Дикая степь

Часиков в пять пополудни возвращался в квартиру, принимал ванну, обстоятельно и долго кушал вкусный обед – он же ужин, приготовленный мастерицей-женой. За обедом, как правило, присутствовали отделенные молодые: несмотря на самостоятельность, по воскресеньям у них почему-то пробуждалась патологическая тяга к родителям. А вернее, к маминой искусной стряпне – отъедались за неделю, восстанавливались от одноразовых супов и разнообразных минутных вермишелей.

После обеда Тимофей Христофорович, желая уединиться от всех, опять шел в зимний сад и до вечера валялся там на широченной тахте, читая книги, лениво просматривая свой персональный малогабаритный «Samsung» и попивая чаек с плюшками.

Вот этот, пожалуй, самый приятный отрезок выходного дня и был прерван неурочным звонком. Звонком, который резко изменил спокойное течение жизни нашего положительного во всех отношениях председателя комиссии…

– Тебя. – Отделенный сын, дежурно гостивший насчет вкусного обеда и плюшек маменькиных, притащил в зимний сад трубу радиотелефона и легкомысленно сообщил: – Этот уже дня три названивает по старому адресу. Надоел – я ему твой телефон дал. Ничего?

– Чего? – Тимофей Христофорович, недовольно нахмурившись, взял трубку и произвел несколько резковатую отмашку от ширинки в сторону двери: сын имел приказ никому не сообщать нового номера телефона родителей. Приказ, увы, систематически не выполнялся – за полгода все старые «связи», с которыми Шепелев был бы рад разбежаться насовсем, номер узнали и регулярно досаждали напоминанием о былой дружбе. Человек из Администрации – это знакомство особого статуса, сами понимаете…

На канале висел однокашник по МГУ – заведующий Калмыцким краеведческим музеем Сергей Дорджиевич Сангаджиев.

Сие чудесное явление отдыхающего Шепелева изрядно озадачило. После окончания университета однокашники виделись единожды: было это в девяносто третьем, когда майор Шепелев в составе группы идеологического обеспечения был в Калмыкии на мероприятиях по подготовке к выборам нового хана.

Сангаджиев принимал однокашника с душой, широко и радостно: шашлык трое суток напролет в загадочной апрельской степи, катание на конях, много водки, стрельба из карабинов по чему-то движущемуся и какие-то разбитные любвеобильные девицы.

Шашлык был высший класс – впоследствии Тимофею Христофоровичу такого едать не доводилось. Водки оказалось слишком много, потом голова гудела, костер двоился и кони вверх ногами ездили. Карабины вследствие преступно-халатного обращения были утрачены.

С девицами получилось как-то невнятно. И получилось ли вообще – сейчас сказать трудно. Однако особых последствий не было – по прибытии Тимофей Христофорович экстренно проверился на концевую сноску, в результате чего обнаружился лишь вульгарный хламидиоз. Ну и слава богу. И на том спасибо.

– Здорово, пропащий! – жизнерадостно завопил на том конце провода однокашник. – Звоню целую неделю – нету тебя. Ну, думаю, все. Эмигрировал! А ты – вот. Ну как ты там?

– Здорово. Спасибо, ничего, – вяло сымитировал радость Тимофей Христофорович.

Чему радоваться? Человек восемь лет не вспоминал о твоем существовании, а теперь вдруг срочно возжелал пообщаться – неделю на телефоне висит. Только ли чтобы побеспокоиться о здоровье и делах? Держи карман шире! Звонит – значит, экстренно понадобились какие-то услуги.

– Тут у нас проблема небольшая получилась, – после положенных приветствий сообщил Сангаджиев. – Культурно-религиозного плана проблема. Я тут вспомнил, что ты у нас как раз по этой части – большой специалист… Помогать будешь?

– Что за проблема? – слегка взбодрился Шепелев. Оказывается, однокашник не знает об изменении его статуса! Это хорошо, это несколько упрощает ситуацию. Значит, и просить будет меньше!

– Да так, ничего особенного, – поспешил успокоить однокашник. – Справки навести о человеке. Мы сами пробовали – туговато идет. С твоими возможностями это будет полегче. Помогаешь?

– Валяй, – великодушно разрешил Тимофей Христофорович, с какой-то неуместной теплотой вспомнив вдруг те сумасшедшие трое суток в апрельской степи. Такого рода справки – не проблема. Если только человек не числится в закрытом реестре соответствующих служб. А заведующий краеведческим музеем с людьми такого типа по жизни пересекаться не должен. Почему и не помочь в таком случае?

Проблема заключалась в следующем. Есть на Тибете такой замечательный религиозный деятель – преподобный Синкаше. Это духовное имя, а в миру, среди учеников и почитателей, именуют его скромно и просто: Посвященный.

– Во что посвященный? – слегка заинтересовался Тимофей Христофорович. – Кем посвященный? И вообще, кто такой?

Ну разумеется – выходец из Калмыкии. Иначе бы не интересовались. Экстрасенс, маг, мастер духа и так далее. Учеников – море. Тридцать лет прожил на Тибете, ни разу на землю предков не наведывался. А тут откуда-то обрывочная информация поступила, что Посвященный вроде бы собирается приехать на историческую родину. С какой целью – неизвестно, когда – неизвестно. Вообще ничего неизвестно. Связь с Тибетом – никуда! Помогаешь?

– На Тибете звания просто так не дают, – благосклонно вник Шепелев. – Значит, этот ваш Посвященный не простой тип, верно?

Ой не простой, бачка-бачка – совсем не простой! Помимо всего прочего, принадлежит к высшей аристократии по сословно-генеалогическому признаку: предпоследний прямой потомок знаменитого хана Дондук-Омбо. Ветвь его хоть и не от законнорожденного наследника, зато хорошо сохранившаяся в калмыцком исполнении. Законных наследников – Дондуковых-Корсаковых, прижившихся при российском императорском дворе, – мы потеряли: те давно обрусели, растворились в гнилой российской аристократии, начисто утратили корни. А этот – настоящий калмык, предпоследний…

– Значит, есть еще и последний? – из вежливости поинтересовался Тимофей Христофорович – несмотря на глобальные исторические знания, полученные за последний год, калмыцкая тема для председателя комиссии была здоровенным белым пятном. Как-то недосуг было снизойти, масштабы исследований не позволяли. Знал про калмыка Городовикова – знаменитого кавалерийского генерала Гражданской войны. Еще знал, что была такая Калмыцкая Орда – здоровенная банда злющих монголоидных мужиков, гораздых сабелькой махать да с лука стрелять. Да – на лошадях они ездили, точно. И вроде бы успешно союзничали с Россией в каких-то военных походах. И все – на этом знания ограничивались…

Правильно угадал большой человек Тимоха – есть и последний. Племяш, сын ныне покойного родного брата Посвященного. Он уже далеко не юноша, три дочки у него, а будет ли продолжатель рода – неизвестно. Кстати, этот последний как раз сегодня после обеда приехал погостить на родину – он тоже живет где-то в России.

Но дело, разумеется, не в нем, Посвященный нас интересует гораздо больше. А этот последний как раз кстати именно потому, что есть генеральная задумка: по приезде Посвященного подготовить культурное мероприятие – встречу выдающихся деятелей науки и культуры Калмыкии с выдающимся земляком. И заснять телепередачу. И пригласить на эту встречу племянника – того, последнего. Вот это была бы изюминка…

– Ну и чего волну гоните? – снисходительно заметил Тимофей Христофорович. – Раз собирается этот ваш Посвященный – значит, приедет. Ждите себе спокойно – зачем беспокоиться?

Да не все так просто, дорогой ты наш большой человек Тимоха! Если приедет Посвященный – нужно организовать комитет по встрече, спонсоров привлечь, решить вопросы с культурной программой, проживанием и так далее. А ну как не приедет? Вдруг информация неверная? Получится, что зря людей побеспокоили, на ровном месте шум подняли, выступили в роли этаких несерьезных горлопанов – в общем, большой удар по престижу. Помогаешь или где?

– Ладно, попробую. Сделаю все, что в моих силах, – пообещал Тимофей Христофорович. – Оставь свои координаты – перезвоню…

При всех недостатках, присущих Тимофею Христофоровичу, в одном замечательном качестве ему отказать было нельзя: он был по-военному конкретен. Если Шепелев, крепко набравшись на одной из нечасто случавшихся дружеских вечеринок, негромко сообщал коллегам что-то типа «Я вот тому сейчас физиономию откорректирую – достал он меня!», то коллеги, в зависимости от обстоятельств, сейчас же делали одну из двух вещей: либо тащили соратника на выход, либо серьезно просили кандидата на коррекцию физиономии быстренько убраться из Тимошиного поля зрения. Потому что твердо верили: сказал – значит, непременно поправит. Привыкли к такой приятной обязательности.