Страница 5 из 63
Генри, похоже, думал так же; другие были не так уверены. Вот так резко ворваться и увести разговор я могу также легко, как запустить воздушный шарик. Я просто вывожу предмет на более интересный уровень и показываю всем, как это выглядит оттуда. Вам покажется, что люди могут обидеться, но я не останавливаюсь на этом, и их изначальная реакция быстро утихает, поскольку они видят, что разговор выливается во что-то другое, и они включаются.
– Я в чём-нибудь не прав? – спросил я и посмотрел на каждого из них. – Развал служб и инфраструктуры коснётся вас, но я лишь говорю, что это может быть хорошо. Развлечение. Пусть всё сгорит, – я взмахнул морковкой, обозначая западную цивилизацию, – то есть, а почему нет? Ведь это всё равно никуда не направлено, разве не так? Ещё одна утомительная история. Смерть и перерождение, а? Разве есть другой путь?
Я огляделся. Все молчали.
– А теперь сравните это со своими скучными маленькими жизнями, которые вы проживаете в полусне. Чем вы на самом деле занимаетесь? Ползёте к раку, болезни сердца и длительной агонизирующей смерти. Я не прав? О, одному или двоим из вас повезёт, и они умрут в автокатастрофе, или во сне от сердечного приступа, или погибнут от рук своего супруга, но это лучшее, на что вы можете рассчитывать. Никто из вас не выглядит достаточно независимым, чтобы совершить самоубийство. Сравните эту весёлую перспективу с самым худшим из своих сценариев. Конечно, вы возможно долго не проживёте, но как! Мир в огне! Но вы вовсе не хотите этого, так как – что? Полагаю, у вас тут происходит что-то более важное. Например? Ваши планы? Карьеры? Ваше будущее? Ваши дети? Ваши дети это лишь менее развитые версии вас, и надежды вырваться из замкнутого круга отрицания у них не больше вашего. А если и больше, это не может служить причиной. Единственная причина это страх. Ваш страх порождает отрицание и уютную, ограниченную иллюзию постоянства и целостности. Посмотрите на себя, собираясь вместе, вы поддерживаете друг в друге фантазии о своём имидже и рассказываете страшные истории о том, как большой страшный волк дунет, плюнет и сдует весь ваш мир. "Ах, мы только что избежали пули", – говорите вы, но то, чего вы действительно избегаете, это ваши собственные жизни. Простите за надоедливость. У вас есть торт?
Я вышел на кухню, нашёл кофе и тирамису и вытащил всё это на палубу. Оказалось, кофе был с приправами, и я вышвырнул его за борт. Теперь не было надобности в тирамису. Я окинул взглядом далёкие холмы и подумал, отчего это остальные так не похожи на меня.
Глупо было с моей стороны заводить обвинительную речь против этих милых людей среднего класса и их безвредных среднего класса жизней, но скука заставляет меня совершать глупости. Это одна из ловушек, заставляющих выходить в мир. Меня затянуло в болото людского дерьма. Я ничего не имею против людей и их дерьма, просто я не подхожу для того, чтобы быть затянутым туда. Наверное, я мог бы просидеть здесь весь вечер, страдая от унизительного кивания и симулирования интереса к вину, машинам, политике и другим стόящим вещам, вероятно даже время от времени вставляя бессмысленные реплики, но, кажется, времена моей терпимости уже позади. И вообще, разве кому-то есть дело до того, что я говорю? Поэтому я могу говорить откровенно. Во всяком случае, этот вечер запомнится.
Я услышал, как кто-то вошёл, и, повернувшись, увидел Кристину. Её я тоже, наверное, достал, хотя и не видел, чтобы она отрывала глаз от вязания во время всего представления.
– Полагаю, мы злоупотребляем нашим гостеприимством, – сказал я. – Извини, если расстроил тебя. Пожалуйста, найди машину и гостиницу. Мы заберём у Генри сумки. И не позволяй ему подвозить нас.
Она покачала головой.
– Вы хит, – сказала она. – Они хотят, чтобы вы вернулись. У них есть вопросы.
– Надо же. Тем лучше для них, – я совсем не чувствовал себя хитом. – Всё равно, найди машину. И не гостиницу, а самолёт.
– Самолёт? Куда?
– Cedar Rapids для тебя, La Guardia или Newark* для меня.
---------
*американские аэропорты Айовы и Нью-Йорка
---------
– Правда?
– Правда, – сказал я. – Поездка окончена. Мне пора выбираться отсюда.
Но на самом деле я имел в виду, что мне пора покидать людей.
***
– А что бы вы посоветовали нам делать? – спросил Генри, когда я вернулся в столовую. Все ещё сидели вокруг стола. Я сел на своё место.
– Ничего я не могу вам посоветовать. Продолжайте жить свои жизни. Не слушайте никого, кто говорит, что вы неправы. Вы не неправы, это факт. Не делайте ничего другого. Я просто поиграл с идеями. Экстраполировал. Преувеличивал для комического эффекта.
– Вы не думаете, что произойдёт какой-то катаклизм?
– К несчастью, нет. Ничто на это не указывает.
– Окей. А что бы вы сделали, будь вы в нашем положении?
– Я отгрыз бы себе ногу, чтобы выбраться из вашего положения, – сказал я. – Мне было бы очень больно и возможно это убило бы меня, но таков мой автоматический ответ на ограничения. Это решение я принял очень давно. Мне не нужно даже думать об этом.
– Но это не то, что вы могли бы посоветовать кому-нибудь из нас?
– Нет.
– Почему нет?
– Потому что у вас прекрасная жизнь, и даже если вы спите, так что же? Это жизнь. Вам снится чудесный сон, какой смысл просыпаться? Зачем ломать такой хороший уклад? Вы не стоѝте перед выбором. Посмотрите на свою жизнь – вы одни из самых счастливых людей, когда-либо живших. Вы что, хотите всё это похерить?
3. По мотивам Филипа К. Дика
Задача каждого человека сделать свою жизнь такой, чтобы даже в мелочах она стоила созерцания в самые возвышенные и критические минуты.
– Г.Д. Торо –
Уже темнело. Я сидел на веранде в ожидании машины. Там была только одна скамейка, с которой открывался прекрасный вид. Парень лет двадцати пришёл и сел рядом. В руках у него была бутылка пива, он закурил косяк. Мы были довольно далеко от дома, и он мог быстро затушить его или кинуть в бутылку, когда кто-то выйдет, если предположить, что ему не всё равно. Он предложил мне затянуться, но я отказался. Он говорил о своих родителях и о других людях в доме так, как это делают подростки. В нём был тот изнурительный подростковый страх, тревожность. Он спросил, что я здесь делаю.
– Я на самом деле не здесь, – сказал я, вспоминая разговор при подобных обстоятельствах в колледже.
– А?
– На самом деле я не здесь, – повторил я, раздумывая, пойдёт ли он за мной, в том ли он состоянии ума.
– А, ну да, конечно, бля. А где же ты?
– Там же, где и ты. В другом месте и в другом времени.
Он усмехнулся и сделал затяжку. Взглянул на меня.
– Как поэтично. Честно говоря, ты намного интересней, чем эти трупы там в доме.
– А ты нет.
Он напрягся.
– Да? Да пошёл ты сам.
– Я здесь сегодня, чтобы сказать тебе кое-что. Через несколько лет ты станешь в точности таким же, как те люди в доме. Твой теперешний лёгкий пыл пройдёт, и ты будешь высмеивать тех, в ком его заметишь. Это твоё будущее, и ты будешь жить больше шестидесяти лет в ходячей коме, – я указал на дом, – также, как они.
Он засмеялся, остановился, подумал, снова засмеялся.
– Ты несёшь такую чушь, бля, что почти интересно. Ты что, фанат Филипа Дика? Ходишь и трахаешь людям мозги?
– Реальность это то, что не исчезает, когда ты перестаёшь верить в это, – сказал я.
Он ухмыльнулся.
– Что это, снова поэзия?
– Филип Дик, – сказал я.
Несколько минут он молчал. Я наслаждался видом, а он – косяком и пивом.
– Окей, – сказал он немного погодя, – зацепил ты меня. И где мы с тобой? На самом деле?
– Частная клиника в Канадских Скалистых Горах под названием Институт Ширера, Банфф, Британская Колумбия.