Страница 29 из 54
Но денег у Фадейчева не было, и просить не стоило.
Оставался начальник отдела, Николай Александрович. Просить было не совсем удобно, но все же терпимо, Касьянов однажды был вместе с Николаем Александровичем в командировке И пользовался тогда его кредитом.
Кроме того, можно было воспользоваться этой просьбой еще и для того, чтобы прозондировать почву насчет назначения. В отделе освобождалось место руководителя группы, Маханькова сманили-таки в базовый НИИ, он еще дорабатывал положенные две недели, но группа практически оставалась без ведущего конструктора. Маханьков занимался разработкой блоков питания, работа, конечно, не бог весть, ничего нового не раскопаешь, но все-таки ведущий конструктор, руководитель группы, — Касьянов считал себя по всем параметрам подходящим на эту должность. Правда, ходили слухи, что Николай Александрович будто бы уже предлагал группу Маханькова Феликсу, а Феликс будто бы отказался, и Касьянов догадывался, в чем тут дело, — у Феликса как раз сейчас продвинулось дело с термостабилизацией, удалось кое-что нащупать, он выдал за месяц четыре заявки на изобретения, и если бы ему удалось поднажать и не распыляться, через год материала вполне хватило бы на приличную кандидатскую.
Касьянову понравилась идея прозондировать Николая Александровича, и он торопливо достал из шкафа пишущую машинку, заложил в нее бланк служебной записки и в лихорадочном темпе отстучал двумя пальцами требование на кремниевые стабилитроны, которые могли понадобиться при испытаниях установки, разработанной по заказу медиков. Отдел Николая Александровича занимался продукцией, которую пренебрежительно именовали в КБ «ширпотребом» — мелкие заказы на радиационную технику для геологов, для газовиков, для селекционеров. Изотопы вошли в моду, спрос на них велик, примерно в той же степени, что и на ЭВМ. Изотопы украшают научные отчеты и доклады на конференциях: «…исследования производились при помощи специально сконструированных радиоизотопных устройств»; о них можно было красиво писать в газетах: «Помогли «меченые атомы»!» Но на заводе этот отдел КБ существовал как бы на особицу, потому что продукция была штучной, на вал и план по реализации существенного влияния не оказывала, и кроме лишних хлопот, пользы для завода не было никакой. Денег отделу давали в обрез, и если было замечено, что кто-то пытается поставить собственный эксперимент или смоделировать процесс, не имеющий отношения к непосредственной разработке, это сурово каралось. Но так уж устроен человек, что если ему дают научно-исследовательскую работу, его неотступно тянет поглядеть, как его идея будет выглядеть в металле, а тем, кому по долгу службы надлежит воплощать чужие замыслы, не терпится генерировать собственные идеи. Уж на что, казалось бы, тихие люди — питатели, и те лезут со своими прожектами. Группе Маханькова без году неделя, раньше каждый разработчик для каждого нового прибора сам рассчитывал блок питания, потом Николаю Александровичу пришло в голову, что не надо всякий раз изобретать велосипед, и он выделил питателей в отдельную группу. В результате Маханьков уходит в НИИ, увлекся… Касьянов знал, что он не станет увлекаться, но вместе с тем от группы питателей никто и не ждет открытий, так что работа предстояла не хлопотная, спокойная, а Касьянов умел находить общий язык с работниками экспериментального цеха, это ценилось. К тому же он помнил, что ему всего лишь двадцать шесть, что впереди по меньшей мере столько же, и жизнь — это не спринтерская дистанция, где нужно рвануть, выложиться, — а затяжной марафон, и выигрывает в нем тот, кто умнее распределит свои силы.
Николай Александрович сидел, сгорбившись над столом, и читал толстенное техническое описание, то и дело морщась и подчеркивая красным фломастером целые абзацы. При виде Касьянова Николай Александрович суетливо привстал с кресла, протянул крепкую загорелую руку, пригласил садиться. Затем он взял служебную записку и не глядя подписал.
— Легки на помине, Геннадий Петрович! — сказал Николай Александрович несвойственным ему дружелюбным тоном, и Касьянов решил, что, судя по настроению шефа, можно будет напрямую спросить о назначении. Дальше начиналось вовсе уж не понятное, — Николай Александрович поглядел в его глаза просяще, произнес неуверенным тоном:
— Вы-то мне и нужны… С Диксона, понимаете ли, пришла телеграмма. Теплоход с прибором, понимаете ли, уже прибыл. Они вызывают представителя института, это их право, без этого не примут изделие, а это ставит под угрозу план четвертого квартала и вообще года… Мы тут посоветовались с товарищами…
Конечно же никто ни с какими товарищами не советовался, но так было принято говорить, когда поручалась малоприятная работа, да Касьянов и сам понимал, что кроме него в командировку ехать некому, так что — не отвертеться.
— У меня через неделю отпуск начинается, — напомнил Касьянов.
— Я думаю, десяти дней вам хватит, — уже увереннее заговорил Николай Александрович, довольный тем, что не пришлось долго уговаривать Касьянова. — Уйдете с пятнадцатого сентября. Вы, кажется, собирались на юг? Там во второй половине сентября как раз начинается бархатный сезон… А пока вы будете на Диксоне, цех изготовит «Дельту», вы вместе с Карасевым запустите ее дня за два. Опечатаем, и пусть стоит месяц на контроле, а когда вы вернетесь из отпуска, будем сдавать заказчику…
— Там в схеме надо бы кое-что изменить. Я уже говорил Карасеву, — сказал Касьянов, стараясь разобраться в противоречивых интонациях шефа.
— Если говорили, он сделает… Я знаю, Карасев хотя и задиристый мужик, но к вашему мнению он прислушивается.
Николай Александрович достал из стола заранее подписанный бланк командировочного удостоверения.
— Впечатайте свою фамилию и как можно скорее вылетайте! В бухгалтерию я позвоню. Не забудьте получить спецодежду. Возможно, там уже снег.
У Касьянова сложилось впечатление, что шеф запоздалой заботливостью пытается подсластить неприятное сообщение о командировке к черту на кулички, в далекую провинцию, где и сентябрь наверняка промозглый и даже нет приличной гостиницы с ванной или хотя бы душем, как говорится: «Удобства во дворе, а телефон в аптеке…»
Николай Александрович еще раз сочувственно улыбнулся Касьянову и склонился над пухлым техописанием. Через несколько секунд он поднял голову и внимательно посмотрел на смущенно переминавшегося с ноги на ногу Касьянова.
— Все остальные вопросы — после вашего возвращения. В том числе и вопрос о группе Маханькова. Мы тут еще посоветуемся с товарищами…
После этой реплики Касьянову надлежало уходить, он и так уже узнал слишком много, но зеленые светящиеся кристаллы электронных часов, стоявших на столе шефа (жуткая точность — плюс минус 5 секунд в столетие!), показывали двадцать две минуты двенадцатого, Ирина наверняка уже нервничала у входа в метро, а Касьянов до сих пор не раздобыл денег, и он, вдруг решившись, через силу выдавил из себя жалким голосом:
— Николай Александрович… Вы не могли бы?.. Взаймы. Двадцать рублей.
— Отчего же!
Из портмоне, поскрипывающего новенькой тисненой кожей, Николай Александрович достал две красных купюры, протянул их Касьянову, отводя взгляд в сторону и всем своим видом показывая, что он весьма занят.
Сбивчиво пробормотав какие-то слова благодарности, Касьянов выбежал из кабинета, пролетел по коридору, где нетерпеливые теннисисты уже расставляли зеленые столы в предвкушении обеденных баталий, на ходу поздоровался за руку с Козловым из отдела технической информации, сумел без расспросов понять, что денег у Козлова нет и что долг он отдавать пока не намерен, почему-то вспомнил, что требование на стабилитроны осталось лежать на столе у шефа, но возвращаться было уже поздно, ноги сами вынесли Касьянова к вестибюлю, он сунул пропуск под нос толстой женщине в защитной гимнастерке с петлицами стрелка ВОХР и припустил, как мальчишка, к метро. Лет пять-шесть назад Касьянов еще занимался спортом, выступал за сборную факультета по легкой атлетике, его коронной дистанцией была пятикилометровка, но с приходом на завод Касьянов стал солиднее, а сидячий образ жизни, крепкий кофе поутру, неумеренное курение и субботние междусобойчики вконец испортили форму, уже через двести метров бегущий Касьянов почувствовал, как кровь прилила к вискам, тупо застучала в затылке, каждый вздох резал горло, будто наждаком, он подумал, что не мешало бы заняться дыхательной гимнастикой по системе йогов, где-то валялась брошюрка, сто раз собирался, так и не сподобился, — но уже показался вход в метро, Ирины нигде не было видно, значит, еще не приходила, и можно перейти на шаг, дышать носом, спокойно, еще спокойнее, вот и хо-ро-шо, вот и хо-ро-шо… В киоске Касьянов купил сигареты, но закуривать не стал, подозрительно долго выравнивалось дыхание, Касьянову даже подумалось: «Старею, старею…» Он заглянул в пыльное темное стекло киоска, увидел взбиравшиеся по вискам залысины, обозначившиеся дряблые мешочки под глазами, скорбные морщины у рта и криво улыбнулся, приглаживая растрепавшиеся на бегу волосы. Он знал, что и на макушке уже наметилась небольшая проплешинка, которую приходилось каждое утро маскировать боковым зачесом.