Страница 12 из 22
— Хепвуд вам не сказал ничего нового, товарищ подполковник. Все эти данные нам хорошо известны. Но к нам в Советский Союз господин Лидсней приехал как журналист. А мы люди гостеприимные... Милости просим, гостям всегда рады. Лидсней в своих газетах и журналах много пишет, правда, больше о природе, о пейзажах разных, но выбор тем, как говорится, — его частное дело... Вот, собственно, и все, что я могу добавить к тому, что вам сообщил Хепвуд, — закончил майор Уваров. — А вообще, характеристика журналиста Гарольда Лидснея матросом дана правильная...
Майор еще раз обещал немедленно доложить генералу о своем разговоре с Рославлевым и дружески порекомендовал последнему ждать в ближайшее время указаний руководства по всем вопросам.
Телефонный разговор закончился. Ну, что же, ждать — так ждать. У подполковника было много и других самых различных дел. Все они требовали его личного вмешательства, по многим из них следовало ознакомиться с солидным справочным материалом, с докладными записками подчиненных, принять решения.
Большим усилием воли Рославлев заставил себя переключиться с дела «Виргинии» — так он мысленно для себя называл историю, связанную с иностранным матросом, — на другие дела. За последние дни их накопилось изрядное количество. А с утра надо будет заняться этим человеком в соломенной шляпе и черных очках...
Рославлев прошел к сейфу, вытащил пухлую папку с бумагами и с решительным видом вернулся к столу. Переключаться — так переключаться!..
В кабинете было тихо. Подполковник читал какое-то объемистое дело и красным карандашом отмечал в настольном блокноте важные для себя детали.
Слабый звонок городского телефона отвлек его от работы. Рославлев взглянул на часы: 22 часа 30 минут... Наверное, из дома. Жена, как всегда, ждет к ужину, а дочурка уже, очевидно, спит, она и сегодня не дождалась папы.
— Я слушаю. Кто говорит? — спросил Рославлев, по привычке тихо, предполагая, что услышит голос жены. Видимо, ответ, прозвучавший по телефону, удивил и даже озадачил подполковника. Он еще крепче прижал трубку к уху и повторил вопрос: — Кто говорит? — и только получив повторный ответ, удовлетворенно, с нескрываемой радостью, произнес: — Да, это я, Рославлев. Слушаю вас, товарищ полковник.
Невидимый собеседник говорил довольно долго. Подполковник внимательно слушал, стараясь не проронить ни одного слова. Придвинув блокнот поближе и переложив трубку в левую руку, он стал отвечать на вопросы и записывать.
— Хорошо... очень хорошо... Нет, никаких следов... Пока ничего... Это можно. Есть! Конечно, немедленно...
Эти и другие, столь же лаконичные реплики Рославлева свидетельствовали о том, что он сейчас же, без всякого промедления, приступает к выполнению задания, переданного ему по телефону.
Так оно и было в действительности. Закончив разговор и положив трубку, подполковник вызвал дежурного офицера. Сегодня дежурил лейтенант Марушкин. Высокий, плечистый, в ладно сидящем кителе, лейтенант вошел в кабинет и остановился у стола.
— Лейтенант Марушкин по вашему приказанию...
«Богатырь!» — подумал Рославлев, окидывая взглядом атлетическую фигуру Марушкина. И тут же невольно улыбнулся, представив себе, как расправлялись Марушкин и не уступающий ему по силе лейтенант Зотов с преследователями Хепвуда.
— Вот что, товарищ лейтенант, — официально сказал Рославлев, отводя глаза и пряча улыбку. — Мне очень нужен командир сторожевого катера мичман Бадьин. Знаете такого? Его адрес у нас имеется. Навестите его сейчас же. Если мичман уже лег спать, не беспокойте, передайте только, чтобы завтра рано утром зашел ко мне. Ну, а если он еще бодрствует, попросите зайти сегодня... сейчас. Скажите, что ненадолго. Есть у меня к мичману короткий, но очень серьезный разговор. Выполняйте!
Когда лейтенант Марушкин ушел, подполковник Рославлев зашагал по кабинету. Вид у него был веселый, довольный. Он даже начал насвистывать мотив песенки из «Веселых ребят»
Подполковник очень редко позволял себе такие вольности...
Через минуту он снял трубку телефона и позвонил домой.
— Машенька, — сказал он мягко. — Видишь ли, дорогая... Я сегодня немного задержусь... Опять?.. Да, опять... Любушка спит? Хорошо... Постараюсь через час быть дома... Ты ложись, отдыхай... Спокойной ночи!
Глава VIII
В КВАРТИРЕ МИЧМАНА БАДЬИНА
Домик семьи Бадьиных находился на Набережной улице. Это название она получила потому, что тянулась вдоль берега моря, недалеко от порта. По обеим сторонам улицы — белые, зеленые, розовые дачные домики, огороженные аккуратными заборами. За каждым забором виднелись кусты сирени, фруктовые садики, цветочные клумбы. Вся улица была засажена высокими густыми деревьями, их ветви во многих местах переплелись и образовали зеленые арки, сквозь которые почти не пробивались солнечные лучи.
Жена мичмана Бадьина была хорошей хозяйкой и содержала всю усадьбу в образцовом порядке. С утра до вечера она хлопотала то в комнатах, то в саду, и всюду за ней медленно шествовал пушистый домашний пес «Шалун», всем своим видом выражая преданность хозяйке и готовность исполнить любое ее приказание.
Мичман Бадьин всю свою жизнь провел в море. Прослужив много лет матросом на больших военных кораблях, пройдя во время войны все «огни и воды» — в буквальном смысле этого слова, так как он несколько раз тонул и горел, — Бадьин, как опытный бывалый моряк-сверхсрочник, был произведен в мичманы и назначен командиром сторожевого катера. Катер был небольшой, команда — малочисленна, но на флотской службе для Бадьина не существовало никаких исключений. Он настолько сжился с морем, с флотом, так крепко любил свою морскую профессию, что и в самом маленьком суденышке, в самом хрупком лимузинчике видел частицу могущества Советского Военно-Морского Флота и свою новую службу нес так же образцово, как нес бы ее на самом большом крейсере. На своем быстроходном катере он и впрямь чувствовал себя командиром «броненосца», как он шутя, с любовью называл это маленькое судно.
Экипаж «броненосца» — молодые, веселые ребята — был отлично натренирован. К тому же все «орлы» экипажа овладели двумя-тремя специальностями и могли в любой момент заменить друг друга — у мотора, у пулемета, у рации. Это особенно радовало старого моряка. Даже больше — он гордился этим и не раз повторял своим подчиненным полюбившуюся ему фразу: «У нас своя математика». Это означало, что количество матросов на катере надо увеличить по крайней мере втрое. Полученная цифра и будет означать «боевой штат» и боевые возможности экипажа катера.
Уже два года Бадьин жил в Черноморске и стал понемногу привыкать к оседлой жизни. К ней по мере сил приучала мужа Ксения Антоновна — жена Бадьина. Она считала, что ее «старику» пора уже «угомониться» и пожить с семьей. Правда, один из членов семьи, старший сын Бадьина, учился в Ленинграде, в Военно-морском училище, и приезжал домой только на каникулы. Зато младший сын Андрейка — непоседа, пионер-тимуровец — требовал не только материнской ласки, а и отцовского глаза и внимания.
Послушал ли Бадьин советов и просьб жены или уж так сложились его служебные дела — неизвестно. Но теперь он жил в городе, в семье, службу нес то в море, то на берегу, а в свободное время даже помогал своей жене в ее домашних заботах. Бывший боцман, он был человеком хозяйственным, мастером на все руки, и всякая работа у него спорилась.
На многих кораблях у Бадьина были старые друзья и приятели. Некоторые из них служили раньше под началом мичмана, считали себя его учениками и, несмотря на его строгость и требовательность, любили старого моряка, привязались к нему. Как только кому-нибудь из них случалось получить увольнение на берег, он непременно «заплывал» и в домик Бадьина. Здесь всегда встречали с распростертыми объятиями: каждый моряк считался почетным гостем.