порядка. Матросы работали с подъемом, но дисциплины не чувствовалось.
То же наблюдал я и в других местах. Люди не щадили своих усилий, но организованности и порядка явно не хватало.
Старая система рухнула, и требовалось определенное время, чтобы на смену ей пришла новая. Многое зависело от командных кадров. Те офицеры, что остались верными республике, не были способны по-новому, по-революционному решать возникшие задачи. Они хотели сохранить на кораблях старые порядки. К тому же испанские офицеры привыкли к беспечной и праздной жизни, не желали менять своих привычек, обычаев даже в столь трагическое для республики время. Как бы ни складывалась обстановка, их нельзя было отвлечь, например, от бесконечной комиды. Она тянулась часами: испанцы со вкусом любят поесть, выпить, весело побеседовать за столом. Каждый хочет послушать других, блеснуть своим остроумием.
Вспоминаю Антонио Рупса – далеко не худшего представителя испанского офицерства. Я познакомился с доном Антонио сразу, как только приехал в Картахену. Он командовал базой, и мне приходилось часто иметь с ним дело. Высокий, красивый брюнет, приветливый и обходительный, он был приятным собеседником и гостеприимным хозяином.
Руис считал себя республиканцем, даже немного социалистом и сторонником Прието. Как начальник базы, он скорее наблюдал за событиями, чем руководил ими. Черновой, повседневной работы не любил. Когда несколько позднее в Картахену стали приходить транспорты с бомбами и самолетами, дон Антонио не хотел брать на себя руководство разгрузкой и вечно искал человека, на кого можно было бы возложить эту неприятную миссию. Только когда на причалах скапливалось много взрывчатки (порой она лежала там огромными штабелями), Руис начинал нервничать и проявлял неожиданную энергию, чтобы поскорее вывезти опасный груз.