Трудно быть богатой

— Такой популярности мне не надо, — резко высказалась я вслух, и это соответствовало действительности. Я вообще не хотела никакой — в первую очередь, из-за детей, чтобы не осложнять им жизнь, тем более, быть известной, как автор эротических романов, да еще того бреда, который я пишу… И перед знакомыми уже поздно раскрываться — надо было сообщить сразу, так что теперь придется молчать, как партизан.

— Ну, дура, — Лешка пожал плечами. — Какая была дура, такая и осталась.

— Спасибо на добром слове, — огрызнулась я.

— Давай не ругаться. Лучше выпьем, — примирительно предложил Лешка и разлил коньяк.

Я не помнила, чтобы он так пил. Бутылка сорокадвухградусного «Кардинала» опустела почти мгновенно и почти без закуски — пока я только два раза пригубила. Лешка тут же достал из кармана сотовый и велел кому-то, чтобы привез еще и занес в квартиру.

Минут через пятнадцать в дверь позвонили, мы пошли открывать вместе. На пороге стоял накаченный детина. Он вежливо со мной поздоровался и вручил Лешке пакет из супермаркета, который я всегда обхожу стороной, чтобы не расстраиваться из-за кусающихся цен.

— Шеф, я сижу в машине, — молвил детина и удалился.

Мы опять отправились на кухню.

— Пожрать чего-нибудь сваргань, — велел мой «гость», принимаясь за вторую бутылку, на этот раз — «Арарата».

Я могла предложить только пельмени «Равиоли», яичницу, вареную колбасу и суп из пакетиков. Грязно выругавшись, бывший муж опять начал допытываться:

— Куда ты деваешь бабки? На Карибы ездишь с детьми отдыхать? Машины каждый месяц меняешь? Или все в чулок складываешь? Так смотри, теперь с появлением евро и долларовый кризис не за горами. Все баксы ухнуться могут, как рубли ухнулись — и в чулке, и в банке. У нас не Швейцария, чтобы деньги в банк класть. Смотри, не перемудри.

Я пояснила, что откладывать мне нечего: все уходит на семью, и назвала сумму, которую получаю за роман. Лешкина челюсть поползла вниз.

— Не может быть, — ляпнул он через некоторое время, даже забыв о коньяке.

— А ты, дорогой, попробуй что-нибудь написать и отнеси в издательство. Посмотрим, сколько тебе предложат.

Дорогой почесал репу, потом еще раз обвел глазами мою кухню, встал, заглянул в холодильник. Я сидела молча. Не хотелось напоминать, что у меня (не у нас, именно у меня) двое детей-подростков, причем разного пола, которых обувать-одевать надо, не говоря о том, что кормить. Два деда (один из них — Лешкин отец) тоже фактически на мне, их пенсии аккуратно перекочевывают в фонд зеленого змия, и я ничего не могу с этим поделать. Так что и гонорары — мой единственный источник дохода, и Надеждины подачки идут, на прокорм и одевание-обувание пяти человек.

Переварив полученную информацию, бывший засосал полбутылки сразу («Генетика — страшная сила» — подумала я, вспомнив свекра, оккупировавшего угол на этой же кухне. Правда, Лешкин отец употребляет более дешевые напитки). Из кармана опять был извлечен сотовый, и детина получил приказ обеспечить нас продуктами питания, что и было исполнено. Я решила, что неделю могу не ходить в магазин. Но больше всего меня интересовало, зачем Леха все-таки приперся.

…А он жаловался на свою судьбу — несчастный миллионер, которого никто не понимает и не любит. О существовании нежной, тонко чувствующей и ранимой души, признаться, я узнала впервые. Никогда бы не догадалась, что она скрывается в этом холеном, раздобревшем на нефтяных хлебах теле. Я прослушала речь о том, как Леша много работает, какие вокруг все сволочи, как все хотят его надуть, обвести вокруг пальца, объехать на кривой кобыле — в общем лишить бедного мальчика честно заработанных денег.

Насчет честности в современном бизнесе, в особенности нефтяном, я бы говорить поостереглась. Что касается опасности — согласна. Каждый, кто пытается прорваться к нефтяному корыту — потенциальный смертник. Там, где крутятся очень большие деньги, идет постоянный передел сфер влияния, борьба за власть и отстрел конкурентов. Правда, мне казалось, что Надежда Георгиевна с ее жизненным опытом и способностью просчитывать все варианты, умением договариваться со всеми и обо всем, привычкой держать данное слово должна была обеспечить сыну возможность спокойно работать. Хотя, по поводу того, кто из них двоих работал больше, я имела свое личное мнение, но вслух его выражать не спешила.

Прикончив вторую (вот это вместимость!) бутылку коньяка, Лешка поднял на меня несколько затуманенные глаза и спросил:

— Ольга, признайся честно — Витька с Катькой мои дети?

— Ты что, совсем спятил? Ужрался до зеленых чертей? Белая горячка началась?

— Они мои дети, черт тебя дери?! — рявкнул Лешка так, что стены «хрущобы» дрогнули, и я забеспокоилась, не провалимся ли мы сейчас к соседям. Правда, на этот раз дом все-таки устоял.

— Конечно, твои, — ответила я спокойно, хотя испытывала желание огреть Лешку по башке чем-то тяжелым. Но делать этого не стоило — опять-таки с позиций генетики. Свекор после удара скалкой (в исполнении свекрови) валился на пол и невозмутимо начинал храпеть. Стоило мне представить Лешку храпящим на нашей кухне… Нет, нужно от него побыстрее избавиться. И вообще спорить с пьяными — гиблое дело, жизненный опыт подсказывает, к сожалению, очень большой.

— Точно? — не отставал Леха.

Я решила выяснить, почему у него появились такие сомнения. Но экс-супруг вместо вразумительного ответа заявил, что хотел бы сходить с детьми на экспертизу.

— На какую? — вначале не поняла я.

Лешка заплетающимся языком пояснил, что теперь, сдав кровь, можно точно определить, является он отцом ребенка или нет. Я что-то уже слышала об этом, правда, у меня не было необходимости подробно выяснять тонкости и детали.

— Если хочешь, пошли сдавать, — я пожала плечами. — Тебе срочно это надо? Мне бы не хотелось дергать детей с дачи. Сейчас прекрасная погода, и неизвестно, сколько она еще простоит.

— Пытаешься найти отговорку? — прошипел бывший.

— Да я их хоть завтра с дачи привезу! — заорала я, не в силах больше сдерживаться. — Только что это вдруг тебе приспичило? Двенадцать лет вообще не обращаешь на нас внимания, а теперь полез с обвинениями. Не надо, дорогой, судить о людях по себе.

Лешка заявил, что сына можно оставить в покое, он не сомневается, что Витька — его ребенок, а Катьку просил завтра привезти в город. Нам не придется сидеть ни в какой очереди, он обо всем договорится.

— Хорошо… Только что мне ей сказать?

— Говори, что хочешь, — кивнул Лешка и с трудом поднялся на ноги.

Он постоял, держась обеими руками за стол (голова закружилась?), потом распахнул одну створку окна, высунулся вниз и рявкнул на всю округу:

— Димон! Забери меня!

Мне показалось, что от звука этого голоса соседние «хрущобы», как впрочем и моя, вздрогнули, из окон стали высовываться люди, проверяя, не началась ли бомбежка. А экс-супруг опять плюхнулся на табуретку, обеими руками схватил бутылку «Арарата» и вылил в рот последние капли, причем долго держал горлышко над своей раскрытой пастью, обильно украшенной металлокерамикой. Невольно вспомнился анекдот: «Барсик, ну еще чуть-чуть!»

Я тоже выглянула в окно и увидела, как из черного «мерседеса» (какого — сказать не могу, на глаз не определяю) вылез все тот же детина и направился в наш подъезд. Потом Дима очень ловко подхватил Лешку (чувствовался опыт ношения данной особи), вежливо попрощался со мной и потащил босса вниз (с третьего этажа тащить было не очень далеко). Внизу он загрузил на заднее сиденье бесчувственное тело — как куль с мукой, чтобы не сказать хуже, сам сел за руль, и «мерседес» отъехал.

Глава 2

Утром я отправилась на дачу на старом «запорожце», принадлежавшем свекру, забрала Катьку и привезла ее по названному Лехой адресу. Катька всю дорогу не давала мне покоя, спрашивая, что понадобилось папе. Какое-то время тому назад дети просто задолбали меня вопросами о папе и о том, почему он с нами не живет. Приставали они не только ко мне, но и к дедушкам и бабушке. Надежда Георгиевна, в своем обычном стиле, заявила: