Страница 8 из 8
Маратов перестал тянуть свитер, посмотрел в окно. Пасмурно. Осень, конец сентября. Нижние окна соседних домов отливают желтым – это деревья смотрятся в них, смотрятся и грустят о прошедшем веселом лете. Он вспомнил другую осень, подготовку к первой выставке, суету, радостное возбуждение, предощущение чего-то значительного, великого, светлое пятно Наташиного лица в ночи, холодный фужер с шампанским, прижатый ко лбу, и как он шептал в маленькое, нежное ее ушко: «Это мой шанс, я чувствую, мы уедем к черту из этого городишки, мы будем жить в Москве, она падет ниц передо мной, как не пала перед Наполеоном…»
– Картины не приносят большого дохода, – негромко проговорил он. – Здесь нет истинных ценителей. А за реставрацию икон он платил очень прилично. Самое главное, что я не спрашивал, откуда они. Я и вправду не знал, откуда они. Вы верите? – Он заглянул в глаза Колотову. – Верите?
Колотов молчал, безучастно разглядывая Маратова.
– Он звонил сегодня утром, – продолжал погрустневший художник. – Сказал, какие-то неприятности у него, сказал, что позвонит завтра после двух и заедет за товаром, в смысле – за готовыми досками…
– Наши сотрудники останутся у вас, – сказал Колотов. – Придется не выходить никуда, покуда он не придет. Потерпите. Ну а потом подумаем, что с вами делать.
Он не мог заснуть до трех часов ночи – старался запомнить, как разговаривал с художником, пытался поточнее вспомнить выражения, которые употреблял в допросах Питона и Гуляя, восстанавливал эмоциональное состояние, в котором пребывал в те моменты, – нельзя же осрамить великий милицейский клан перед этими фасонистыми киномолодцами – и утром уже четко знал, что и как будет говорить на допросе с киношным жуликом.
В управление он вошел веселым, бодрым, подтянутым, несмотря на то, что спал-то мало. Заглянул в предоставленный съемочной группе кабинет. Капаров тоже был сегодня бодрый и подтянутый. Он обрадовался, увидев Колотова, улыбаясь, заспешил навстречу.
Колотов машинально кивнул, не сводя глаз с черного зрачка камеры.
Капаров поймал его взгляд, хмыкнул.
– Она еще не работает, – сказал он.
– Я вижу. – Колотов постарался произнести эти слова сухо и безразлично.
– Для начала прорепетируем. Хорошо? – Капаров все время улыбался и делал доброе лицо, будто разговаривал с малышом.
Колотов поудобней расположился за столом.
– Расслабьтесь, – посоветовал режиссер. – Забудьте о камере, о дигах, о людях, обо мне… Постарайтесь забыть. Люди вашей профессии должны уметь отключаться.
– Я отключился, – неуверенно произнес Колотов.
– Вот и прекрасно, – сказал Капаров. – Начнем. Представьте, что я задержанный. Вот я сажусь напротив. – Режиссер сел. – Я расстроен, мрачен, весь в себе. – Режиссер понурился, поджал губы, с нехорошим прищуром покосился на Колотова. – Импровизируйте, – осиплым в студеных застенках голосом проговорил он.
Колотов откинулся на спинку стула, постучал пальцами по столу, поднял глаза на режиссера, открыл рот, набрал воздуха, застыл так на мгновенье и выдохнул, помотав головой.
– Ну что? – тихим, терпеливым голосом спросил режиссер.
– Сейчас. – Колотов переменил позу. Он оперся на стол руками и подался вперед, набрал воздуху…
– Вы будете говорить или нет? – вдруг произнес он едва слышно текст сценария и по инерции продолжал. – Лучше признавайтесь сразу…
Режиссер сочувственно посмотрел на него и негромко засвистел незатейливый мотивчик из телефильма про знатоков.
– Так, – сказал он, когда закончил насвистывать. – Что случилось?
Колотов молча пожал плечами и закрыл глаза. Он увидел Питона, его смуглое, брезгливое лицо, его большой, тонкий рот, кривящийся в усмешке…
– Сейчас, – сказал он. – Минуту.
– Может быть, создать обстановочку? – поинтересовался Капаров. – Вы тогда соберетесь. Знаете, как бывает в эстремальных ситуациях? – он крикнул за спину: – Саша, Володя, Семен, давайте свет, звук, готовьте камеру.
Ударили белым диги. Под веками защипало. Колотов зажмурился.
– Сейчас привыкнете, – уже невидимый из темноты успокоил Капаров.
На какое-то время все словно забыли о Колотове. Режиссер громко и раздраженно отдавал указания, шумно засуетились люди из съемочной группы, оператор ругался с помощником из-за какой-то кривой бобины. Колотов тем временем курил и усиленно сосредоточивался.
– Все! – крикнул наконец режиссер. – Работаем. – Он снова сел на стул, сделал бандитское лицо, сказал Колотову с хрипотцой, нажитой в жестоких карточных спорах: – Сегодня снимаем только вас. Я подыгрываю за актера. Давайте. Приготовились, – крикнул он. – Хлопушка! Мотор! Начали!
Застрекотала камера, затихли в темноте киношники. Колотов сначала откинулся на спинку, некоторое время пристально смотрел на Капарова. «Хорошо», – подбадривая, прохрипел режиссер, потом Колотов стал угрожающе наклоняться вперед, пальцы его побелели, вжимаясь в стол, он открыл рот, вздохнул…
– Вы будете говорить или нет?! – рявкнул он. – Лучше признавайтесь сразу!..
– Стоп! – скучно приказал режиссера – Довольно. Пленка у нас в стране дорогая…
Оператор снял кепочку, провел рукой по волосам, Потухли диги, медно мигнув напоследок.
Капаров помассировал шею, медленно поднялся, подошел к неподвижно сидящему Колотову, положил ему руку на плечо.
– Не расстраивайтесь. Ерунда, – сказал он. – Мы найдем актера.
Ассистенты и рабочие, переговариваясь, потянулись к двери, «Сегодня я возьму Стилета, – подумал Колотов, – и все будет хорошо».