Страница 118 из 122
— Что ж, пожалуй, — пожал плечами Ридан, — свидание с ним меня вовсе не прельщает…
Между тем в столовой уже начинался этот немногословный акт.
Еще накануне Наташа была посвящена, наконец, во все таинственные события. К этому времени она уже почти перестала плакать, но была еще более мрачна. Ее горе осложнялось чувством обиды: почему Ридан скрывает от нее то, что он делает с Аней?..
Когда Николай объяснил ей все и рассказал, что Анна уже дышит, она недоверчиво вскинула на него свои темные, испытующие глаза, поверила, засмеялась, бросилась к Николаю и разрыдалась у него на груди. Это была радость, и с этого момента горя не стало для нее. Без всяких колебаний и сомнений она сразу поверила, что Аня вернется к жизни, и все будет, как прежде.
Так же бурно вскипело в ней возмущение, когда Николай рассказал о Виклинге.
— Я чувствовала это! Я всегда, с самого начала ненавидела его! И как вы все могли верить, ведь в каждом его движении, в каждом слове была фальшь!..
Она торжественно поклялась Николаю, что ни единым жестом не выдаст себя, принимая Виклинга. И вот она привела его в столовую.
— Садитесь, Альфред.
Он сел, все так же подавленный печалью, настороженно заглядывая Наташе в глаза.
— Как Анни, Наташа? Вы, верно, уже знаете что-нибудь…
Ах, как трудно удержаться от соблазна! Желание помучить этого ненавистного человека, поиграть с ним, как кошка с мышью, было очень велико; начать бы с ним разговор, полный невинных, но страшных для него намеков!.. Ведь так легко заставить его сейчас почуять собственную гибель, отомстить ему за обман, за преступление, за все… Нет, она не имела права, она обещала.
— Ничего не знаю, — неожиданно громко ответила она.
Это было сигналом. Виклинг вдруг увидел, как открылась прямо перед ним дверь в комнату девушек, и из нее быстро вышел и стал у стены человек в гимнастерке защитного цвета с малиновыми петлицами. Виклинг узнал их, и его бросило в холод. Потом он заметил револьвер в руке…
Виклинг быстро оглянулся. В комнате было три двери. У каждой стоял вооруженный человек. Потом из комнаты Николая вышел еще один и направился прямо к Виклингу, спокойно и уверенно.
— Альфред Виклинг, если не ошибаюсь? — спросил он вежливо.
— Да, это я! Что за глупая мистификация?! — вызывающе крикнул Виклинг, бледнея.
— Я из оперативного отдела Наркомата государственной безопасности. Имею распоряжение арестовать вас. Будьте добры поднять руки… Обыщите, — приказал человек.
— Позвольте! — продолжал кипятиться Виклинг. — Это какая-то ошибка. На каком основании?..
— На каком основании, могу сообщить. Вы обвиняетесь в покушении на убийство Анны Ридан.
— Какая чепуха! Наташа, вы знаете, как было дело. Позовите профессора…
— Профессор занят, — сказал Николай, входя в столовую, — и он просил меня передать, что ничем не может быть вам полезен. Он сам поддерживает обвинение на основании сведений, полученных непосредственно от Анны Константиновны.
Последние слова Николая поразили Виклинга, как удар молнии. Глаза его расширились, ноги согнулись в коленях, и было видно, каких громадных усилий стоило ему сделать первый шаг по направлению к двери…
Прошло еще три дня тревожного ожидания. Анна лежала в том же состоянии — так, по крайней мере, казалось Николаю — и снова его надежды сменились отчаянием.
Ридан, между тем, продолжал свои наблюдения, анализы, исследования и каждый день улавливал все новые признаки пробуждающейся жизни в организме дочери. Вегетативная система уже восстановилась. Органы пищеварения начали действовать и снабжали кровь продуктами таинственных превращений белков, углеводов, жиров, которые Ридан в сложных растворах вводил в желудок. Полуоткрытые веки Анны, больше всего пугавшие Николая, наконец, сомкнулись. Все тело было готово к движению. Отдельные периферические мускулы начинали самопроизвольно подергиваться, как бы пробуя свои силы перед более значительными сокращениями.
Но никаких «распоряжений» из высших органов управления не поступало. Сложнейшие отделы мозга, скрывающие в себе тайну мысли, загадку сознания, молчали. Это был глубокий, беспамятный сон.
— Ничего, ничего, Николай Арсентьевич, будем ждать, надеяться, будем действовать дальше, — только и говорил Ридан, по обыкновению не слишком обнадеживая измученного Николая.
Несколько освободившийся от острого ощущения горя, Николай, наконец, вспомнил о связи с немцем, о последней шифрованной радиограмме, пересланной на Уфу. Разобрав текст, Николай убедился, что «эфирная охрана» поставлена у фашистов образцово. Правда, засечь немецкого друга они еще не сумели, не так это просто; опытный «ом», зная, что за ним охотятся, всегда может сбить с толку своих преследователей. Но передачу его снова заглушили почти в самом начале. Он успел только повторить с тревожной уверенностью свое предупреждение о готовящемся нападении фашистов на Советский Союз и передать несколько слов, продолжающих начатое раньше изложение метода Гросса. Ясности все еще не было. О восстановлении фашистскими инженерами машины Гросса немец не сообщал ни слова, и Николай начинал проникаться уверенностью, что мюнхенский взрыв достиг цели.
Виклинг знал об этом не больше того, что сообщалось в печати. Он должен был только добыть ключ к шифрованным сообщениям из Мюнхена. Как выяснилось из разговора со следователем, которому Николай давал показания, Виклинг, по-видимому, сраженный мыслью о воскрешении Анны, потерял надежду выйти сухим из воды. Он, конечно, не поверил бы в это чудесное воскрешение, если бы оно не подтверждалось осторожно пущенными в ход при первом же допросе ридановскими сведениями, полученными через «ГЧ». Никто не мог знать этих фактов, кроме его самого и Анны!
У следователя сложилось впечатление, что Виклинг искренне раскаивался в своей шпионской и диверсантской работе, — так охотно он разоблачил и себя, и всех, кто был замешан в ней — и в Москве, и на уральском заводе.
Он оказался сыном крупного московского финансиста, эмигрировавшего в первые дни революции. Маскировка под немца «Альфреда Виклинга» помогла ему без особого труда «бежать» в Советский Союз из Германии еще в 1936 году. Это был трюк гестапо: настоящий Альфред Виклинг, довольно известный тогда в кругах немецкой интеллигенции молодой антифашист, был тайно схвачен и, вероятно, уничтожен. Раскрыть этот трюк разведки было почти невозможно, тем более, что настоящий и фальшивый Виклинги обладали одной и той же специальностью и редким внешним сходством. Так что в документах настоящего Виклинга, переданных разведчику, гестаповцам даже не пришлось менять фотографии. К тому же «Виклингу» предназначалась роль резидента «замедленного действия», поэтому он в течение ряда лет никаких разведывательных функций не выполнял, и единственная его задача состояла в том, чтобы укрепиться в советском обществе, завоевать надлежащее положение и доверие, в чем он и преуспел.
Да, он намерен был «завоевать» и Анну Ридан. И не только по деловым соображениям…
Участие в организации диверсии на уральском заводе и слежка за радиосвязью Тунгусова были первыми заданиями хозяев. Пали они на далеко не благоприятную почву. «Виклинг» был уже не тот, действовал он неохотно; его первоначальные антисоветские убеждения сильно потускнели за время жизни на родине. Но страх смерти был сильнее. Убийство Анны, совершенное в припадке этого безумного страха, а затем разоблачение и арест оказались для него слишком тяжелым грузом. Он «сдался» и откровенно выложил все, что только могло быть полезным тем, кто охранял безопасность советского государства.
Ничего этого Николай не рассказал профессору, чтобы не отвлекать его от напряженной работы. Не узнала об этом и Наташа. Зачем стал бы Николай омрачать страшными воспоминаниями эту беспредельную, ясную радость, сразу сменившую ее глубокое горе, когда она увидела свою милую, единственную сестру уже спящей, а не мертвой! Счастливая натура! Наташа умела просто любить, просто страдать и так же просто радоваться, не искажая своих чувств ненужными сомнениями. Теперь она просто верила, что Анна будет жить и стала самым ревностным помощником Ридана.