Зной прошлого

Ужин в ресторане «Зора» по случаю пребывания в Сливене министра Христо Василева подходил к концу. Уже отзвучали здравицы в его честь, произнесенные представителями городской верхушки и генералом Младеновым. Дождавшись удобного момента, министр заговорил с генералом об арестованной партизанке, не скрывая своих намерений обеспечить ей безопасность. Он настаивал, чтобы Яна была как можно скорее отправлена в бургасскую тюрьму. В дальнейшем министр надеялся при помощи своего приятеля-прокурора гарантировать Яне безопасность.

— Да, я слышал, что приказ номер двадцать шесть отменен, — ответил генерал. — Но я еще не получил никаких официальных указаний на этот счет. Кроме того, мне неизвестно, что госпожа Лыскова арестована.

— Не может быть! — удивленно воскликнул министр. — Мне совершенно точно известно, что она арестована.

— Не отрицаю, возможно, это и так, хотя мне ни о чем подобном не докладывали. Но, к сожалению, у меня нет никаких прав вмешиваться в действия третьего батальона жандармерии в Бургасе. Вы ведь сами сказали, господин министр, что приказ номер двадцать шесть отменен. Так что все вопросы решаются там, на месте, капитаном Русевым.

Сразу по окончании ужина министр Василев выехал в Бургас. А генерал Младенов в это время побеседовал с капитаном Русевым.

Рано утром 30 июня капитан распорядился, чтобы ему принесли личное полицейское досье на Яну Лыскову. Он еще просматривал документы, когда в его кабинет вошел Косю Владев.

— Хочу забрать Лыскову из Оризаре, — заявил Косю Владев. — Кстати, с ее мужем мы были старыми знакомыми.

— Интересный человек этот твой доносчик Симеонов, — сказал капитан Русев, показывая Косю Владеву один из подшитых в досье документов. — Смотри, какую характеристику дал он этой Лысковой: «Зимой Яна Лыскова ходит на работу в школу в мужских брюках гольф и в мужском пальто. Волосы у нее острижены коротко, по русской моде. Вместе с супругом она часто ездила на велосипеде в Бургас, когда там шли советские фильмы».

— Я видел в Поморие пьесу «Гимн нищете». Она играла главную роль. Была неплохой артисткой.

— И об этом пишет твой Симеонов. А вот, смотри, тоже интересный факт, — сказал Русев и зачитал еще один абзац из доноса директора школы, в которой работала Яна Лыскова: — «До сих пор Лыскова не окрестила своего ребенка, хотя девочке уже исполнилось четыре года». Ну да и Симеонов тоже хорош! Знал о ее коммунистической деятельности, которой она начала заниматься еще будучи гимназисткой, и в то же время держал ее у себя в школе столько лет. Так что ты говоришь, хочешь поехать и забрать ее? Зачем?

— Лыскова мне не удалось застать в живых. Так что допрошу по крайней мере ее.

— Только что звонил майор Димитров из Сливена. Сказал, что вчера поздно вечером в Бургас выехал министр Василев. Он напрямик заявил генералу, что сделает все, чтобы сохранить жизнь Яне Лысковой. Этот министр, насколько я понял, сам в прошлом был замешан в выступлениях против государственного строя. На последних выборах за него голосовал и кое-кто из коммунистов. Видно, он не очень изменился, раз и сейчас пытается защищать бунтовщиков.

— Он большой приятель отца Лысковой, один из его компаньонов в кооперативе «Черноморка». Раз надо, сохраним ее в целости и сохранности, господин капитан, — криво ухмыльнулся Косю Владев. — Успокойте господина министра.

Косю Владев с группой жандармов выехал на машине в Оризаре, где их встретил начальник околийской полиции Иван Касабов. Шеф разведгруппы жандармерии приказал Яне Лысковой вновь надеть на себя одежду, в которой она была схвачена, хотя та еще не успела просохнуть за ночь. Затем Косю Владев провел короткий допрос, основная цель которого состояла в том, чтобы немного припугнуть местных заправил.

Забрав арестованную партизанку, жандармы укатили. По дороге Косю Владеву пришла мысль заехать в Каблешково, чтобы люди убедились, что жандармерия «не зря ест свой хлеб». Остановились у сельской управы, где, как и в тот день, когда жандармы жгли дома родных и близких партизан, собрались профашистски настроенные богатеи и их приспешники. Завидев Яну, они разразились угрозами в ее адрес. Остальные каблешковцы, среди которых было немало таких, чьи сыновья и дочери встали на путь борьбы за свободу, смотрели на жену командира отряда с тем же состраданием и с той же затаенной болью, с какой несколько дней назад смотрели на конвоируемых через село пленных партизан — своих земляков.

Люди забыли о пожарах, не вспоминали ни об уничтоженных домах, ни о разграбленном имуществе. Один вопрос, одна боль была в душе у каждого: какая судьба ждет арестованных? Сдержит ли капитан Русев обещание, которое он дал здесь, на площади? Или власти, в миролюбие которых давно никто не верил, решатся на самое страшное?

Затем машина с арестованной помчалась в Поморие. Косю Владеву захотелось продемонстрировать успех жандармерии и в городе, в котором Яна Лыскова много лет работала учительницей. Касабов позаботился, чтобы весть об аресте мужественной партизанки стала известна всем в Поморие. Но жители города хорошо помнили добрые дела учительницы Яны Лысковой. Откровенно сочувствующие взгляды рыбаков и виноградарей заставили группку фашистских подпевал умерить свой пыл. И пока Косю Владев и сопровождавшие его жандармы обедали в ресторане приморского казино, Яна дружелюбно, с улыбкой поглядывала на толпящихся вокруг машины жителей города. Даже в эти минуты мужество и твердость не изменили ей. И потому вслед за ней полетела молва: «Яна пули не боится, она не знает страха!..»

После устроенной Косю Владевым «демонстрации успехов» в Поморие Яна исчезла. Попытки начальника областной управы Гуцова и министра Василева напасть на ее след оказались безрезультатными. Из города «исчезли» также капитан Русев и Косю Владев. На запросы, поступающие в штаб батальона, поручику Дриневу было поручено отвечать: «Яна Лыскова по требованию варненского командования отправлена в район боевых действий, где должна указать расположение партизанских баз». Итак, из игры был выведен и министр. Это еще раз продемонстрировало, в чьих руках на самом деле находились бразды правления страной.

На самом деле Яна Лыскова была тайно привезена в дом Косю Владева и заперта там в подвале. Ее охрана была поручена нескольким жандармам, пользовавшимся особым доверием начальства. Доступ к арестованной имел лишь Косю Владев.

Позже капитан Русев вспоминал: «Косю Владев сообщил мне, что он спрятал Лыскову у себя в доме, но от кого спрятал — не сказал».

Объяснил все сам Косю Владев: «В то время министр Василев находился в Бургасе. Чтобы он не мог добраться до арестованной, мы спрятали ее в моем доме».

Таким образом, два последних дня своей жизни Яна провела в темном сыром подвале. У двери в подвал постоянно дежурили жандармы. В архиве мне удалось отыскать несколько строк, написанных одним из них. «Она ничего не просила, — пишет он. — Сидела и молчала… Иногда чему-то улыбалась, иногда казалось, что она плачет». Нет, он ничего не понял, этот страж тьмы, приставленный караулить лишенную солнечного света патриотку!

«…Ничего не просила, сидела и молчала…»

Что могла просить Яна у тех, против кого еще вчера сражалась с оружием в руках? Милости? Нет! Серо-белая Чайка не могла пойти на подобное унижение. Еще гимназисткой в 1929 году Яна вступила в ряды Рабочего молодежного союза, затем, будучи уже студенткой, она активно работала в БОНСС — Боевом союзе прогрессивного болгарского студенчества. В 1932 году мужественная девушка стала членом Болгарской рабочей партии. В бургасской гимназии Яна пламенно декламировала стихи Смирненского и Ботева. В старозагорской гимназии она активно сотрудничала под псевдонимом Серо-белая Чайка в ученической газете «Эхо». Чтобы избежать ареста, в 1932 году ей пришлось уйти с первого курса Софийского университета. В том же году она стала членом стачечного комитета рабочих, занятых осушением болот в районе Несебыра.

Работы по осушению продолжались в течение многих лет. Сменялись предприниматели и подрядчики, сменялись наемные рабочие, неизменными оставались лишь тяжелейшие условия труда. Рабочий день, как и в годы после первой мировой войны, продолжался по двенадцать — четырнадцать часов. Заработка едва хватало на пропитание. Нередко одежду рабочим заменяли мешки из-под цемента. Жили люди в прогнивших бараках и в сооруженных из болотного тростника шалашах. Ежедневно десятки истощенных людей становились жертвами малярии. Но предпринимателей и ростовщиков, строительных техников и надзирателей это мало волновало; они были едины: «Кому не нравится — может убираться. Найдем других желающих». Не один раз окружной комитет партии пытался помочь работавшим на болотах людям. Но принимавшиеся меры не приносили желаемых результатов, потому что сами трудящиеся были разобщены, у них не было организации, которая бы отстаивала их интересы. Тогда в качестве рабочих на болота была направлена группа коммунистов. Среди них был и комсомольский работник Петр Богоев — Злото. Позднее, в 1936 году, выйдя из тюрьмы, он не побоялся пуститься в путь по открытому морю, чтобы доставить в Советский Союз группу коммунистов, которым в Болгарии было оставаться опасно. Мужественный и твердый, он вскоре возглавил действовавшие среди занятых на осушении болот рабочих подпольную партийную организацию и стачечный комитет. И когда коллективно выработанные трудящимися требования не были приняты предпринимателями, все обманутые рабочие, как один, приняли участие в стачке. На помощь бастующим пришли партийные организации окрестных городов и сел.