Мартиролог. Дневники

Как быть с Юсовым? Он очень, болезненно самолюбив и консерватор. Трудно стало с ним работать.

Июнь 1972

Свойства всякого рода превозможений в конечном счете сводятся к духовному упадку, разочарованию, более того, даже к чему-то схожему с чувством похмелья, вины.

«Рублев» принимался многими оттого, что лежал на полке. «Солярис» — не на полке, и этим объясняется ярость некоторых моих добрых знакомых и товарищей.

Я отдал Сизову и Ермашу (а в понедельник дам и Баскакову) оба сценария — «Белый день» и «Отречение». Правда, если «Отречение» пройдет, то вряд ли я вернусь еще раз к «Белому дню». Надо начинать работу, скорее. Правда, Сизов говорил, что от меня ждут современной и нужной картины. И что оба сценария мои поэтому нехороши. Я сказал, что смысл моей деятельности — в поддержании уровня советского кино, а не в темах — «нужных и современных».

Я думаю только об одном — скорее отдать долги, поменяться и построить дом, иначе будет худо.

Возвращение с Каннского фестиваля. Оля Кизилова, Борис Соколов, Андрей с Андрюшей, Игорь Лазаренко, Лариса, Юрий Кушнерев, Маша Чугунова, Нелли Фомина, аэропорт Шереметьево

Противопоставление отношения духовно традиционной, последовательной и мучительно ограниченной тенденции к тенденции выхолощенной, холодной, с метафизически обособленными деталями («Доктор Фаустус» Томаса Манна), всегда аналогично отношению бесконечного количества связей творческой личности с действительностью (которых история культуры накопила чересчур много). К желанию начать отсчет связей личности с действительностью заново, обрезав традиционные (что невозможно). (Модель знаменитого конфликта Духа и Чувства, Идеи и Плоти, Бога и Черта, Добра и Зла…)

Ритм монтажа, длина кадров — не есть требование ремесленное, осуществляющее связь со зрителями, как принято считать, а выражение характера и оригинальности автора фильма. Сейчас же киношники используют ритм монтажа как золоченые пилюли, которые несчастный зритель почему-то должен глотать. Только для того, я думаю, чтобы заработать.

Отец определил «Солярис» не как фильм, а как нечто сродни литературе. Благодаря авторскому внутреннему ритму, отсутствию банальных пружин и огромному значению деталей, играющих особую роль в повествовании.

Давно уже не раскрывал эту тетрадь. Был в Армении с Ларисой, по делам Баграта и Бюро пропаганды. У Баграта все как-то не очень. У меня такое впечатление, что он сам не знает, что делать со своей «Давильней». Мальчик неважный, сценарий и диалоги просто плохи, из рук вон. Не знаю, не могу же я сидеть у них вечно. Из заработка в Бюро пропаганды ничего не вышло. Несмотря на то, что Гукасян несколько месяцев приставал с нашим приездом, мы ничего не заработали. То ли нас обманули, то ли они совершенно не умеют работать. С Айряном и Размиком М[адояном] мы ездили в Зангезур, потрясающие места.

Перед отъездом Сизова в Карловы Вары я ходил к нему насчет сценариев. Сизов сказал: «Ни тот ни другой из сценариев не встречают поддержки…» Неужели опять простой?

1-го августа мы с Ларисой едем в Локарно, в Швейцарию, на фестиваль, куда меня пригласили в жюри. Потом, кажется, предстоит еще несколько поездок.

С домом в деревне опять не Слава Богу. Надо перестраивать стены, всё делать заново. Денег, которые я получил за «Солярис», не хватило даже на то, чтобы раздать долги. Эх, если бы запуститься с «Белым днем»!

Тяпа в деревне, и я о нем очень соскучился.

Володя Высоцкий обещал свозить меня к Пушкареву, который решает вопросы, связанные с обменом: нам надо как можно скорее меняться. Здесь жить уже просто невозможно. Лева Кулиджанов тоже обещал помочь.

Август-сентябрь 1972

Мы с Ларой вернулись из Швейцарии. В Локарно на фестивале я был президентом жюри. Все в порядке, в Комитете все счастливы результатом. Большим успехом пользовался «Рублев».

У Камшалова обнаружилось, что «Белый день» может пройти, если подробно объяснить замысел, ими превратно истолкованный.

В Комитете реорганизация, все в панике: неизвестно, кто будет председателем.

Сизов обещал помочь с обменом.

Много всяких дел, намечается еще несколько заграничных поездок. Но самое главное — запуститься.

Кругом Москвы — пожары, горят торф и леса, больше 500 гектаров. Ужас! В Москве дым. Очень мы беспокоимся за Тяпу. В сентябре, может быть, удастся построить дом.

Швейцария невероятно чистая, ухоженная страна, в которой хорошо тем, кто очень устал от суеты. Очень похожа на сумасшедший дом — тишина, вежливые сестры, улыбки…

Кажется, с «Белым днем» может получиться. Я должен убедить встретившихся однажды Баскакова, Сизова и Камшалова. Надо срочно запускаться.

Романова сняли, на его место назначен Ф. Т. Ермаш. До сих пор он относился ко мне хорошо.

Лариса сегодня уезжает в деревню. Кажется, нашлись люди, которые могут быстро построить дом.

Это схема Берна. Около исторического музея живут Гроссены:

Встреча по поводу «Белого дня» произошла у Ермаша, в его новом кабинете. Кроме него и меня были Сизов, Камшалов Баскаков и Наумов. Как ни горько, Баскаков вел себя хуже всех. (За день до этого я был у него, просил разрешения поехать в Париж по делам «Соляриса» вместе с Ларой. Он отказал, сославшись на нежелание создавать прецедент для моих коллег. Это было дурное небрежное аргументирование, ибо прецеденты уже были в связи с поездкам, Озерова и Бондарчука в Париж по тем же делам.) Он даже ляпнул что-то о коммунизме, испуганно оглядываясь по сторонам. Вот тебе и Баскаков.

Я рассказал им о том, как я себе представляю фильм. Пришлось говорить о «связи персонажа со страной», вернее «с жизнью страны», и прочее. Все хотели, чтобы я поставил что-нибудь новое, важное для страны, связанное с научно-техническим прогрессом. Я сказал, что к теме этой не имею никакого отношения, мне ближе гуманитарные проблемы. В общем, разговор кончился тем, что я должен написать бумагу (это я уже сделал), в которой я подробно изложу замысел, который они, конечно, не поняли. Они и не умеют читать ничего, кроме ведомостей зарплаты два раза в месяц. Также я должен отметить, что будет изменено в будущем режиссерском сценарии по отношению к известному им литературному. Они с трудом согласились на то, чтобы после рассмотрения этой бумаги, которая им уже послана, и если она их удовлетворит, — запустить меня в режиссерскую разработку.

В начале следующей недели, то есть завтра, следует позвонить на студию или Наумову, чтобы узнать, что будет дальше. Да, и еще они требуют сокращения режиссерского сценария до 3200 метров и 1 часа 50 минут. Если подойти к этому делу творчески, то, думаю, все будет в порядке. Вот только за одну серию платят меньше.

Но главное — меня тяготит скрытая камера по отношению к матери. Даже не это. Я просто боюсь ее реакции на снятый без разрешения (ее разрешения) материал.

Лариса с Тяпой и Анной Семеновной в деревне. Лара не пишет, я беспокоюсь: ничего не знаю о них — как их здоровье, строится ли дом, нужно ли посылать им деньги.

20-го должен ехать в Италию. Страна хорошая, но компания — отвратительная: Герасимов, Озеров, Храбровицкий… Есть смысл ехать, решив ни о чем с ними не разговаривать. Просто улыбаться и говорить о пустяках. Посмотрим…

С утра звонил Размик с «Арменфильма». Просит после Италии приехать к Баграту. Какие-то у него там неприятности. Все-таки он не очень-то способный человек. Без фантазии. Надо срочно послать ему финальный монолог Ваге, а то он совсем зашьется.