Страница 16 из 78
Мое тело дернулось, когда раскаленное железо коснулось его; запах горелой кожи смешался с вонью жженого нервоплекса. Я услышал вопли, детский голос, молящий о чем-то… мой голос? Я забился, стараясь заглушить боль. Я вообразил себя дома, на Тамсе, сидящим в Саду Слоновой Кости, расслабленным, счастливым… НЕТ! Мои руки дернулись, пытаясь опуститься и оттолкнуть железо. Но чем сильнее я бился, тем туже стягивались нервоплексовые петли на моих запястьях. Он снова надвигался на меня, и я провалился в бездонную пропасть его разума, и падал, падал…
Что-то больно впилось мне в бок. Я лежала на животе, прижавшись щекой к шершавой поверхности скалы.
Тропа. Я лежала на тропе в парке. Я села, пытаясь унять дрожь во всем теле. Да, я в парке. Одна. И меня зовут Соз. Соз. Я вовсе не тот кто-то, кто лежал там связанный и кричал. Где «там»? И кто этот аристо, чье лицо нависало надо мной? Моя память шептала мне, что это Тарк, но это никак не мог быть он.
Я сделала глубокий вдох. Я нашла аристо — или по крайней мере одного из его Источников.
«Повтор!» — подумала я.
«Некачественная запись», — ответил мой центр.
Ничего удивительного. Человеческий мозг не способен делать идеальные записи воспоминаний даже с помощью таких совершенных процессоров, как мой центр. Но событие такой интенсивности, как то, которое я пережила только что, должно было записаться более или менее пристойно.
«Проиграй то, что записалось, — подумала я. — Только через фильтр».
«Включаю повтор».
Я снова увидела нависающее надо мной лицо аристо, ощутила на коже раскаленный металл. Но фильтр придавал воспоминанию какую-то отстраненность, понижал интенсивность так, что я могла уже терпеть это.
«Стоп-кадр!» — подумала я.
Воспоминание замерло. Лицо аристо придвинулось ко мне вплотную. Это не Тарк, но и не поддельный хайтон из бара. Это один из его охранников — высокий, с кровью аристо, проявлявшейся в его глазах и волосах. Сын аристо и серва? Я решила, что он по меньшей мере наполовину аристо, возможно, и больше. Во всяком случае, достаточно, чтобы он нуждался в Источнике.
«Довольно», — подумала я. Воспоминание исчезло.
Я закрыла глаза, пытаясь снова уловить эмоции Источника. Он один мог вывести меня на особняк аристо. Но у меня ничего не вышло. Я не могла заставить себя снова проникнуть в его сознание.
В конце концов я поднялась и пошла дальше. Постепенно пульс мой замедлялся, а дыхание успокаивалось. Я послала запрос компьютеру, и тот сообщил, что процент адреналина в крови почти вернулся к норме.
Выждав немного, я повторила попытку. На этот раз я искала с опаской, наготове… вот! Я отпрянула от сознания Источника, но не настолько, чтобы тонкая ниточка, связывавшая нас, оборвалась. Я удерживалась на краю, не давая себе погружаться в его мысли.
Потом, стиснув зубы, я осторожно попробовала красноглазого охранника. В нормальных обстоятельствах я не уловила бы его на таком расстоянии. Однако его ментальная связь с Источником служила мостом между нами. Я удерживалась на краешке его сознания словно пловец, цепляющийся за корень, чтобы не попасть в водоворот. Вопль Источника прорезал мое сознание, и охранник замычал от оргазма.
Я почти не замечала ни парка, ни дерева, к стволу которого я привалилась. Как могу я заставить этого садиста остановиться? Я не могу поменять химические процессы в его мозгу. Но надо же сделать что-нибудь!
Надоело! Я внедряла эту мысль в его сознание со всей силой, на которую только была способна. Надоело! Этот Источник ужасно, кошмарно, возмутительно НАДОЕЛ!
Охранником овладела сонливость, притупившая его интерес к Источнику и одновременно ослабившая мою связь с ним. Образ уходил от меня. Эхо боли, исходившей от Источника, смолкло, зато его облегчение вспыхнуло с такой интенсивностью, что я снова увидела не только охранника, но и комнату.
Рядом оказался еще один Источник — девочка, привязанная к соседнему дивану.
По мере того как интенсивность эмоций первого Источника падала, сменяясь усталостью, моя связь с ним также слабела. «Где? — думала я по-эйюбиански. — Где ты?»
Но его сознание уходило — скоро я вообще не ощущала его. Охранник ушел из комнаты — погоди-ка, второй Источник, девочка, — должно быть, охранник развязал ее, прежде чем уйти. Она подбежала к мальчику; интенсивность ее сострадания снова позволила мне включиться.
Я буквально прыгнула в ее сознание. «Где ты? ГДЕ?»
Она, плача, освобождала его руки от пут. Он рухнул на нее, и связь снова ослабла. Прежде чем она оборвалась окончательно, я успела уловить образ особняка в форме большого галеона. Не думаю, чтобы кто-то из Источников послал этот образ в ответ на мой вопрос; скорее он просто промелькнул в возбужденных мыслях девочки. Как бы то ни было, теперь у меня имелся хоть один ориентир.
Я искала час, но так и не нашла его. В конце концов я решила вернуться в гостиницу. Я могу продолжить поиски и утром. Если я ориентировалась правильно, я находилась где-то недалеко от улицы, ведущей из холмов в центр. Я миновала небольшой фонтан, из которого вместо воды били благовония, и вышла к клумбе колокольчиков. За клумбой блестела нервоплексом мостовая.
По ту сторону улицы стоял особняк, который я искала.
Дом, казалось, плыл по газону. Кусты были подстрижены в форме волн; даже белые цветы на их верхушках изображали пену. Мачты светились в ночи, а свернутые паруса казались золотыми.
Вокруг дома и сада в воздухе дрожало легкое свечение, окрашенное в цвета радуги. Я знала, что это за цвета. Я часто видела такие же вокруг членов Триады — моей тетки, отца и двоюродного брата. По распоряжению Ассамблеи такие радуги сопровождали членов Триады во время любого их появления на публике. Свечение являлось единственным заметным извне признаком работы киберзамка — имплантированного в мозг защитного блока, включаемого и выключаемого извне. Во включенном состоянии киберзамок образует поле, настроенное на волну пси-излучения владельца. У меня тоже был такой, хотя я редко пользовалась им. Все, что попадает в такое поле, включает киберзамок: слабые поля запускают сигнализацию, средние — отталкивают вторгшихся, мощные — убивают их.
Был ли этот замок настроен на хайтона? Это означало бы, что он подвергался хирургической операции по вживлению замка в мозг: мучительный процесс. Мало кто из людей осмеливается пройти подобную операцию. То, что такого юного аристо охраняли столь изощренными способами, казалось таким же необычным, как и все остальное, что с ним связано.
Сквозь радуги свободно пролетали птицы, что означало: поле включено на минимальное напряжение. Простая сигнализация, извещающая о каждом, приближающемся к дому. Ни лазейки.
«Ускоренный боевой режим», — подумала я.
«Ускоренный режим включен», — ответил центр.
Я изучала особняк, пытаясь рассчитать наилучший подход. При включенном боевом режиме мое тело целиком полагалось на вживленную в него биоинженерную структуру. Единственным фактором, ограничивающим скорость моих движений, являлось время, необходимое биомеханизмам для того, чтобы двигать моими членами. И это было быстро, куда быстрее, чем реагируют нормальные мышцы. Правда, я не злоупотребляла этим режимом: даже при укрепленных костях и суставах подобная скорость могла повредить мой скелет.
Я сражалась рефлекторно, повинуясь командам боевых модулей моего центра — это тоже позволяло значительно ускорить реакцию. Конечно, заранее запрограммированных реакций не всегда хватало в непредсказуемых боевых ситуациях. Да и от ускоренных реакций мало проку в защитном поле. Как все же мне попасть в дом?
Придумала. Я улыбнулась. Нет, это невозможно. Абсолютно нереально.
— Почему бы и нет? — спросила я себя.
Серебристые колокольчики на клумбе мелодично звенели, пока я проходила мимо. Я пересекла улицу; нервоплекс тревожно напрягся у меня под ногами. Я ступила прямо в радугу защитного поля и зашагала к парадной двери.
И постучала.
Дверь распахнулась мгновенно, открыв взору двух охранников с лазерными карабинами на изготовку. Их изумление ударило в меня резким порывом ветра: неужели их господин действительно настолько рехнулся, что пригласил меня сюда? Неужели я настолько рехнулась, что приняла приглашение?