Взлет черного лебедя

Я изумленно уставилась на него. Подобным жестом можно было показать, что кто-то отправился на небеса… но ведь грабители-то не умерли. Я запрокинула голову, и все встало на свои места. Мансардное окно оказалось разбито. Стеллаж, стоявший у стены, был немного отодвинут. Куски металла на полках съехали в одну сторону. Очевидно, воры воспользовались стеллажом, как лестницей, чтобы добраться до потолочного окна.

— Но вам, — продолжал Кирнан, — следует добавить ее к списку похищенных предметов и поскорее сообщить владельцу о пропаже.

— Я бы с радостью, но у меня нет ни его имени, ни адреса, — вздохнула я и тут же пожалела о своих словах. Почему я не догадалась сказать, что свяжусь с антикваром позже. А теперь детектив сверлил меня недоверчивым взглядом. Думаю, он решил, что я сошла с ума.

— Понимаю, все звучит безумно, но я очень расстроена. Я узнала ужасные новости от адвоката.

— Вот как? — Сыщик вытащил из кармана блокнот и присел на край верстака. — А можно подробней?

Спустя час мне наконец-то удалось отделаться от детектива Кирнана — и то лишь потому, что мне позвонили из больницы. Выяснилось, что отец очнулся и зовет меня. Я пояснила Кирнану, что мне нужно несколько минут побыть наедине с собой, а он с явным неудовольствием меня покинул. Короче, пришлось буквально вытолкать его за дверь. Он свернул за ближайший угол и исчез. Я бросилась в больницу Святого Винсента, на чем свет ругая себя за то, что позволила полицейскому втянуть меня в подробное обсуждение семейных финансовых проблем. Конечно, рано или поздно Кирнан узнал бы о требовании досрочного возвращения ссуды. Однако после моих откровений расследование приобретет совершенно другой оттенок. Сыщик, разумеется, сосредоточится на том, как удобно было бы (он именно так и говорил) рассчитаться с банком из денег, полученных по страховке. По крайней мере погасить часть долга. Несомненно, Кирнан подозревал, что мой отец подстроил ограбление. И ему осталось узнать, арестовывали ли Романа за подобные фокусы и раньше.

Если честно, это случилось одиннадцать лет назад, когда мне исполнилось пятнадцать. У нас в семье с деньгами было туго, а годом раньше я даже сменила частную школу на государственную. Я не слишком огорчилась, поскольку попала в заведение имени Ла Гуардия,[12] и новая программа изучения искусства пришлась мне по душе. Кроме того, мне было нестерпимо слышать, как родители ссорились из-за денег. Особенно когда мама упрекала Романа. Он дескать использовал средства, отложенные на мое обучение в колледже, и купил шелковую ширму работы Уорхола у одного из приятелей Зака Риза.

«Я продам ее вдвое дороже того, что я за нее заплатил, — сообщил отец однажды вечером. — И Гарет поступит в Гарвард, если захочет».

Но потом фонд Уорхола отказался подтвердить подлинность ширмы. Его представители утверждали, что Зак Риз изготовил копии без разрешения Уорхола. А без печати фонда, подтверждающей оригинальность, поделка не стоила почти ничего. Через три дня после того, как Роман получил ответ из фонда Уорхола, галерею ограбили. Воры унесли десяток картин второстепенных художников, но единственным «ценным» предметом оказалась ширма Уорхола. И она была застрахована по цене, за которую ее приобрели. Кстати, приятеля Зака Риза вскоре арестовали за попытку сбыть эту же самую работу одному японскому коллекционеру. Романа, конечно, взяли под арест за участие в сговоре с целью попытки получения денег по подложному страховому случаю. Тяжба тянулась год, репутация галереи была практически уничтожена, а мама погибла в автомобильной катастрофе. Ее некролог появился в «Times» в тот же день, когда обвинения с Романа Джеймса сняли за отсутствием доказательств. Детективу не сложно найти эти сведения. Удивительно, как он еще до них не докопался.

Но, возможно, он все знал и выжидал, что я сама признаюсь ему в отцовской афере. А если я навлекаю на себя больше подозрений, умалчивая об истории с ширмой? Но с другой стороны, с какой стати я должна идти ему навстречу? Случаи-то абсолютно разные. Между прочим, Романа во время ограбления ранили. Допустим, он нанял взломщиков (хотя само предположение о том, что у Романа есть что-то общее с тремя бандюгами, казалось невероятным), но они уж точно не стали бы в него стрелять.

Как сказал врач: «Вашему отцу повезло».

Свыкаясь с водоворотом мыслей, я вошла в палату отца. Он выглядел маленьким и старым на больничной койке. На фоне белоснежной повязки на плече его кожа приобрела болезненно-желтый оттенок, синяки под лампами дневного света полиловели. Он смотрел в окно и не заметил меня, пока я не приблизилась и не поцеловала его в лоб.

— Вот ты где! — воскликнул Роман таким тоном, будто мы играли в прятки, и он обнаружил меня за спинкой дивана. — Я заявил медбрату, что ты скоро будешь. Маргарет не бросит своего старика.

— Извини, что задержалась, папа, — произнесла я, подвинув стул ближе к койке. — Я вернулась в галерею и говорила с детективом. Я показала ему каталог…

— Наш прекрасный Писсарро! — простонал Роман, молитвенно сложив ладони. — Понятно, за чем они охотились. — Он понизил голос и зашептал: — Готов поклясться, их подкупил какой-нибудь агент «Сотбис». Ведь эти гановим узнали о том, что полотна вернулись с аукциона?

Я улыбнулась, услышав слово, которое на идише означало «воры». Роман еще как-то назвал их на идише сразу после ранения, но вспомнить этого не могла.

— Вполне вероятно. Тебе не стоило пытаться помешать им. Тебя могли убить. Но кто из троих в тебя стрелял?

Отец сдвинул брови, его руки, лежавшие на смятой больничной простыне, нервно зашевелились.

— Они выглядели одинаково. В черном… как нацисты.

Он начал сплетать и расплетать пальцы. Похоже, он хотел воскресить в памяти давнее событие. Я положила ладони поверх его рук. Преступники могли напомнить ему немецких солдат, угнавших в лагерь всю его родню и вынудивших Романа покинуть родину, Польшу.

— Не волнуйся. Не так уж важно, кто из них стрелял…

— А их глаза! Ты видела? Пустота и мрак. Я будто заглянул в бездну… бездну ада!

Действительно, странно. Черные зрачки, целиком закрывающие белки. Я поежилась.

— Я понимаю, папа. Это, и правда, страшно. Но я уверена: полиция их обязательно поймает.

Роман вздрогнул и обвел палату диким взглядом, словно боялся, что взломщики прячутся где-то среди теней.

— Нет, их не найдут. Там будут только оболочки…

— Что ты имеешь в виду?

Он начал качать головой вверх и вниз. Его беспокойные пальцы сжали мою кисть с такой силой, что я едва не вскрикнула. Я высвободилась и нажала кнопку вызова медсестры. Думаю, папа плохо реагировал на лекарства, которые ему назначили. Он говорил полную бессмыслицу.

— Диббуки нападают на слабых людей и овладевают ими.

— Диббуки? — Вот что он произнес, когда на пару мгновений очнулся дома после ранения! — Что это значит, папа?

— Демоны, — прошептал он. — Я чувствовал, как они пытались забраться внутрь меня, пытались мною управлять…

— Встреча с грабителями стала для тебя шоком. Конечно, ты испугался. А потом в тебя выстрелили, ты упал и ударился головой. Постарайся больше о них не думать.

Я обернулась и увидела, что в палату вошел не вчерашний симпатяга медбрат, а женщина средних лет с блеклыми седыми волосами и суровым лицом. Она несла лоток со шприцем.

— Похоже, кто-то возбудился, — проворчала она, кинув на меня неодобрительный взгляд. — Недопустимое поведение.

И она ввела содержимое шприца в канюлю капельницы.

Взгляд Романа еще немного пометался из стороны в сторону, но затем уставился на меня в упор.

— Я постарался, чтобы они не проникли в меня, — произнес он, лукаво улыбаясь. Его веки начали смыкаться. — Я схитрил…

Он потерял сознание, не успев закончить фразу.

— Так-то лучше, — буркнула медсестра. — Хватит болтать чепуху. Он и раньше нес подобную чушь.

12

Фьорелло Генри Ла Гуардия (1882–1947) — американский политик, мэр Нью-Йорка с 1933 по 1945 г. В честь Ла Гуардия названа одна из самых престижных в мире школ изобразительного и музыкального искусств, танца и актерского мастерства, а также один из аэропортов Нью-Йорка.