Зной прошлого

— Значит, считаешь, что твоего сына предали?

— И об этом расскажу. Ралю и Тракето вышли из окружения вместе. Тракето послал Ралю к ятаку Нази Хусеинову в село Рожден, чтобы взять у того немного хлеба. Когда мой сын вернулся, Тракето в условленном месте не было. Тогда Ралю и решил заночевать у своего деда.

— Ваш отец рассказывал, как он встретил внука? — спросил я.

Мой собеседник ответил не сразу. Крепко обхватив ладонями ручку трости и положив на них подбородок, он думал о чем-то своем. Наконец поднял голову, снял темные очки, как будто это они мешали ему видеть меня, и тихо произнес:

— Разве есть у меня право обвинять его, ведь он мне отец. Да и давно уже нет его среди живых. Пусть уж лучше я и дальше буду нести этот крест… Поможешь мне спуститься по лестнице?

— Конечно, помогу, но ведь мы с вами еще не закончили.

— Поздно ты пришел спрашивать, как все было. Те, кто знали правду, давно умерли. Один я остался. Так и мне самому уже восемьдесят восемь стукнуло. Кто теперь поверит моим словам?

— Я тебе верю, дедушка Тодор, потому и пришел. А иначе давно бы мог написать обо всем так, как болтают люди.

Старик поднял голову, придвинул стул поближе ко мне, и из его безжизненных глаз потекли слезы. Помню, я подумал тогда, что, может быть, это последние слезы в его жизни.

— Прошу тебя, сынок, скажи им, чтобы не рассказывали детям, что якобы я предал Ралю, грех это.

— А кто рассказывает?

— От меня ты имен не услышишь, но это плохо, что так говорят. Верно, я не хотел, чтобы Ралю ушел в горы. Свой у меня был взгляд на жизнь. Да и какой отец согласится, чтобы его сын сам себя под пули подставлял? Может, в этом и есть моя вина, но сына я не предавал. Когда нагрянули жандармы, всех нас, родителей ушедших в партизаны ребят, выгнали из собственных домов. Грозились спалить их, да, видно, бог миловал. Приютили нас близкие люди. В то утро собралось нас у дороги человек семь-восемь. Йордан Лечков рассказывал о собрании в Каблешково, на котором он сам присутствовал. Больше всего нас обрадовали слова, сказанные на том собрании царским министром Христо Василевым: «С сегодняшнего дня и впредь тот, кто безвинно арестует человека, сам будет подвергнут аресту. Строго будут наказаны за свои деяния те, кто убивали людей и жгли дома. Партизаны не будут преследоваться законом, если прекратят борьбу против властей и вернутся по домам». Как раз в этот момент появился мой отец и прямо перед всеми сообщил, что Ралю находится у него. Что я мог поделать? Там среди нас были разные люди. Все принялись меня убеждать, что для Ралю лучше всего добровольно сдаться властям, это спасет его. И они, да и я сам, поверили обещаниям министра. Вспомнили мы и заверения генерала, который проводил собрание в нашем селе. Все заторопились к дому моего отца, а вместе с ними и я. Помню, ноги у меня подкашивались, шел как во сне. Не знаю, как добрались до места. Хотелось верить словам министра, но что-то подсказывало: «Неладное затеяли, пропадет парень». Возле самого дома столкнулись с солдатами — они уже арестовали Ралю.

— А не знаете, кто сообщил солдатам? — спросил я.

— Не знаю. Может быть, мой отец, когда отправился искать меня, оказал о Ралю еще кому-нибудь из односельчан или даже солдатам, которые разыскивали Тракето.

Я взглянул на изборожденное морщинами старческое лицо со следами высохших слез и понял, что надо скорее заканчивать этот слишком мучительный для нас обоих разговор. Помог дедушке Тодору спуститься по лестнице и немного проводил его. Дальше старик зашагал один, привычно постукивая тростью по тротуару. Отойдя на несколько десятков шагов, он обернулся и прокричал мне:

— Так ты скажи им, сынок, чтобы не наговаривали детишкам на меня, нехорошо это…

— Наступление началось, господа офицеры, — заявил генерал Младенов на совещании в штабе дивизии в селе Дыскотна 21 июля 1944 года. — И хотя борьба с партизанами существенно отличается от ведения боевых действий против регулярных сил противника, мы можем считать активизацию усилий армии, полиции и жандармерии, направленных на уничтожение нелегальных коммунистических организаций и партизанских формирований, за начало генерального наступления на внутреннего врага. Имеются точные сведения, что в последнем сражении отряд Лыскова, по существу, разбит. Партизаны маленькими группами и поодиночке пытаются вырваться на равнину, чтобы укрыться там в селах и городах. Сейчас я ознакомлю вас с планом дальнейшего хода операции против партизан, одобренным командующим армией генерал-лейтенантом Христовым. Приказываю третьему батальону жандармерии вместе с частями армии и жандармерии из Варны и Шумена занять район от шоссе Бургас — Варна до села Мрежичко и путем организации засад и прочесывания местности уничтожить отдельные партизанские группы и не дать им соединиться с приморским партизанским отрядом.

Затем генерал определил задачи третьего пограничного батальона и двух участвующих в операции против партизан пехотных полков. Им предстояло образовать два охранительных пояса: первый начинался у села Свети-Влас, проходил вблизи сел Кошарица и Горица и заканчивался где-то возле Руена, второй начинался у Каблешково, проходил через села Бата и Емирско и заканчивался у села Пештерско. За охранительными поясами располагался еще целый ряд боевых частей.

— Господа офицеры, через неделю вернемся в казармы, — этой самоуверенной фразой командир дивизии закрыл совещание.

Когда все разошлись, он с усмешкой сказал Мандрову:

— И для вас у меня есть конкретная задача. Необходимо арестовать всех коммунистов и прочих сомнительных лиц в селах, чтобы лишить партизан возможности укрыться там.

— Наконец-то понял, что и я на что-то способен, — пробурчал Мандров.

— А теперь давайте допросим пойманных партизан, — предложил генерал.

В штаб были приведены схваченные вблизи села Добра-Поляна Георгий Христов и Илия Петров. В тот же день по распоряжению генерала Младенова Чушкин доставил из Каблешково в штаб дивизии арестованных по доносу партизан Киро Рачева и Христо Тонозлиева. Допрос был краток. Приказ генерала категоричен — на следующий день партизан следовало расстрелять у села Добра-Поляна.

Утром патриоты были казнены. Среди палачей были все те же «герои»: Цветан Византиев — связной генерала Младенова и Тодор Стоянов — любимец поручика Стефанова из третьего батальона жандармерии. Убийцы и на этот раз были верны себе — после расстрела они поделили между собой одежду казненных. По приказу командования в назидание населению тела убитых были оставлены непогребенными в пятистах — шестистах метрах от села.

На следующий день, 22 июня, генерал Младенов совершил объезд выдвинутых на «боевую линию» частей. Заехал он и в село Просеник, родное село партизан, расстрелянных по его приказу лишь несколько часов назад. «Если сдадутся, то и волос не упадет ни у кого из них с головы, — щедро сулил генерал собравшимся для встречи с ним жителям села. — Ну а вы сохраните в целости ваше имущество». Но тут разглагольствования генерала прервал пожилой крестьянин, поинтересовавшийся, когда будут отпущены партизаны, захваченные в последние дни солдатами и жандармами. Вопрос привел генерала в ярость. «Пленных нет и не будет», — нервно ответил он и зло взглянул на стоявших рядом с ним Мандрова и майора Димитрова, словно спрашивая, каким образом стала известна крестьянам информация, являющаяся военной тайной. Когда рассерженный генерал Младенов покинул собрание, все тот же пожилой крестьянин тяжело вздохнул:

— Нет, этот не похож на нашего генерала Радко Димитрова. Где уж тут сравнивать! Вот тот был генерал…

Наступление продолжалось. Тракето, много разглагольствовавший раньше о свободе и коммунизме, когда пришло время взять в руки оружие и сражаться за них, всего лишь за несколько дней, проведенных в жандармерии, превратился в предателя…

Черный грузовик областного управления полиции остановился на краю села Добра-Поляна. Вдоль дороги в одну шеренгу были выстроены все мужчины из сел Добра-Поляна, Малка-Поляна, Топчийско и Мрежичко, начиная с юношей семнадцати лет и кончая глубокими стариками. Среди них были и те, кто помогали отряду в самые тяжелые для него дни, встречали и укрывали партизан, пекли хлеб для отряда, сообщали о передвижениях правительственных войск. И вот сейчас, стоя в одной шеренге со своими односельчанами, они ждали своей участи. «Население турецких сел снабжало нас продуктами, — заявил предатель в жандармерии. — Имена мне неизвестны, но, если увижу, узнаю наверняка».