Дикая степь

Ах какая интересная да занимательная картинка получается! И кому же этот караван предназначался? Вот ведь незадача – нет у Андрея Ивановича ответа на такой вроде бы совсем простой вопрос! Ко всем тайнам империи такого масштаба имеет ключи Великий инквизитор – по чину положено. А вот к этой, поди ж ты, – нету…

– Благодарствую, батюшка. – Выпив водку, Никифор чинно занюхал засаленным рукавом, осторожно поставил кружку на стол и отвесил низкий поклон. – Вовек твоей ласки не забуду…

– Печать… – вдруг смутно озаботился Андрей Иванович. – Печать не вскрыта ли была на пакете с доносом сим?

– Господь с тобой, батюшка! – испуганно всплеснул руками Никифор. – Коли бы так – тут же доложил бы, как Уставом заведено… Целехонька печать была – и курьерский яшшик тож опечатан как следает.

– Ну, добро, – порадовался Андрей Иванович. – Добро, коли так. Цалуй за ласку!

– Благодарствую, батюшка, – истово промычал Никифор, низко склоняясь над столом и раболепно хватая протянутую для поцелую сухонькую длань. – Вовек…

«Стук!!!» Цепко ухватив дьяка за руки, Андрей Иванович потянул его на себя, резким рывком продолжая движение несчастного, и на завершающей фазе с маху прислонил виском к остро выступающей над столом мраморной чернильнице. Брызнуло чернилами на бумаги, слабо ойкнув, дьяк всем телом завалился на стол, по его жирной спине пробежала мелкая дрожь.

– Да ты, никак, пьян, собака!!! – неожиданно громко взвизгнул Андрей Иванович, с трудом спихивая дородное тело на пол и пряча стоявшую на столе кружку в карман душегрея. – Спотыкаться на докладе?! Да я тебя…

На начальственный взвизг тотчас влетели из сеней двое приказных стражей с мушкетами. Испуганно глянули на господина, растерянно мигая на свет. При виде распростертого на полу тела приосанились, переглянулись понимающе – не повезло, однако, сегодня дьяку, угодил на самого!

– В подвал! – велел Андрей Иванович, коротко ткнув перстом на дверь. – Двадцать плетей за нерадение!

– А он… помре! – втянув голову в плечи, доложил один из стражей, первым ухвативший Никифора за шкирку. – Не шеволится совсем…

– И впрямь – преставился, – подтвердил второй страж, поелозив пальцами под бородой дьяка и закатав ему веко. – Вот неловко упал-то, господи прости…

– Ай-ай! – нешуточно опечалился Андрей Иванович. – Скот был, слов нет, но такой работяшший дьяк… Ай, жалко! Ну – тащите прочь, что ли. Шлите курьера: цирюльника со слободы, пусть посмотрит да приберет как надобно. Да поживее, сучье племя, – мне работать надобно…

Глава 5

…Да, дорогие мои, вот так вероломно с нами поступили служители культа: укололи, утащили, упаковали, увезли…

Стоп… А почему – с нами? Сначала ведь хотели забрать одного Бо – меня никуда не приглашали, это я помню очень хорошо. Зачем же тогда взяли обоих? Меня должны были бросить там, на аллее, как только я нырнул в свою цветную трубу и перестал быть опасен – я-то господам монахам совсем не нужен! Что за прихоть? Ни для противовеса же, чтобы верблюду было удобнее!

– Бо? – вопросительно вякнул я, втягивая голову в плечи. – Ты тут или как?

– Ну, – ответил Бо. – Тут.

Правильно я определил точку сопения: мой боевой брат находился совсем рядом – по ту сторону верблюда. А погонщик верблюжий – он же ближний конвоир – проявляет преступно-халатное миролюбие. Попробовали бы у меня пленные вот так переговариваться в бытность мою верным псом Родины, я бы им устроил веселое времяпрепровождение!

– Как оно вообще, Бо? – слегка осмелев, поинтересовался я. – Ты живой?

– Ну, – буркнул Бо.

– А почему не спрашиваешь – как я? – продолжал я развивать успех. – Или ты меня уже вычеркнул из своей жизни?

– П…болишь – значит, в норме, – высказался Бо. – Был бы ранен, уже ныл бы вовсю.

– Чего бы это я ныл? – неприятно удивился я. – Разве я не могу, как положено по уставу, стойко переносить…

– А ты по жизни нытик, – бесцеремонно оборвал меня Бо. – Чуть что не по-твоему – сразу ныть!

– Злой ты, – обиделся я. – Толстый, противный, злой и… и попадосный. Это из-за тебя мы попали.

– Я в курсе, – согласился Бо, однако в подробности вдаваться не пожелал – обстановка как-то не располагала.

– Конвоиры у нас – чайники, – совсем обнаглел я. – А?

– У них по-русски понимает только старший, – проинформировал меня Бо. – А он впереди едет.

– А команды пресекать болтовню не получили, – подхватил я. – А сами не догадаются. Тормоза!

– Нет, – возразил Бо. – Они просто не такие, как мы. Они думают по-другому… Говори еще.

– Еще? Пожалуйста. Вот тут меня мучает один вопросишко. – Я не стал себя упрашивать дважды. – Скверный такой вопросец, в общем-то, и ненужный, может быть… С тобой, в принципе, все понятно. Нет, по какому поводу – непонятно. Но в целом ясно: хотели – утащили… А меня?

– Да, залепуха. – Бо всегда понимает меня с полуслова – с ним мне не нужно утруждать себя оформлением своих измышлений в удобоупотребимые формы. Достаточно обозначить направление вопроса. – Херня какая-то. А щас спрошу…

И действительно: обратился к кому-то в пространство на своем языке. Как ни странно, один из конвоиров ответил на все его вопросы вполне миролюбивым тоном – и даже заткнуться не посоветовал. Чудные вы, ребятишки!

– Ну и что там? – с нетерпением поинтересовался я, дождавшись долгой паузы, вполне могущей означать окончание беседы.

– А все – п…дец тебе, – не стал успокаивать меня Бо. – Ты двоих монахов покалечил. Один – при смерти. Если сдохнет, тебя будут судить.

– Чего это мне – п…дец?! – страшно возмутился я. – Ну ни хрена себе! Напали, укололи, похитили… Да замучаются судить! Как только к ментам заявятся – они оттуда уже не выйдут…

– А кто тебе сказал, что они собираются к ментам? – поправил меня Бо. – У них свой суд. Если их человек умрет, они тебя подвергнут суровому испытанию. Правда, я не понял толком – какому именно.

– Прикалываешься? – не поверил я. – Что за испытание?

– Ни хрена я не прикалываюсь! – Бо даже тон повысил – огорчился моим тугодумством. – Ты сам подумай – какое испытание. Я в их обрядах ни хрена не смыслю – это ты у нас спец по всей этой херомути…

Воодушевленный сообщением боевого брата, я принялся лихорадочно ковыряться в кладовых своих познаний по части судебно-наказательных ритуалов тибетского толка и прикидывать на все лады, как мне оных ритуалов избежать.

Бо, несмотря на его кажущуюся монументальность и грубиянство великое, переживал – я чувствовал это по его мрачному сопению. Как же – затащил младшего брата в передрягу. У нас всегда было наоборот: по младости лет я частенько доставлял ему неприятности, а он выкручивался и меня выручал. А сейчас впервые в жизни получилось так, что я попался из-за него. Только вот не знаю, удастся ли выкрутиться…

Вот такая экзотика получилась. И даже через край. А когда через край – сами понимаете, это уже не радует. Этак и захлебнуться недолго.

– Я сам дурак – ты тут ни при чем, – успокоил я Бо. – Ты же меня не брал – я сам навязался. Вот и…

– А я дурак, что взял, – не согласился Бо. – Мог бы не брать. Но ты не ссы, я тебя не брошу. Если что – сдохнем вместе.

– Спасибо, братка! – возрадовался я. – Утешил, урод толстый…

Повисло тягостное молчание. Как всегда бывает в аналогичных ситуациях, в моем организме вовсю заработал синдром запоздалого раскаяния. Затревожился мой избалованный организм – не желал он после долгих лет благоденствия участвовать в каком-то неизвестном испытании с непредсказуемым финалом. Ему бы, организму, после всех этих перипетий в спортзале попотеть, в баньке прожариться, под искусными руками массажистки покряхтеть, за столом весело посидеть. А на десерт – с победным хрустом внедриться с разбегу в недолюбленную плоть степной красавицы. Вот это да, это нам по душе!

Да, по поводу запоздалого раскаяния. Попадая по младости лет в различные пакостные истории, я всегда горько сожалел, что не наделен каким-нибудь экстрасенсорным умением. Ну, хотя бы минимальным даром предвидения. Допустим, лезешь не туда, куда надо, а тебе – хрясть по башке! Не лезь – попадешь! И ты резво разворачиваешься и идешь себе мороженое кушать, благоразумно глядя со стороны на опасность, которой только что избежал.