Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 10

Шибаев задумался, стоя посреди комнаты.

– Десять заповедей?

– До заповедей!

– Первобытный человек? Шаман сказал, что кушать другого человека плохо.

– Первый кодекс появился больше четырех тысяч лет назад, написал его царь Вавилона Хаммурапи. Этот текст высекли на каменной глыбе высотой в два с половиной метра, поэтому он сохранился. Между прочим, мы позаимствовали из того кодекса принцип презумпции невиновности. Там еще был закон о наказании судьи за подкуп, смерть за похищение детей, сожжение за воровство на пожаре, смерть за кражу и ряд статей, защищающих рабовладение. Главный принцип – глаз за глаз. Абсолютно четко и сжато изложенные законы, и это чуть ли не пять тысяч лет тому назад!

– На камне особенно мыслью не растечешься, – заметил Шибаев.

– Ага. Там еще предусматривалась ответственность арендатора за землю и штраф за нерадивость. А если имело место стихийное бедствие, то аренду не взимали. Просто удивительно! Страшная древность, рабство, войны, эпидемии, и вдруг – закон! Представляешь, Ши-Бон, совершенный с точки зрения логики закон! Этот Хаммурапи был гением. Знаешь, Сашка, как подумаешь, сколько потрясающих людей жило до нас, с ума сойти можно!

– Вавилон – это где сейчас?

– На территории современного Ирана.

– Интересно, что-то из старых законов осталось?

– Хороший вопрос, – покивал Алик. – Вообще-то, когда законы устаревают, ими просто перестают пользоваться, и рано или поздно кодексы переписывают, а пока не переписали, устаревшие висят мертвым грузом. В данном случае исчезла страна. А вот, например, смотри… Кофе сделать? – перебил он себя.

– Сиди, я сам, – ответил Шибаев и отправился на кухню. Его кот по имени Шпана спрыгнул со стула и побежал за ним. – Мясо будешь? – крикнул Ши-Бон из кухни.

– Ночью? Не знаю… – задумался Алик. – Вредно, говорят.

– Так будешь?

– Буду. Только потом не уснешь.

– Уже утро, – заметил Шибаев, появляясь в комнате с чашкой и тарелкой с нарезанным большими кусками копченым мясом. – Прошу!

– А вот тебе современный вполне идиотский закон – в Канаде во время дождя нельзя поливать газон, – встретил его Алик.

– А есть желающие?

– Раз приняли закон, наверное, были. Но непонятно, зачем запрещать – пусть себе поливают! А отели у них должны бесплатно кормить лошадь клиента. Тоже интересно. Представляешь, если бы гостиницы бесплатно заправляли машину клиента? А вот еще! В Монтане женщине грозит тюрьма, если она вскроет почту мужа.

– Хороший закон, – заметил Шибаев.

– В Коннектикуте велосипедистам запрещено ездить со скоростью больше ста километров в час. В штате Нью-Йорк можно влететь на двадцать пять баксов, если пялиться на женщин. Знаешь, Ши-Бон, даже рассказанный в присутствии коллеги-дамы полуприличный анекдот расценивается у них как сексуальное домогательство. А в Небраске парикмахерам запрещено есть лук с семи утра до семи вечера.

Шибанов рассмеялся.

– И чеснок!

– Взрыв ядерного заряда в Лос-Анджелесе карается штрафом в пятьсот долларов! Нельзя лизать жаб, и тут же комментарий: жабы вырабатывают ядовитое вещество, эффект от которого сходен с эффектом от наркотика.

– Насчет жаб – это забавно, – заметил Шибаев. – Слушай, а если их разводить? Построить жабьи фермы, а налоговой впаривать, что для ресторанов?

– У нас холодно, во-первых, а во-вторых, я бы лично не стал лизать жабу. Меня бы сразу стошнило. Холодная, живая, б-р-р-р!

– Резонно, жаба – это экзотика. Насчет ядерного заряда тоже нехило, а то мало ли….

– Ага. Вот еще закон. В Милане, например, закон требует от людей улыбаться постоянно и везде, за исключением похорон или визитов к врачу. А у нас – наоборот. Моя бабка говорила: смех без причины – признак дурачины.

– Мы вообще суровая нация. Тебе за статьи хоть платят? – спросил Шибаев.

– Когда как. Знаешь, мне самому интересно, такое выкапываешь – в дурном сне не привидится… Кстати, ты храпишь. Кроме того, статьи – это бесплатная реклама. А рекламы, как ты понимаешь, лишней не бывает.

– С клиентами последнее время негусто.

– Как это негусто? – удивился адвокат. – Одна половина города женится, а другая разводится, тут без адвоката как без рук.





Шибаев только вздохнул. Внимание обоих привлекли странные гортанные и фыркающие звуки – оказалось, Шпана подавился украденным мясом.

– Удивительно невоспитанный кот, – заметил адвокат, морщась и рассматривая кота. – Сейчас его вырвет.

– Проглотит, – успокоил его Шибаев.

Они пили кофе и обсуждали нелепые законы еще около часа, после чего Шибаев ушел к себе досыпать, а Алик углубился в Сеть, так как ночь была уже на исходе и уснуть не было ни малейшей надежды. Но наркотическая жаба все не шла у него из головы, и вдруг он понял! Алик понял, что сказка о Царевне-лягушке на самом деле сказка о наркотической жабе, которую поцеловал, а на самом деле полизал принц! А под кайфом чего только не привидится!

Глава 4. Печаль. наше время

Женщина в черном, сгорбившись, неподвижно сидела на низкой скамеечке за узорной чугунной оградой. Черный мраморный памятник, черная плита, черная мраморная ваза, полная белых роз.

Женщина задумалась, ушла в себя. Молодое бледное лицо, тонкие сжатые руки на коленях. Черный платок до бровей.

Она думала о своей безрадостной жизни, о последнем разговоре с мужем… и все в ней восставало – лучше смерть, ни за что! Ее ноша, ее крест, она не жалуется… никогда не жаловалась, и тогда тоже… Она смотрит на черный памятник, на белые розы… глаза ее наполняются слезами.

– Маленький мой, – шепчет она, – ангел мой, прости, что не уберегла. Мученик мой, кровинушка моя, никогда тебя не забуду… отмучился. Не суждено было… все помню! Как увидела, как взяла на руки… как сердце замерло, глазки, ручки… Смотришь на нас оттуда… бережешь… помоги нам! Пожалей!

Она услышала шаги, кто-то неторопливо шел по дорожке. Наклонилась ниже, вытерла слезы. Человек остановился, мужской голос сказал:

– Не плачьте, им тяжелее, когда мы плачем. Вспоминайте, но не плачьте. Можно?

Она кивает, и он усаживается рядом. Они молчат, потом он говорит:

– Что случилось?

– Сердце. Хотели оперировать, да не успели. Так и умер у меня на руках.

– У меня жена умерла, шесть месяцев сегодня… Ребенок – это тяжелее, не дай бог.

Он рассматривает памятник. Четыре месяца и шесть дней от роду. Три года назад, в этот самый день. Годовщина.

– Я хотела следом за ним, да побоялась греха, – говорит женщина глухо. – Думаю все: кто виноват? Может, мои грехи… может, проклятие на мне…

– Есть вещи, которые просто случаются, и нет виновных. Поверьте, не нужно себя мучить. Вы молодая… вся жизнь впереди. У вас еще будут дети.

Она внимательно смотрит на мужчину. У него приятное открытое лицо, спокойный неторопливый голос, крупные надежные руки. Он сидит, упираясь локтями в колени, сцепив пальцы.

– У меня есть сын, – говорит она. – Братик Севочки. Ему два годика. Хороший мальчик…

– Вот видите… Как зовут?

– Володя. Он любит рисовать. Я рассказываю ему про братика… я с ним все время разговариваю. Он слушает, все понимает.

В голосе ее странный надрыв. Мужчина скользит взглядом по сжатым кулакам женщины, по черной одежде, по заплаканному ненакрашенному лицу.

– Поверьте, все будет хорошо.

– Я приходила к Севочке каждый день, сейчас реже. Сегодня три года… а как будто только вчера… – Она помолчала, потом спросила: – Отчего умерла ваша жена?

– Рак, – сказал он коротко. И, словно отвечая на незаданный вопрос, добавил: – Детей у нас, к сожалению, не было.

Женщина кивнула. Они еще немного посидели молча, и она поднялась.

– Я могу отвезти вас в город. – Мужчина тоже встал.

– Спасибо. Я на машине.

Она кивает ему и уходит, он смотрит ей вслед. Солнце скрывается в тучах, и мелкий неуверенный дождь шуршит в траве. Из щелей асфальта выкуривается легкий парок…