Страница 6 из 10
– Конечно: ходим, грязные и не мытые, вот и дарят нам мыло…
Естественно, больше всех смеялась мама…
Пройдёт немало лет. Как-то, будучи на пенсии, мама сунется за очередным куском мыла и … надолго застынет в изумлении: заветный ящичек окажется пуст.
И тут я вдруг замечу, как глаза её увлажнятся, и по щеке сползёт ностальгическая слезинка.
– Надо же! – тихо прошепчет мама. – До меня только что дошло: я поймала себя на мысли, что никогда в жизни не покупала мыла. Обыкновенного куска мыла!
И, в следующую секунду, взглянув на моё недоуменное и вытянутое лицо, она не сдержится и громко зальётся своим неповторимым смехом.
Немного о колоде и кочерге
Мне часто вспоминается моя бабушка, с худыми натруженными руками, сетью испещрённых, выпуклыми прожилками, вен. Теперь, когда её не стало, я все больше и больше осознаю и заново переоцениваю эту кроткую и до невозможности скромную личность. После неё мне более не приходилось встречать в своей жизни людей подобного типа. Да они и не вписываются в нашу сегодняшнюю действительность с её холодной расчётливостью и потребительством.
Даже, навещая свою дочь (мою маму), она умудрялась с собой в тряпочке принести немного мяса, дабы не обременять своим присутствием наш семейный бюджет.
Она вставала затемно, в пять часов утра и, приоткрыв дверь своей комнаты, садилась незаметно у окна и молилась.
«Рано утром ангелы разносят по домам благую долю („ризк“), которую важно не проспать» – частенько говаривала бабушка. На всю жизнь западут мне в душу её слова, которые она, в свою очередь, слышала от своих родителей: «Сон – брат смерти».
Мне очень хочется верить, что там, на небесах, её душа сполна вознаграждена и кружится в восхитительном хороводе ангелов и херувимов. И, если не она, то кто же ещё?..
Сколько себя помню, почти всегда, придя домой к дяде, где проживала моя бабушка, я заставал её на кухне («ошхона»), где она постоянно что-то стряпала.
Помню, как я смеялся и искренне недоумевал, – почему она, сидя на корточках и поставив перед собой деревянную колоду («кунда»), рубит и измельчает специальным ножом («корд-и ош») мясо. Ведь, для этого специально люди давно уже придумали мясорубку, которая за считанные минуты перемолотит любое мясо? Но бабушка никогда не спорила. И продолжала методично и однообразно отстукивать и совершать, вошедшие в привычку, движения.
И даже потом, уже сидя за ужином и нахваливая изумительные по вкусу блюда, приготовленные искусными руками, я продолжал удивляться её терпению и усидчивости, не понимая самого главного – всё самое вкусное готовится исключительно вручную, и никакая мясорубка, никакой самый совершенный агрегат не в состоянии заменить собою обычные человеческие руки. Это до меня дошло позднее, когда мне перевалило за сорок.
И вообще, я обратил внимание, что почти все блюда бухарской кухни держатся исключительно «на руках» и это, конечно же, неудивительно. Традиции, особый многовековой уклад и преемственность в передаче опыта последующим поколениям не могли не наложить особый отпечаток на бухарцев во всем, не исключая и такую область, как кулинария. Здесь, пожалуй, наиболее ярко и рельефно ощущается и проявляется эта связь с предыдущими поколениями. Для этого достаточно будет войти практически в любой дом Старого города, где до сих пор можно увидеть на кухне многочисленную утварь и предметы, изготовленные кустарным способом. И все они находят своё применение в деле, а не лежат на полках как антиквариат.
Я очень сожалею, что очень поздно стал проявлять интерес к подобного рода вещам. Потому, что сейчас в молодых семьях многое из того, что осталось нам в наследство от наших бабушек и дедушек, стало постепенно вытесняться предметами и агрегатами современной промышленности. Нет, я не за возврат к прошлому и техническая революция не будет стоять на месте. Это понятно. Как понятно и то, что с исчезновением старинной утвари, предполагающей со стороны человека личное участие и заменой ее новейшими технологиями, ради экономии времени и дешевизны труда, без сомнения мы теряем нечто более ценное, чем просто «бабушкина колода» или «дедушкина кочерга».
Вот почему я радуюсь тем небольшим «островкам», которые остались не завоёванными научно-техническим прогрессом. Рискну даже произнести крамольную мысль, что закралась мне в этой связи в голову: мне кажется, что каждое новое достижение научно-технического прогресса (пылесос, стиральная машина и т. д.), привнося в наш дом облегчение, одновременно также способствует притуплению приобретённых, в своё время, полезных навыков и ведёт к лености всего организма, расхолаживая и приводя в отдельных случаях к полной и окончательной деградации личности. В итоге, человеку лень не только пошевелить рукой, но даже собственными мозгами.
А последние также нуждаются в некотором упражнении, дабы мы не потеряли окончательно способность правильно думать и мыслить.
По отцу же, можно сказать, наш род происходит от сейидов – (араб. – вождь, господин, глава) почётный титул у мусульман для потомков пророка Мухаммада (сас), но это, конечно же, не так. Хотя, по одной из сомнительной версий, наш род ведёт свою генеалогию от учителя Баховаддина Накшбанди – Амира Кулола.
Наша фамилия объясняется достаточно просто. В советское время жить без фамилий и без паспорта было не только невозможно, но и безнравственно, аморально и даже преступно. Что же придумали большевики? А ничего особенного: имена всех старших членов и глав семей просто превратили в … фамилии. Таким образом, проблема в одночасье была снята с повестки дня и все, чьи деды звались Юсупами, отныне стали именоваться Юсуповыми, Ахмады – Ахмадовыми, Махмуды – Махмудовыми и так далее. Так мы и стали Саидовыми.
Как известно, самое трудное – писать о своих. Сложно оставаться беспристрастным, когда дело доходит до родных и близких. Какой уж тут, к черту, объективный взгляд; разве могут иметь хоть какие-либо недостатки и изъяны наши папы, мамы, бабушки и дедушки? Бред, да и только.
И, все же, я рискну совершить робкую попытку – представить, насколько это возможно, со стороны биографию своих предков. Вернее, даже не биографию, а некоторые фрагменты и обрывки из баек, что имеют место быть почти в каждом доме.
Мой прадед был репрессирован и умер в тюрьме Занги-Ато (под Ташкентом) в 1938 году. При каких обстоятельствах он умер и где похоронен – неизвестно. Известно только, что его сын кори-Ахад встречался с сокамерниками прадеда: они показали сыну могилу отца (скромненький холмик без каких-либо опознавательных табличек), над которой была прочитана молитва и передали ажурную тонкую накладку в форме круглого орнамента, сделанную из серебра и украшавшую некогда верхнюю часть футляра (носкаду) для хранения среднеазиатского табака (носвой). Кори-Ахад признал эту вещь и сохранил её как память об отце (нишона).
На оборотной стороне этой фотографии рукою моего прадеда Саида карандашом сделана запись арабской вязью. В пронумерованном порядке перечислены все члены семейства. Удалось прочитать текст полностью. Первый справа внизу – мой папа – Саидов Бахшилло Абдуллаевич в 7-летнем возрасте (1925—1991). Но правильнее, пожалуй, будет начать моё повествование не с прадеда, а с его отца, то есть прапрадеда, которого звали Юсуф.
Юсуф
О прапрадеде информации накопилось совсем немного, однако, и то немногое, что удалось узнать, завораживает своей поистине мистической историей, и, отчасти, проливает свет на некоторые традиции нашего рода, поддерживаемые многочисленными потомками и по сей день.
Достоверно можно утверждать только то, что родился он в первой половине XIX-го столетия, приблизительно между 1835 – 1845 годами. Каков был социальный статус семьи, где родился Юсуф, нам неизвестно, но уже к 20 -25-ти годам он сам становится отцом семейства и, судя по тому общеизвестному факту, что где-то в 1870 – 1875 годах он покупает дом (который и по сей день стоит и входит в число старинных домов, охраняемых государством) и нанимает для росписи главной залы художников (что мог себе позволить не каждый рядовой горожанин), можно смело сделать вывод, что происходил он далеко не из бедной семьи.