Страница 14 из 44
А пускай! Если она завтра опять убежит, я пойду к ней домой, и всё.
Это было последнее, что мелькнуло в голове.
На геометрии она целый урок всё понимала! Все задачи могла бы решить. Но рука будто магнитом к парте примагничена! Не поднималась. Как задачу решать начнут, Ольга думает: «А вдруг я неправильно, вдруг я…» Глядит — правильно. Так обидно, что побоялась!
Даже Елена заметила, говорит на свой обычный манер, то есть немного с ехидством:
— Что с тобой, Лаврёнова? Ты чего вертишься?.. Кто тебе там жить не даёт?
Шуйский повернулся, глянул в Ольгину тетрадь и торжественно объявил на весь класс:
— Лаврушка задачу решила! Это надо отметить!
Что тут смешного-то? Но класс, конечно, грохнул.
Ольга покраснела. Ну что ж это такое? Хоть учись, хоть не учись, всё равно ты виновата!
И вдруг Машка крикнула с места:
— Почему вы ему всё разрешаете, этому любимчику?!
Эх, Машка! Отчаянный ты, верный человек. А тебе бы не надо с Еленой ругаться. Ты и сама по алгебре с хлеба на квас, троечку еле натягивают.
Елена брови надвинула:
— Цалова, встань! После урока дашь дневник… Учить надо не меня, а математику!
Машка встала, по возможности громыхнув конечностями. Для возмущения.
— А ты, Шуйский, — продолжала Елена грозно, — выйди из класса! И совету отряда я бы рекомендовала…
Во время всей её дальнейшей речи класс сидел притихший. Кто Шуйского жалел: всегда, мол, из-за этой Лаврушки. Кто наоборот — Машку и Ольгу: подумаешь, какой гений нашёлся — людей оскорблять! А кто просто думал: меня не касается, а там и ладно!.. Что говорить, класс у них разный: есть и принципиальные ребята вроде Бори Сахаровского, а есть такие… говорить не хочется! Вон Петров, например.
И вдруг гром громыхнул среди ясного неба. Елена сказала:
— Дай-ка, Лаврёнова, тетрадь. — Посмотрела классную задачу, посмотрела домашние: — А вот эти две ты зачем решала?
Ольга покраснела опять и плечами пожала.
— Просто…
— А эта задача откуда?
— Сама придумала, — тихо сказала Ольга.
— Хм! Молодец. Очень интересная задача. Ну-ка давайте все решим задачу Лаврёновой. Запишите условия… — Тут она окинула класс своим спокойным и ясным взглядом: Шуйский толокся у двери в надежде не выходить, Машка краснела и бледнела, стоя у себя за партой. — Садитесь оба. Да будьте скромнее!..
К доске пошёл Дима Соколов и стал решать Ольгину задачку. Такого вроде раньше и не было никогда!
Отметку Елена ей, правда, не поставила. И это жалко. Но, как Лёнька любит кричать, уговор дороже денег! Раз от двоек ты спасена, то и на четвёрки пока тоже не рассчитывай.
Так рассудила Ольга, сказать по правде, очень довольная собой. А в классе, куда ни глянь, видны были одни только повядшие над тетрадками головы. Все решали её, Ольгину, задачу. Рядом, под боком, пыхтела Машка. Ольга от щедрот своих уж собралась было ей даже подсказать. И вдруг увидела, что по ряду прямо к их парте идёт Елена.
— А я и тебе, Лаврёнова, советую приглядеться к задаче. Я там кое-что в условии… чтоб и тебе не скучно было.
Ольга подняла глаза на доску. Всё-таки не умела Елена быть доброй до конца!.. Неприятное предчувствие кружилось над Ольгой, словно коршун. Она прочитала условие, сразу заметив, где были подложены мины. Прилежно переписала условие к себе в тетрадь.
Весь класс решал! Уже слышалось победное гудение: дотумкивали потихоньку. Одна Ольга не знала. Она столько не знала в этой математике! Вон как Соколов уверенно: «Треугольники ABC и DBE подобны, так как угол BCA и угол BED…»
Для Ольги те подобия промелькнули когда-то очередной неприятностью, очередным «спросят — не спросят». А Соколов знал, и все знали… Все, кроме отпетой троицы: Лаврёнова, Жужина да знаменитый Паша Осалин, сверстники которого уже, наверно, восьмой класс кончают.
После пятого урока Ольга пошла в буфет. В это как раз время продлёнщики кончают обедать. «От меня она бегает, — решила Ольга, — но от обеда уж вряд ли!..»
Она ещё раз повторила про себя это умозаключение, показавшееся ей остроумным и точным.
И вот она стоит в дверях столовой, гремящей, как заводской цех, переполненной народом… Впрочем, каким там народом! Малышнёй!
Слева у окна столы Валиной продлёнки. Детки уже допивают компот. Допьёт, ложечкой вишню выскребет и поставит стакан на поднос, чтоб дежурному проще убирать. Ольга оглядела один стол, второй, третий. За третьим вместе с детьми сидела Зоя Васильевна — сидела очень важно, с поджатыми тонкими губами. Ребятки кругом вели себя тихо.
А Вали не было нигде… Может, дежурная? Ольга отыскала глазами дежурных. Опять нету!
Вот, значит, как. Ольга повернулась и пошла неизвестно куда. Все тревоги и неудачи дня, которые со времени геометрии малость поприутихли, теперь снова крались за нею, словно свора тайных соглядатаев.
Ольга поднялась на второй этаж, открыла уже знакомую дверь. Но и тут Вальки, конечно, нет… Лишь за столом громоздится Ветров.
Он сидел над огромною стопкой детских книжек — в высоту, может, метр не метр, а сантиметров-то шестьдесят уж было!
Ветров поднял голову, сразу поймал Ольгины глаза:
— Что, бегают от нас ученики-то? (Ольга сумела лишь растерянно улыбнуться в ответ.) А ведь это плохо, что бегают, а?
И опять Ольга промолчала. Уже готова была ответить этому Ветрову, но промолчала почему-то.
— Да, плохо! — продолжал Ветров жёстко. — Девочка тебя не слушается. А то и побаивается: вдвойне плохо!
— Она не меня, — сказала Ольга и покраснела. — Не меня, а двоек своих побаивается. И даже боится!.. Что я над ней смеяться стану!
— Ну, правильно. А почему, собственно, такой тон обличительный?
«Потому и обличительный, — сказала Ольга, но не вслух, а про себя, — потому и обличительный, что Валю в классе так воспитали. А класс — ваш!..»
Однако ничего этого вслух она не произнесла. И Ветров тоже молчал. Видно, непроизнесённые Ольгины слова всё же каким-то образом дошли до него.
Наконец он сказал:
— Тебе надо тщательнее продумывать свои поступки… Если ты хочешь, конечно, этим заниматься. Если тебе это надо! — Он машинально перелистнул несколько страниц в книжке, которая лежала перед ним. — Слушай, а у вас там, случайно, мальчишки не нашлось бы?
— Какого мальчишки? — улыбнулась Ольга.
— Чтобы вот тоже вожатым не возражал.
— А зачем вам? Я могу девочек…
— Я говорю — парня! Педагогика и так вся «девочками» забита. Что ни школа, то всё женщины, женщины, женщины… А в педагогику парни нужны! Срочно.
— Ну, если б нужны были, — пожала плечами Ольга, — так и были бы!.. Значит, не очень по ним педагогика умирает.
— Тэк-с. И это всё говорит мне человек, который во многих вопросах, как я понимаю, не вырос из трёхколёсного велосипеда… Не всё так просто, дорогая моя, как представляется по твоей схеме… Ладно! Скажи-ка мне лучше, что ты собираешься делать с Валей Силиной?
— Я к ней домой хотела…
— Так, — одобрительно кивнул Ветров. — Много любопытного повидаешь. Ладно. А там что? Как себя поведёшь?
— Не знаю! — честно призналась Ольга. — Приду, так увижу…
Но Ветрову такой ответ не понравился.
— Плохо, — сказал он жёстко. — Плохо, что не знаешь. (Сердце Ольгино заныло.) Просто так туда не ходи. Только испортишь! Придумай что-нибудь… к завтрашнему дню, скажем… И я подумаю. Тогда и пойдёшь! Поняла?
Ольга только дёрнула плечом в ответ. Ветрову это опять не понравилось.
— Нет, погоди, дорогая моя, — сказал он. — Тамара Густавовна, конечно, Тамарой Густавовной, но запомни: мне абы какие помощники не нужны!
Она вышла из школы недовольная Ветровым, недовольная собой и вся сжатая этим недовольством, напряжённая. Только портфель сзади хлопался у неё по ногам.
На дворе были шум, сутолока. Малышовские продлёнки возвращались с гулянья, кое-как строились у дверей школы. В толкучке этой, как ледоколы, двигались старшеклассники — кончился шестой урок. Ольга и сама была одним из таких ледоколов.