Зной прошлого

…Тодор Стоянов мчался на мотоцикле в село Руен. С ним был и связной генерала Младенова Цветан Византиев. В Айтосе их поджидала группа полицейских во главе с подпоручиком Андровым, собранная специально для проведения предстоящего расстрела патриотов.

— Все мне ясно, — встретил их, возбужденно улыбаясь, тайный агент айтосского околийского управления полиции Георгий Георгиев. — Передайте Дончеву, чтобы они там побыстрее заканчивали с могилой и ждали меня.

— Георгий, — обратился к нему Византиев, — может, вместе с тобой всех их и ликвидируем?

— Мне помощники не нужны, — отрезал агент, — сам справлюсь.

Двое кровожадных убийц разошлись, не подав друг другу руки.

Византиев, сын начальника сливенской околийской управы и предводитель местного фашистского легиона, перед отъездом в Бургас бахвалился перед служившими в штабе дивизии женщинами, что он один ликвидирует по крайней мере десять партизан.

В свою очередь полицейский агент Георгиев полагал, что право казнить патриотов принадлежит в первую очередь лично ему, так как его брат, кмет села Голямо-Шивачево, еще год назад был убит сливенскими партизанами. Поэтому, узнав о готовящейся расправе над пленными партизанами, он тотчас явился к своему начальнику Димитру Милеву и заявил:

— Я справлюсь со всеми с помощью двух наших полицейских — Видева и Радева, никто другой мне не нужен.

— Приказано, чтобы мы только обеспечивали охрану, — ответил Милев, — а расстреливать жандармы будут сами.

— Нет, пусть лучше жандармы охраняют, незачем им лезть в мои дела. Разрешите договориться с капитаном Русевым.

Но командир жандармерии ловко ускользнул от нежелательного разговора: «Я не вмешиваюсь в эти дела, обратитесь к поручику Стефанову». И повесил трубку.

Георгий Георгиев с автоматом в руках преградил дорогу грузовику с группой полицейских, направлявшихся в сторону села Руен. Подпоручик Андров отступил под злым взглядом тайного агента. Конфликт удалось уладить лишь приехавшему после обеда поручику Стефанову. Руководство расстрелом было поручено подпоручикам Дончеву и Андрову. Окончательно была сформирована и группа непосредственных исполнителей. В нее вошли агент Георгий Георгиев, полицейские Радев и Видев, жандармы Стоянов, Штерев, Петров, Делев и Царевский. Был включен в нее и Цветан Византиев.

Когда страсти улеглись, в сторону села Руен отправился открытый «опель» поручика Стефанова, а вслед за ним — полицейский грузовик.

Тодор Стоянов прибыл в Руен, когда взвод подпоручика Дончева уже отправился в горы. Вскоре туда подъехал и поручик Стефанов. Командир третьей роты подпоручик Аврамов доложил ему, что первоначально выбранное для расстрела место южнее села в местности Корията не одобрено комиссией: выстрелы будут слышны в селе. На первоначально выбранном месте настаивал лишь лесной объездчик Димо Киров.

— Дальше в горы забираться опасно, — горячился он, — партизаны смогут легко обнаружить нас.

— Еще днем оцепим весь район, — предложил подпоручик Дончев. — Так что сообщить о происходящем партизанам некому.

Тодор Стоянов на мотоцикле догнал взвод Дончева вблизи села Топчийско. Вместе с ним ехали Георгий Георгиев и Цветан Византиев.

«Около четырех часов дня, — показал Тодор Стоянов перед Народным судом, — приехали в село Топчийско. До места нас вел лесной объездчик Киров. По дороге он уверял: „Место отличное, там никто ничего не обнаружит“. Затем Киров сходил в село, принес кирки и лопаты, и жандармы Дончева принялись копать. Им было приказано вырыть могилу человек на двадцать — двадцать пять».

Закончив подготовку к расстрелу, Дончев, Киров и Стоянов поужинали в трактире и после этого разошлись. Первые двое вернулись в местность Хардарлык к свежевырытой могиле, а Тодор Стоянов остался возле полицейского поста на краю села поджидать грузовик из Бургаса, чтобы сопровождать его затем до места казни. Опасаясь нежелательных свидетелей, весь район предстоящей казни был прочесан жандармами капитана Русева и полицейскими из приданной группы, но обнаружить никого не удалось. Последние партизаны из группы политкомиссара Михаила Дойчева еще 23 июня покинули этот район и ушли на соединение с отрядом «Васил Левский».

И молчание есть борьба!

— Я не буду интересоваться, кто вы и кем были в те времена, — так начал я разговор с тремя бывшими жандармами. — Для меня важнее, чтобы вы рассказали о тех событиях правду и только правду.

— Расскажем все, что помним, — ответил мне человек со шрамом на лице.

— Много лет минуло с той поры, — подхватил другой, кудрявый. — Многое забылось, но то, что помню, расскажу без утайки.

Третий мой собеседник, низенький лысый здоровяк, молчал. Он поглядывал то на меня, то на своих бывших «коллег» и к месту и не к месту ухмылялся. С первого взгляда он вызвал у меня антипатию, хотя внешне выглядел солиднее и представительнее остальных. Как-то сразу у меня родилось чувство, что напротив меня сидит не жандарм из охраны, а один из тех, кто входил в группу убийц. Я старался не встречаться с ним взглядом, так как опасался, что он догадается о моих подозрениях.

Я уже несколько лет не водил машину. Зарекся однажды садиться за руль, но на этот раз иного выхода не было — я обещал, что во время нашей поездки посторонних не будет. Тронулся я довольно неуверенно, да и потом управлял машиной довольно неумело, пока наконец ко мне не вернулись навыки вождения. Как бы там ни было, мы благополучно добрались по центральному шоссе до Айтоса, а там свернули на дорогу, круто уходящую вверх, в горы. Молчание в машине угнетало, но я не знал, о чем разговаривать с моими спутниками. Они тоже молчали. На въезде в село Руен я остановился.

— Извините, я слишком давно не сидел за рулем, и все мое внимание было поглощено машиной и дорогой, так что времени для разговоров не оставалось.

— Я так даже подумал, что вы впервые ведете машину, и вначале не на шутку испугался, — ответил кудрявый, — но, когда увидел, что едете медленно и осторожно, успокоился.

Мне ничего не оставалось, как подхватить тему о моем водительском мастерстве. Я пошутил еще немного на этот счет, мои спутники принялись успокаивать меня, стали убеждать, что машину я вел не так уж и плохо, и разговор потихоньку оживился. Прошлое, которое нас разделяло, как бы отступило. Смотрел на моих спутников — обыкновенные люди, так же, как все, разговаривают, да и вообще ничто в их поведении не напоминало о прошлом. Мне хотелось представить, как выглядели они в годы их молодости — в касках, с автоматами в руках, жестокие и наглые, как и подобало пресловутым «хозяевам» Болгарии. Но попытка представить моих спутников в роли фашистских жандармов оказалась безуспешной. Тягостные воспоминания связывались в моей памяти с какими-то другими людьми, которые вместе с прошлым безвозвратно ушли из нашей жизни.

— Как вы считаете, — спросил я, — остановимся в Руене или сразу поедем в Топчийско?

— Что нам смотреть в Руене? — пожал плечами человек со шрамом. — Поехали дальше.

— Ну почему же, можно и остановиться, — попытался возразить кудрявый.

— Давайте поедем дальше, а, если останется время, на обратном пути остановимся, — предложил я.

Чем ближе к месту казни патриотов, тем неспокойнее становились мои спутники. Они то оглядывались по сторонам, то пристально всматривались в дорогу, но не произносили ни слова. Я тоже молчал, незаметно наблюдая за ними.

— Сюда вы ехали из Бургаса на грузовике, — обернулся я к кудрявому. — Было бы неплохо, если бы вы рассказали обо всем, что произошло тогда.

— Да что произошло?.. В охрану нас было выделено человек шестнадцать-семнадцать, все из моторизованной роты. Фельдфебель Мутафчиев собрал нас после обеда и приказал приготовиться. О том, куда и зачем едем, он не сказал, да и мы его не спрашивали. К половине восьмого вечера собрались во дворе штаба. Расселись кто на крыльце, кто на каких-то ящиках, стоящих вдоль стены, и принялись ждать. Помню, в это время из штаба вышел капитан Русев и громко сказал своему адъютанту: «Буду на заседании в спортивном клубе». И ушел. Около восьми кто-то сказал, что привезли Яну Лыскову. Мы все обступили подъехавшую машину. Из нее вытолкнули пленную партизанку.