Прежде чем сдохнуть

И я решила стать местным Львом Данилкиным. Если уж эти подлые твари замусоривают своими литературными сорняками все информационное поле, не давая мне вырастить на нем Розу моего Романа, то я выдерну их с корнем! Я затравлю их гербицидами литературной критики, и они освободят мое жизненное (то есть литературное) пространство. Когда в моей голове созрело это решение, я ощутила небывалый подъем. Я даже сделала зарядку, эпиляцию (хотя к старости волосы на ногах почему-то почти перестали расти), покрыла ногти пурпурным лаком, надела свои лучшие стринги и всю брэндовую одежду сразу. В таком победоносном виде я отправилась на завтрак.

Кусать я предполагала из-за угла, но сразу больно. Как работник масс-медиа, я знала, что для раскрутки нового брэнда нужно его прицепить «паровозиком» к брэнду уже раскрученному. Чтобы ко мне, как к критику, сразу же начали прислушиваться, стоило крепко цапнуть за больное место ту самую «звезду №1» Аллочку Максимову. Стоит лишь посильнее ее лягнуть – и вирусная рекламная кампания обеспечена. Оставалось только найти больное место.

На десерт к завтраку я раздобыла распечатки рассказов местной звезды и прямо вприкуску с овсянкой принялась их читать.

– Ах! Ты тоже решила развлечься легким и поучительным чтением? – сказала она, зыркнув на стопку распечатанных листков на моем столе и узнав знакомые буквы.

Я как бы улыбнулась ей в ответ, беззвучно произнеся слово ке-е-екс и пожав плечами.

– Между прочим, у меня в комнате джакузи, если любишь гидромассаж – заходи! – подмигнула Алла. – Поболтаем!

– Обязательно! – энергично закивала я в ответ, как неудобно запряженная лошадка.

Дружить я с нею не собиралась. Я уже присмотрела себе в подруги единственную не пораженную вирусом писательства жительницу пансиона – Наташу Соколову. Эта милая женщина жила в соседней со мной комнате. Хоть с соседством повезло.

– Нет, я сейчас не пишу. Все, что хотела, я уже написала, – усмехнулась в ответ на мой вопрос Ната. – Точнее говоря, у меня осталась одна история, которую я хочу рассказать. Я дала себе слово, что до конца жизни напишу еще одну и только одну историю. Но она пока только сочиняется. Она еще не сложилась, – и Ната с загадочной улыбкой протянула мне распечатки произведений Аллы Максимовой, которые я и изучала за завтраком.

Наташа – бывший сценарист. От нее уютно пахнет корицей, а на том столике, где у всех пансионеров светятся ноутбуки, у Наты красуется корзинка с клубками и спицами. И вся она какая-то, как будто из мохера, – такая утютная, мягкая, теплая. И даже ее рыжие вьющиеся волосы умело скручены в клубок на макушке. У нее такие пышные плечи и грудь, что, как только я их увидела, первым непроизвольным желанием было уткнуться в эти груди носом, спрятаться в них ото всех и жалобно завыть. И чтобы она гладила меня по голове и утешала. Как мама… Впрочем, это всего лишь фантазия – моя мама так никогда не делала…

Но за ворсистой мягкостью Наты чувствовались жесткость и сила. Четкость и порывистость движений, прямой, как луч лазерного прицела, взгляд, и постоянная ломаная усмешка не давали слишком уж расслабиться в ее обществе. «Как будто железобетонную конструкцию для маскировки плюшем обшили, – подумала я про себя. – В общем, тетка что надо. Не размазня, но и не колючка».

Как и ожидалось, прима-райтер Максимова оказалась до отторжения писуча. Так что мне пришлось неделю изучать ее художественное наследие. Самые перспективные цитаты я сразу выписывала в отдельный файл. Параллельно я всеми доступными способами собирала информацию о жизни Аллочки до попадания в дом престарелых. Ведь графомана, как известно, делают Писателем не буквы, выстроенные в предложения, а биография. Писатель без биографии, как актриса без ролей, – это не фигура на шахматной доске искусства, а так – бледная тень. И если уж ты хочешь уничтожить пишущего – надо бить сразу и по тексту, и по лицу, и по биографии.

К сожалению, сайт писательницы Аллы Максимовой, который стряпали для нее наши мужики, еще не был готов. Так что официальных сведений о ее жизни почерпнуть было негде. Зато Алла была очень общительна, и большая часть пансионеров оказались так или иначе в курсе ее биографии. «Начало славного пути» тянуло на сюжетец для героико-любовного романа. С чередой чудес и триумфов воли. И сразу становилось понятно, что это – фейк. Ложь. Выдумка. Наша молодость пришлась уже на то время, когда дедушка Ельцин «работал с документами», то и дело рискуя увидеть слепящий белый свет в конце тоннеля. К тому моменту, когда мы оперились и выпали из гнезда, ребята чуть постарше уже организовали все возможные чудеса и волшебные превращения – для себя, оставив на нашу долю лишь жалкие фокусы, которые не впечатлили бы даже Амаяка Акопяна. И, живописуя, как она научилась вытаскивать из доставшейся от рождения пустой шляпы бесконечно много «белых кроликов», Аллочка явно врала…

Собственно, завершающая часть жизнеописания подтверждала, что в первой части многое недосказано…

Выяснилось, что Алла в буквальном смысле слова – сирота казанская, воспитывалась в Казанском детдоме, куда попала после смерти матери. Окончила парикмахерское училище и рванула в Москву. Там ее гений оценили, и вскоре Аллочка работала стилистом в одном из самых пафосных салонов красоты.

Годам к тридцати ее осенило, и Алла открыла собственный и очень доходный бизнес. Она догадалась устроить по всей Москве сеть экспресс-головомоек, расположенных рядом с метро. Она поняла, как часто женщинам нужно быстро, буквально за десять минут, помыть голову и сделать укладку по дороге на работу. Или по дороге с работы на свидание.

Период везения венчало очень удачное замужество – Алла выскочила за успешного кинопродюсера Рафаэля Оганесяна.

На этом luck и закончился. Муж неожиданно бросил успешную бизнесвумен, да еще каким-то чудом оставил себе ее бизнес. Все, что было нажито совместным непосильным трудом, – парк шикарных машин, огромная квартира на Садовом, загородный дом – все осталось за ним. После развода Алла оказалась одна в крошечной однокомнатной квартире-студии с видом на автовокзал у метро «Щелковская».

Самое загадочное и обидное, что ушел Рафаэль не к какой-нибудь молоденькой актрисе, и даже не к смазливой телеведущей, а просто ушел от Аллы. Он больше так ни на ком и не женился, хотя на днях старик отпраздновал семидесятипятилетний юбилей. И это хоть немного утешало Максимову. Она гордилась званием единственной женщины, которой удалось дотащить свободолюбивого Рафаэля до загса.

Алла безуспешно пыталась начать какой-нибудь новый бизнес, но дела не шли. И бывшая звезда гламурного глянца, давшая сотни интервью на тему «быть можно дельным человеком и думать о красе», закончила свою карьеру администратором в заштатной окраинной парикмахерской. А после выхода на пенсию сдала в аренду свою московскую квартирку и поселилась здесь – в пансионе.

– Вначале Алла здесь страшно скучала. Ее даже никто не приезжал навещать, – рассказывала мне во время вечерней прогулки бывшая сценаристка Ната, к которой приезжали трое красавцев-сыновей и балетной грации улыбчивая дочка с теплыми серыми глазами. – Мне было ужасно жалко Алку.

– Слушай, а откуда ты знаешь, что этот ее Рафаэль не к какой-нибудь актриске сбежал? – спросила я, кутаясь в кофту и с наслаждением втягивая в себя чуть прохладный майский воздух с запахом костра.

– Да вот уж знаю, – неопределенно покачала головой Ната. – Все-таки одна тусовка. Да и сама посуди: просто роман на стороне крутить он мог и так – без развода. Алка смотрела на это сквозь пальцы – лишь бы животное, как говорится, в стойле было. Если же он всерьез влюбился – то почему не женился? Неужели бы нашлась такая, которая за него не пошла бы? А? Ты вспомни его лет двадцать пять назад – красавец-мужчина, харизма, море обаяния, чувство юмора, блестящий «бентли». Что еще надо?