Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 152

Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Лапин Борис Федорович, Смоленский Борис Моисеевич, Багрицкий Всеволод Эдуардович, Кульчицкий Михаил Валентинович, Отрада Николай, Джалиль Муса Мустафович, Богатков Борис Андреевич, Вакаров Дмитрий Онуфриевич, Артемов Александр Александрович, Майоров Николай Петрович, Коган Павел Давыдович, Лебедев Алексей Алексеевич, Карим Фатых, Занадворов Владислав Леонидович, Монтвила Витаутас, Федоров Иван Николаевич, Чугунов Владимир Михайлович, Розенберг Леонид Осипович, Ширман Елена Михайловна, Спирт Сергей Аркадьевич, Шогенцуков Али Асхадович, Копштейн Арон Иосифович, Каневский Давид Исаакович, Лобода Всеволод Николаевич, Калоев Хазби Александрович, Квициниа Леварса Бидович, Росин Самуил Израилевич, Вилкомир Леонид Вульфович, Инге Юрий Алексеевич, Котов Борис Александрович, Шершер Леонид Рафаилович, Шпак Микола, Наумова Варвара Николаевна, Нежинцев Евгений Саввич, Гаврилюк Александр Акимович, Кубанев Василий Михайлович, Герасименко Кость, Пулькин Иван Иванович, Костров Борис Алексеевич, Суворов Георгий Кузьмич, Стрельченко Вадим Константинович, Сурначев Николай Николаевич, Троицкий Михаил Васильевич


3. СТИХИ О РАЗВЕДЧИКЕ

Июль. За Уралом пора сенокоса Уже отзвенела давно. В полях яровых наливается просо, Пшеничное крепнет зерно. Кузнечик в гречихе трещит неумолчно, Высоко взлетают стрижи. А здесь, на Посьете, в тумане молочном Холодная полночь лежит. И тянутся белые дымные косы По ветру на скаты высот. Горбатая сопка, гранитная осыпь, В окопе, под осыпью, — взвод. Поодаль немного болотные кочки, В густом тростнике берега. На сопке вверху пулеметные точки, Бетонные гнезда врага. Прошел уже час, как уполз осторожно Разведчик на сопку, и вот Его ожидает в окопе тревожно Дозорный недремлющий взвод. Безмолвны горы обнаженные скаты, Всё тихо пока, всё молчит. Но вдруг загремели ручные гранаты На сопке в туманной ночи. Еще и еще, за разрывом разрывы, Протявкал и смолк пулемет. Вот кто-то по осыпи рядом с обрывом Нетвердой походкой идет. Упал. Тяжелы, видно, горные тропы, Лежит он в крови и пыли. Уже санитары бегут из окопа, Бойца поднимают с земли. «Скажите комвзводу — врага пораженье В бою неминуемо ждет. Готов для атаки проход в загражденьи, Гранатой разбит пулемет…» Всё тихо, так тихо здесь в сумраке мглистом, Что слышно биенье сердец. На кровью залитой земле каменистой Забылся и бредит боец. И видится парню знакомое небо, Просторы поёмных лугов, Шумящие полосы проса и хлеба И серые шлемы стогов. Под ветром сухие проселки пылятся, Бегут ручейки под бугром, И машет ветряк, и не может подняться, Как птица с подбитым крылом… Очнулся, глаза приоткрыл и устало, Чуть слышно, промолвил: «Друзья, В Тамбовском районе, в колхозе осталась Моя небольшая семья. Так матери вы не пишите, пожалуй, Я сам напишу ей… потом… А брату родному… На возрасте малый… Пусть едет сюда…»                                       И с трудом Разведчик на локте поднялся. Но скоро Упал и забылся опять. Сползал, осыпая росинки на горы, Туман в приозерную падь. Взлетало широкое пламя рассвета Над гладью воды голубой. За землю Тамбова, Ташкента, Посьета Шли дети республики в бой. <1939>

4. ХАСАН

На ветру осыпаются листья лещины И, как яркие птицы, несутся в простор. Покрываются бронзой сухие лощины И горбатые древние выступы гор. Над кривым дубняком, на крутом перевале, Опереньем сверкая, взлетает фазан. В окаймленье вершин, как в гранитном бокале, Беспокойное озеро — светлый Хасан — Расшумелось у сопок, шатая утесы, Поднимая у берега пенный прибой. И волна, рассыпая тяжелые слезы, Бьется глухо о камни седой головой. Так о сыне убитом, единственном сыне, Плачет старая мать, будто волны у скал, И в глазах ее выцветших долгая стынет Напоенная скорбью великой тоска. Молчаливые горы стоят над Хасаном, Как тяжелые створы гранитных дверей, И повиты вершины белесым туманом, И разбиты утесы огнем батарей. И на склонах исхлестанной пулями сопки, На камнях обомшелых, в покое немом, Под косыми камнями ржавеют осколки Отвизжавших снарядов с японским клеймом. Угасает закат, ночь идет на заставы. Грозовое молчанье тревогу таит. Нерушимой вовек, будто памятник славы, Высота Заозерная гордо стоит. 1939

5. НОЧЬЮ

Другу, поэту — Вяч. Афанасьеву

Потухло багровое пламя зари. Сова поднимает тяжелые веки, Садится сова на кедровые ветки, Сова зажигает глаза-фонари. Подернулись пади дремотным туманом, Заухали филины гулко в ночи, Луна пожелтела над сонным Иманом, Как спелая дыня с осенней бахчи. На небе, вблизи от ночного светила, Погасли холодные искорки звезд. На темное море луна опустила Пути золотые на тысячи верст. Туман осыпая серебряной пылью, Сова расправляет лохматые крылья, Летит тяжело над полями, лесами И в полночь блестящими смотрит глазами. И кажется старой, что тропкою длинной По горным хребтам, к океанской воде, Идут от широкой сучанской долины Неясные легкие тени людей. И кажется древней, что ночью зловещей Не грозы гремят над простором морей, Не гневные волны у берега плещут, А эхом разносится гул батарей. Ушастая слушает чутко, но это Лишь гром поездов на далеких мостах, Гудки теплоходов, да ветер с Посьета, Да уханье филинов в лунных кустах. А тени, неясные легкие тени — Лишь клочья тумана у вздыбленных гор Да призрачный дым полуночных видений, Что утром уносится ветром в простор. И с криком печальным угрюмая птица Глядит на прибой океанских валов. За нею туман одичалый клубится В лиловых огнях перегнивших дубов. Садится сова на обрыве прибрежном И клювом забрызганный чистит наряд. Легенды о давнем, сказанья о прежнем Ей сопки Приморья в ночи говорят. <1940>