Страница 19 из 44
Мы все были рады получить передышку. Атака всегда несет больший риск для атакующего. В обороне можно укрыться от противника. Атакующий не должен проявить признаков слабости. Это было хорошо для моих товарищей-судетцев. После ада на Царице они наконец обоснуются на этой тихой позиции.
Мы, командиры рот, обменялись впечатлениями, и командир нас отпустил. Вернувшись на свой КП, я принял рапорт гауптфельдфебеля Михеля. Роту уже покормили. На передовой было тихо. Над линией фронта — как обычно по ночам — жужжали русские «швейные машинки». Ночь была ясной, и мы надеялись, что она останется спокойной. Временами с юго-востока, от завода «Красный Октябрь», доносились звуки боя.
Штаб LI АК: 17.40 1 октября 1942 г.
...24-я танковая дивизия удерживала позиции. Все атаки были отбиты. Противник перед линией фронта дивизии находится в бункерах, с танками на оборудованных позициях....
2 октября 1942 г.
Сколько я спал? Кто-то крикнул: «Тревога!» Я вскочил. Слово «тревога» способно сразу поднять опытного солдата из самого глубокого сна. Перед командным пунктом была слышна стрельба из винтовок, потом вступил пулемет, начали рваться гранаты, следом были слышны короткие очереди русских автоматов. Часовой снаружи доложил: «В группе Диттнера стрельба, явно справа и слева русский дозор, но сейчас ничего не происходит».
Он, похоже, был прав, потому что огонь прекратился так же неожиданно, как и начался. Наступившая тишина воспринималась вдвое острее.
Взгляд на часы показал, что было уже шесть часов утра. Я пошел к Диттнеру, прихватив Вильмана. До рассвета оставалось еще добрых два часа. В темноте была нужна осторожность, потому что враг мог оставаться поблизости.
Диттнер был в ярости и ругался со своим верхнесилезским акцентом. Услышав, что произошло, я его понял.
— Черт, это стоило ему жизни. Он не хотел слушать товарища, ефрейтора Кубаллу. Они оба были в «лисьей норе», наблюдали за сектором. Кубалла заметил, что к нему что-то движется. С ним был новобранец из Судет. Когда и он заметил, что происходит, то выпрыгнул из укрытия, чтобы схватить русского, который уронил гранату прямо у него перед носом, и — все.
— Кто?
— Рядовой Кернер.
— Тело вынесли?
— Так точно, лежит там, за развалинами. За выносом тела проследит унтер-офицер медицинской службы Пауль.
— Сколько было русских?
— Четверо или пятеро, герр лейтенант. Кубалла сказал, что попал в одного, но было слишком темно, чтобы что-то разобрать.
Мне стало грустно. Неопытность стоила жизни молодому солдату. Десятью днями раньше двое поддались панике и убежали. Это не было трусостью. Этим юнцам пришлось встретиться с тем, к чему они не были готовы, было неприемлемо, что их бросили в бой всего после двух месяцев в армии. А здесь один погиб из-за неопытности, пытаясь доказать свою храбрость, оставив безопасность окопа. Каждый из «стариков», то есть каждый, у кого было достаточно фронтового опыта — и неважно, каков реальный возраст, — знал, что в таких случаях нужно дать противнику подойти и потом воевать из укрытия; в темноте — тем более. Молодым нужно обязательно об этом рассказывать.
Штаб LIAK: 06.00 2 октября 1942 г.
Ночью 1/2.10. на линии фронта LI армейского корпуса наблюдалась лишь легкая боевая активность противника...
24-я танковая дивизия отразила отдельные дозоры...
Если я хотел выполнить свои планы насчет снайперской засады, мне нужно было поторопиться. Чтобы противник не заметил, позицию нужно было занять до рассвета. Павеллек и оба связных были предупреждены, что меня нельзя беспокоить, если только не случится что-то из ряда вон выходящее. Я вышел, неся бинокль, винтовку и патроны, а также две гранаты-яйца, и вскоре уже обустраивался на своем наблюдательном пункте.
Расположившись в темноте в трех метрах от двери на чердак, я начал наблюдение. Для большей точности я приготовил упор для винтовки. Если я увижу стоящую цель, первый выстрел попадет в цель.
Одна из самых неуютных вещей для солдата — крик «Берегись — снайпер!». Один выстрел, одна цель падает, и никто ничего не понимает. Откуда был сделан выстрел? После этого испуган каждый солдат по обе стороны передовой.
Имея достаточно времени, я спокойно осматривал местность. Бинокль подолгу останавливался на местах, где я замечал самое оживленное движение. Я уже заметил отдельные посты в траншее по ту сторону улицы. Прямо перед моим наблюдательным пунктом, в 200 метрах, то есть в 100 метрах за русскими позициями, находился вражеский командный пункт.
Я мог видеть 10 метров траншеи, которая вела к блиндажу. Русские входили и выходили через неравные промежутки времени. Позиция располагалась в саду и была хорошо замаскирована. Это будет целью номер один. Дистанция до нее — 200 метров.
В качестве второй цели я выбрал пулеметное гнездо в 100 метрах, напротив группы Диттнера. Дальше вправо — в 300-500 метрах, — должно быть, находился колодец. Основное движение происходило там. Это был сектор моего соседа справа, и я назначил его на роль цели номер три.
С винтовкой 98к, которая меня никогда не подводила, я потренировался в прицеливании и после нескольких проб остался доволен своим самодельным упором. Выставив прицел на дистанцию стрельбы, можно было начинать.
Какое-то время наблюдая местность, противник чувствовал себя в безопасности, потому что солдаты двигались в темпе, который мы называли «трусцой 08.15». Будет не очень трудно попасть в цель с первого выстрела, на десятиметровом участке было видно все тело каждого.
Вот один! Нет, он слишком быстро пробежал всю зону. Но ему придется идти обратно. Я был полностью сосредоточен. Прошло 10 минут или 20? Я не знаю. С командного пункта он бежал медленнее. Нажатие на спусковой крючок, палец медленно пошел назад, выстрел попал в цель, готов...
Цель номер 2: я установил прицел на 100 метров. Наблюдательный пункт пулеметной точки был хорошо замаскирован. Лишь долгое время наблюдая место в бинокль, я заметил слабое шевеление. Я тщательно заметил место и посмотрел невооруженным глазом. Мне было видно. Я снова приложился; с оптическим прицелом было бы легче. Над головой я слышал вой «штукас» (бомбардировщики «Юнкере» Ju-87. — Прим. ред.), идущих на «Баррикады» и «Красный Октябрь», освобождая разрушительную силу своих бомб. Все это, вместе с шумом боя вблизи и вдали, не могло меня отвлечь. Для меня оставалась только задача вывести цель из строя одним выстрелом. Даже ежедневный «послеобеденный привет» рвущихся в нашем секторе снарядов «сталинских органов» не мог меня отвлечь от выполнения задачи. Глубокий вдох, наложение пальца на спусковой крючок, спокойный выдох, задержка дыхания и мягкое нажатие указательного пальца. Я посмотрел в бинокль: цель исчезла. Несмотря на шум боя снаружи, я был уверен, что попал.
Глоток из фляжки освежил меня, и, хотя уже было второе октября, внутри было тепло. Погода снова была к нам добра.
Для разнообразия я посмотрел в бинокль в сторону двух заводов. Клубы темного дыма Поднимались в небо. При таких налетах только какая-то чертовщина может не дать нам взять город, носящий имя самого красного диктатора. Одно можно признать за нашим противником: он чертовски упорен, иначе наши части давно зачистили два-три оставшихся кармана, которые удерживаются в северной части города. Не мое дело беспокоиться об этом. Мы получали приказ и должны были его выполнять ради нашей родины.
Часы показали, что пора возвращаться на командный пункт. До того как уйти, я хотел отметиться на цели номер 3. Было ясно, что цели на дистанции 300500 метров поразить трудно, — но я попытаюсь. Колодец, замеченный в секторе правого соседа, явно не был оттуда виден, иначе русские не ходили бы так беспечно. Подожди-ка — вон идут два человека. Они несут по два ведра и идут к колодцу. Теперь они стояли на месте, наполняя ведра. Это была хорошая возможность для третьего выстрела. Прицел выставлен на триста метров, мушка подведена под середину мишени, палец на спусковом крючке, тихо нажимаю. Оба русских в ужасе бросились на землю, затем одним броском перебрались в укрытие, бросив ведра. Я промахнулся. Ну, я не всегда валю их с первой пули! Однако я понимал, что мне везло, и не стоило упускать из виду оружие противника. Я осторожно покинул свою высотную позицию и понял, что желудок ворчит: я хотел есть. Когда я пришел на командный пункт, Павеллеку нечего было мне доложить. Он спросил о результатах утренней работы. Я попытался объяснить ему и другим товарищам, показывая с командного пункта. Удивительно, насколько иначе выглядели отсюда вражеские позиции! Взяв в руки набросок, сделанный мной на чердаке, мы сравнили его с вражескими позициями, насколько это можно было оттуда сделать.