У Германтов

Марсель Пруст

У Германтов

В центре повествования

Роман “У Германтов” (или “Сторона Германтов” – “Le Côté de Guermantes”) занимает в семитомной эпопее Марселя Пруста “В поисках утраченного времени” центральное место. Он подхватывает сюжетные нити, намеченные в предыдущих двух томах, и сплетает новые, которые найдут разрешение в последующих. Здесь, в этом романе, по существу заканчивается детство и ранняя юность героя, он входит в жизнь повзрослевшим и уже умудренным некоторым опытом, как в области чувств, так и общественных связей. В этом романе Пруст подходит к одной из основных тем эпопеи – изображению аристократического общества, что неизбежно приводит к резкому перелому в жизненной судьбе героя, в его взглядах, настроениях, суждениях, оценках. Наступает пора утраты иллюзий. Если до этой части герой двигался в познании сложных закономерностей жизни в основном “по направлению к Свану”, то есть к раскрытию “жизни сердца”, к искусству, к красотам природы, то теперь наступает черед совсем иных, если угодно, социальных оценок, что связано с движением “по направлению к Германтам”. Это “направление” существовало и раньше, в первых томах, но там оно было несбыточным и неосуществленным. Там герой делал на этом “направлении” лишь первые шаги, так и не совершая этот путь до конца. Там, в первых книгах, герой смотрел на общество все-таки со стороны, теперь же он знакомился с ним “изнутри”.

Фамилия “Германты” возникает на страницах прустовской эпопеи едва ли не с первых глав первого же тома. Это и важнейший “блок” персонажей, с которыми герою предстоит в дальнейшем постоянно общаться, и всеохватный символ, обозначение многовековой культурной и мировоззренческой традиции, истоки которой уходят чуть ли не в долетописное Средневековье. Для Пруста была очень важна вот эта “медиевальность” этой группы персонажей, что резко отличает их от большинства других действующих лиц книги.

Пруст долго искал подходящую аристократическую фамилию, колебался, перебирал возможные варианты. В незавершенном романе “Жав Сантей” (этом “первом подходе” к “Поискам утраченного времени”) будущим Германтам соответствует знатное семейство Ревейонов, в черновых вариантах встречаются Ломы, Вилльебоны, Гарманты. О своих поисках он писал друзьям, советовался с ними, торопил и понуждал ему помочь. Друзья медлили, Пруст раздражался; так, он писал Жоржу де Лорису, литератору и светскому человеку, в декабре 1910 года: “Я все еще не знаю, сказал ли вам Франсуа де Парис вполне определенно, что я могу совершенно свободно воспользоваться именем Германтов, которых я хочу одновременно прославить и облить грязью” (последнее замечание запомним). Как видим, фамилию эту Пруст не выдумал, он нашел ее в каких-то старых справочниках типа “Готского альманаха” или где-то еще (но не в знаменитых “Мемуарах” Сен-Симона, как можно было бы предположить). Его знакомый виконт, затем маркиз, Франсуа де Парис (1875–1958) был в близком родстве с владельцами замка недалеко от Парижа, в департаменте Сена-и-Марна, что в старинной французской “земле” Бри, знаменитой своим несравненным сыром. Замок назывался “Германт”. Он известен с начала XVII века, когда его стал обустраивать некий Клод Виоль, королевский советник. Его потомки продали замок в 1693 году крупному чиновнику Полену Прондру, сын которого получил титул маркиза Германтского. Владение (и титул) переходили от отца к сыну, пока мужская линия семьи не пресеклась со смертью Луи Прондра, графа Германтского (1775–1800). Его юная жена снова вышла замуж, и замком стали владеть новые хозяева. Мария де Пюисегюр, баронесса де Лоренти (1830–1913), владела замком во времена Пруста. Что касается титула, то он к ней не перешел, как и к ее внуку Франсуа де Парису. Существует замок и в наши дни, но посетить его нельзя: на воротах висит табличка: “Частное владение. Вход запрещен”.

Вот откуда Германты появились в книгах Пруста. Но многие исследователи творчества писателя полагают, что на имя “Германты” навело Пруста не знакомство с Франсуа де Парисом и долетевшие слухи о красивом замке в парижских окрестностях, а опера Рихарда Вагнера “Парсифаль” (1882). Пруст Вагнером увлекался и, видимо, хорошо знал все его оперы, в том числе и эту. В отличие от немецкого средневекового куртуазного романа, автором которого был миннезингер Вольфрам фон Эшенбах (ок.1170 – после 1220), в опере едва ли не главным персонажем является старый рыцарь Гурнеманц; он во многом направляет действия других персонажей, в частности заботится о тяжело больном короле Грааля Амфортасе, наставляет юношу Парсифаля, старается противостоять злым козням волшебника Клингсора и т. д. Он олицетворяет собой традиции истинной рыцарственности, поэтому он знает старинные предания, это, собственно, он вводит в “курс дела” и слушателей вагнеровской оперы, и ее более молодых персонажей. Не приходится удивляться, что некоторые из них упомянуты в книгах Пруста.

Писатель неоднократно заявлял, что он не пишет “книгу с ключом”, что не следует искать прототипов его героев, так как каждый из них соединил в своем облике черты многих его знакомых или просто известных людей того времени. Лишь для одного он делал исключение – для Шарля Свана (центральный персонаж первого тома). Но здесь Пруст явно лукавил: еще один герой его повествования имел несомненного, легко узнаваемого прототипа. Это герцогиня Германтская Ориана. Ею была графиня Элизабет Греффюль (1860–1952), признанная светская красавица и меценатка. Она коллекционировала живопись и обожала музыку. Так, она способствовала знакомству французской публики с пением Шаляпина и Карузо, она была организатором первых концертов в Париже Вагнера и Рихарда Штрауса, поддерживала балетные начинания Сергея Дягилева. Пруст был представлен графине Греффюль, но еще до этого он увидел ее как-то в Опере и затем, как вспоминали современники, ездил часто в театр, чтобы перед началом спектакля увидеть, как графиня со своей царственной осанкой неизменно в изысканных нарядах неторопливо поднимается по длинной широкой лестнице парижского оперного театра.

На страницах прустовских книг читатель знакомится с очень многими представителями семьи Германтов. Назовем основных. Прежде всего это Базен, герцог Германтский, его жена (и кузина, то есть тоже из Германтов) Ориана, его брат Паламед, барон де Шарлю, их сестра графиня де Марсант, мать приятеля героя Робера де Сен-Лy. Рядом с ними – их двоюродный брат Жильбер, принц Германтский, и его жена Мари, урожденная герцогиня Баварская. Все они имеют племянников и племянниц, более дальних родственников. Назовем здесь маркизу де Вильпаризи, тетку “основных” Германтов. И все они имеют очень знатных предков. Пруст придумывает им блестящую родословную, протягивая фамильные нити чуть ли не к французскому королевскому дому, в частности к королю Людовику VI Толстому (XII век), а также к прославленному феодальному роду Лузиньянов, с которым связаны романтические сказания о прекрасной женщине-змее Мелюзине. Воображаемый предок семейства, Жильбер Дурной, сир Германт, изображен на витраже в церкви Святого Илария в Комбре, где проходят детские годы героя прустовских романов. Среди предков Германтов Пруст числит военачальников, государственных деятелей, придворных, членов Французской академии и т. д. Вспоминать их всех страстно любит барон де Шарлю, это олицетворение сословной спеси, увлеченно погружающийся в генеалогические рассуждения, но и герцог, и особенно принц Германтский не чужды откровенной гордости за своих прославленных предков.

На страницах прустовских книг происходит постепенное измельчание, если не полный упадок семьи Германтов. Процесс этот в нашем романе только начинается. Сначала лишь герой все более и более разочаровывается в Германтах, открывает для себя и их обыденность, и мелкость побуждений, и их черствость. В этом отношении очень красноречив конец романа: герцог и герцогиня собираются на званый вечер, но в этот момент узнают, что умирает их кузен маркиз д’Осмонд; они делают вид, что не получили этого печального известия и отправляются на прием. Сцена эта разработана Прустом поистине с толстовским мастерством и силой (недаром русский писатель не раз упоминается в романе).