Страница 72 из 83
Вот бабочка села на плечо — тяжелая, как булыжник. От ее веса опять свело руку — от кисти до предплечья. Йохан хотел прогнать насекомое, но не сумел пошевелить даже мизинцем. Сонное оцепенение навалилось и сковало его от макушки до пят. Даже боль утратила остроту, сделалась унылой и тянущей. Он чувствовал, что лежит в неудобной позе, согнутый и перекрученный, и с каждой секундой теряет силы, — но ничего не мог поделать.
«Надо вспомнить… вспомнить… — говорил он себе, — ведь остался же кто-то там, наверху, ради кого стоило бы выкарабкаться, оттаять, жить дальше… Элла?» Йохан старался вызвать в памяти образ жены — цыплячья шея в грубом воротнике, неправильно, в спешке застегнутые пуговицы, отчего халатик перекосился. Острые пальцы комкают на спине его рубашку. «Что, так и уедешь? В такое время — не будешь рядом?» — «Ну и что, при чем тут я?» Он не испытывал к ней жалости. Вообще ничего не испытывал. Действительно, при чем тут он? Кто ему эта женщина? Кто он ей? Он себя самого не способен пожалеть, тем более — другого.
Пустота, в какие одежки ее ни ряди, все равно остается пустотой. Хорошо, если внутри обнаружится хотя бы проводок. Тот, который приводит в движение все остальное. Йохан заглянул внутрь себя — и понял, что проиграл. Никакого проводка. Последняя куколка оказалась полой.
Каменная глыба в паре шагов от него оплывала огромной свечой, и что-то странное на ней прорисовывалось, что-то, смутно напоминавшее человеческое лицо. Большой, смело очерченный нос, переносица почти без перегиба — от самых бровей, высокие скулы, нижняя губа — пухлая, а верхняя — вялая, изжеванная. Такой рот выдает слабость. Скошенный подбородок — как у неандертальца. Йохану неприятно смотреть, его тошнит, он ненавидит это лицо, но черты постепенно выкристаллизовываются, проступают все четче и четче. Камень — это по сути своей зеркало, только очень медленное, очень тягучее. Отражаешься в нем не сразу, а сперва краешком, фрагментом души. Тайным желанием, какой-нибудь глупостью — обрывком детства, пустой беседой, кадром из фильма, который посмотрел полгода назад, любимой ручкой, потерянной в шестом классе, первой пещерой, запахом лекарств и мочи, ужином в кемпинге вместе с друзьями.
Под каменной головой начали проявляться могучие плечи, грудь, живот, округлые колени… Грубый слепок с человека.
Йохан с трудом понимал, где он, а где — отражение, так: размылась, растянулась влажной пленкой по камням его собственная личность. На какую-то долю секунды вспыхнуло желание жить, настолько острое, что он застонал в давящем своем полусне, и ему почудилось, что истукан напротив — застонал тоже. Вспыхнуло и перегорело, как лампочка. Йохан остался в темноте.
— Черт знает что такое! — возмущался Хайко Керн за закрытой дверью. — Просто черт знает что!
Эрика остановилась и прислушалась. Она не понимала, с кем говорит психолог, но второго голоса не было слышно, так что, похоже, разговор велся по телефону.
— Вообще-то, дело полиции устанавливать его личность. Но ерунда какая-то. Форменная ерунда. Что? Да, фотографии я видел, конечно. У него брата-близнеца не было? Нет? Странно, очень странно.
Не то чтобы все это как-то ее касалось — скорее, нет. Она — всего лишь практикантка. Но что-то заставило Эрику прислониться к стене и дождаться, пока психолог повесит трубку и, пошуршав с полминуты бумагами, выйдет из кабинета.
— Здравствуйте, господин Керн. Извините, я опоздала на четверть часа, из-за автобуса, но группа у меня начинается только в…
— Да-да, — быстро сказал психолог. — Очень хорошо.
Он хотел обойти докучливую практикантку и бежать дальше по коридору. Его голубая рубашка с резиновым якорем поверх кармана, надувшись ветром, уже летела вперед — нетерпеливая, как парус. Во всяком случае, так показалось Эрике.
— Простите, что задерживаю, но… что-то случилось?
Керн взглянул на нее с удивлением.
— Да… да, вам, наверное, следует знать, фрау Каспер. Звонила жена Йохана Фетча, бывшая в смысле, и сказала, что в той пещере, под Зальцкаммергутом, нашли останки ее мужа. ДНК-анализ подтвердил и все такое. Вчера были похороны. А теперь вопрос — кто же такой наш пациент, мнимый, так сказать, Фетч?
— Мнимый… — ошарашенно повторила Эрика.
Она никогда не читала в Сети ни о райских уголках, ни о пещерном зеркале и не знала, что камни бывают молодые и любопытные. Она и вообразить себе не могла, как о скалы разбивается душа, но правда словно вырвалась из глубины сердца: «Они вытащили из-под земли не того истукана!»
Хайко Керн направился к корпусу «острых». Йохан Фетч — вернее, мнимый Фетч — сидел на лавочке под яблоней-китайкой, привычно сгорбленный, как огромный холм, и пятнистый от просеянного сквозь листву солнца. Он гулял перед завтраком. С каких это пор у Фетча появилась привычка гулять? Месяц назад его невозможно было выманить из палаты.
Керн приблизился и увидел, что великан держит на ладони бабочку и с легкой улыбкой разглядывает ее, поворачивая руку то так, то эдак — чтобы солнечные блики играли на крылышках, — а глаза у него зеленые, как у Эрики.
— Черт знает что, — снова пробормотал психолог.
Майк Гелприн
Рыжие нашего времени
Более идиотского дня Герка не помнил. Началось с того, что накануне позвонил Павлов из кадрового агентства.
— Завтра в семь утра надо явиться. — Павлов продиктовал адрес. — Фирма называется «Статистик». Именно так, с ударением на последний слог. Ваше резюме уже там. Чем раньше вы явитесь…
— Чем занимается фирма? — встрял Герка.
— Официально — статистическими исследованиями, а там кто его знает. Совместное предприятие, головной офис в США. Филиал в Питере только открылся, так что они набирают штат. Если удастся туда устроиться, считайте, что вы счастливчик.
— Почему счастливчик?
— Заработная плата там потолочная. Ожидается столпотворение из желающих к ним попасть. Поэтому приходите пораньше. Лучше вообще в шесть утра. А то и в пять.
Герка, полгода назад потерявший работу в банке и с тех пор перебивающийся с хлеба на квас фрилансингом, пришел в четыре и едва не ошалел, увидев длиннющую очередь. Она начиналась у входа в серое четырехэтажное здание на Разъезжей и заканчивалась у автобусной остановки метрах в шестидесяти. Дородный дядька в пенсне занес Герку в список под номером сто четырнадцать.
Народу все прибывало. К семи утра номера перевалили за тысячу, к восьми толпа запрудила Разъезжую, перекрыла движение и вылилась на Лиговку.
— Что-то это мне напоминает, — обернулась к Герке девушка, за которой он занял очередь и которой теперь едва не дышал в затылок ввиду общей скученности. — Не могу вспомнить что.
Герке стояние в очередях напоминало разве что древние фильмы о тоталитарных временах.
— Интересно, как они собираются проинтервьюировать такую толпу? — спросил он риторически.
— Стадным методом, не иначе, — девушка улыбнулась. — Первая сотня напра, вторая нале. Меня, кстати, Дашей зовут.
Герка вгляделся. Девушка была вполне себе ничего. Миниатюрная, тоненькая, со смешливыми карими глазами и каштановой челочкой до бровей.
— Герасим, — представился Герка и приготовился выслушать фразу про Муму, непременно поступающую при знакомстве.
— Ой! Вы, видимо, думаете, я сейчас сострю про утопленную собачку? — рассмеялась девушка. — А вот и не буду.
— Правда? — Герке ни с того ни с сего стало вдруг приятно. — Спасибо. Вы не представляете, как мне надоело выслушивать про собачку.
— Вполне представляю. Ой, смотрите, очередь стронулась, кажется, они начали запускать.
Очередь двигалась на удивление быстро. Уже через полчаса Герка поднялся на третий этаж и, провожаемый внушительным детиной в камуфляжке, вошел в кабинет.
— Проходите, садитесь, — скороговоркой бормотнул прилизанный очкарик со стикером «Статистик» на лацкане пиджака. — Вот сюда, пожалуйста. Замрите, я должен вас сфотографировать. Спасибо, — очкарик навел на Герку объектив монстроподобного аппарата на треноге. — Замечательно. У вас есть вопросы?