Ошибка

Он низко поклонился ей и отозвался уже с порога:

— Если будет милость ваша, просите бога, чтобы он поскорее послал мне смерть. Только этого я и хочу.

И медленно вышел из комнаты.

Теперь все занялись Владеком. Няня привела фельдшера, и тот перевязал ему раны. В гостиную перенесли кровать для брата и кушетку для учителя, который объявил, что будет за ним ходить, пока Владек не поправится.

Ночь прошла тревожно. Владек спал плохо, учитель даже не раздевался, а у меня был жар, и мама всю ночь ходила от меня к брату и от него ко мне. Солнце уже взошло, когда нас всех наконец сморил сон, — и потому мы встали только около десяти.

Брат был довольно бодр, но его мучили свежие раны, и он, по его словам, чувствовал себя разбитым. Видно было, что каждое движение стоит ему труда, он при этом даже шипел от боли.

Мама украдкой отирала глаза, но давно я не видел ее такой бодрой. Все ее интересовало, она заглядывала в каждый уголок, и даже голос ее как-то окреп и стал звучнее.

День был пасмурный и холодный. На полях стлался туман, чуть не каждый час начинал моросить дождик, мелкий, как роса, и в воздухе чувствовалась сырость. Казалось, на дворе не май, а октябрь.

Я услышал в сенях шаги и голос кассира. Через минуту в гостиную вошла мама.

— Это кассир, — шепнула она брату. — Он хочет тебя повидать. Пустить его?

— Ну конечно, пожалуйста, — сказал Владек. — Я привык быть на людях, и меня просто даже пугает, что теперь вижу только двух-трех человек.

— Он тебя не утомит?

— Напротив, развлечет…

— Когда начнет врать, — вставил учитель.

Кассир вошел с высоко поднятой головой и победоносным видом. Подойдя к постели Владека, он крепко пожал ему руку и сказал торжественно:

— Привет герою!

Брат терпеть не мог напыщенности и позерства и при таком комплименте невольно поморщился. Мама это заметила и поспешила переменить разговор.

— А где же вы были этой ночью? — спросила она у кассира.

— О, памятная ночь! — со вздохом отозвался тот, развалясь в кресле. — Не забыть мне ее, хотя бы я прожил миллион лет.

Мой учитель не то фыркнул, не то закашлялся. Кассир глянул на него исподлобья и многозначительно поднял брови.

— А что же такое с вами случилось? — спросила мама, чтобы поддержать разговор.

— Сейчас все расскажу. Эта история напоминает приключения Ринальдо Ринальдини, необычайные и трагические. Да, в высшей степени трагические!

Он сел поудобнее, откашлялся и продолжал:

— Так вот — я своими глазами убедился, что наш отшельник из-за ольховой рощи действительно шпион… И очень опасный…

Учитель так и подскочил на стуле, но Владек взглядом заставил его сдержаться.

— Из своего укрытия, — говорил кассир, — я видел, как в его хату вошел офицер с несколькими солдатами и долго там с ним толковал. Мало того — я видел еще, как далеко за полночь этот субъект возвращался из города. Не сомневаюсь, что он опять ходил на переговоры с офицерами…

— Да их уже тогда здесь не было! — гневно вмешался учитель.

Но мама посмотрела на него, и он умолк.

— Я не обязан знать, были они тут или не были, — возразил кассир с раздражением. — С меня довольно того, что я видел шпиона, который шел туда, где рассчитывал застать войска.

Брат беспокойно заворочался в постели, но слушал молча.

— Что я пережил там, в овраге, за эту ночь, трудно описать, — говорил кассир. — Достаточно вам сказать, что за каждым кустом мне чудились по меньшей мере два покойника.

— Это — нервы, — бросил Владек, кусая губы.

— И это еще ничего! Видения явились, исчезли — и дело с концом. А вот на рассвете случилось кое-что похуже: меня окружило десятка два вооруженных людей… «Кто вы?» — спрашиваю я у них. А один мне отвечает: «Сам видишь, кто мы. А вот ты кто такой и что тут делаешь?» Разумеется, я ответил, что скрываюсь здесь, и показал свое удостоверение… Какое счастье, что я его вчера не проглотил! — добавил он, посмотрев на маму.

— Да, тогда мы потеряли бы помощника заместителя начальника прихода, — буркнул пан Добжанский, зажмурив один глаз и сделав довольно непочтительную гримасу.

Кассир, вместе с креслом, повернулся к нему спиной.

— Я показал свое удостоверение, — повторил он, — и мы стали беседовать.

«Да, мы разбиты наголову, — сказал один из этих вооруженных людей. — Все пропало».

«Как же могло быть иначе, — ответил я ему, — если здесь у самого города засел их шпион».

И я рассказал им то, что видел и слышал. Они, конечно, пришли в бешенство.

Владек в волнении сел на постели. А учитель встал и слушал с широко открытыми глазами.

— Ну, и что же было дальше? — спросил Владек.

— Что могло быть? Повесили его, — со смехом ответил кассир.

— Что-о? — крикнул учитель.

— Повесили, говорю, старого шпиона.

— Иисусе! Мария! — простонала мама и, схватившись за голову, выбежала из гостиной.

— Слушайте, вы! — закричал мой брат. — Да ведь этот старик ни в чем не повинен.

Кассир побледнел.

— Неужели я ошибся? — пробормотал он. — Но почему же он им этого не сказал? Почему так упорно молчал? И почему пан Добжанский, который его, видимо, знал, никогда за него не вступался?

Учитель захрипел, как будто ему всадили нож в сердце, и глаза его сверкнули недобрым огнем. Он подскочил к кассиру и поднял было руку для удара, но сдержался и только схватил его за шиворот.

— Подлец! — произнес он, грозно глядя ему в лицо. — Подлец! К барьеру, или я… я тебя ногами затопчу!

— Ладно! — заносчиво отрезал кассир, изо всех сил вырываясь. — Ладно! За такое оскорбление я буду с вами драться на дуэли.

— Здесь же… в роще будем драться! — проворчал учитель и бросился к Владеку.

— Владек, вставай! Соберись на несколько минут с силами, идем с нами.

Он обернулся. Но кассира в комнате уже не было.

— Нет, от меня не удерешь! — крикнул учитель.

Он схватил трость и шляпу и вышел на улицу так стремительно, словно лет тридцать сбросил с плеч.

— Антек, где мама? Беги за мамой, сейчас же беги! — с тревогой сказал мне брат.

Мамы не было во дворе, мне сказали, что она ушла в сад. Но и в саду я ее не нашел и только, сбежав вниз с горки, увидел, что она идет лугом по направлению к оврагу. Я бросился ее догонять.