Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 118 из 152

Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Лапин Борис Федорович, Смоленский Борис Моисеевич, Багрицкий Всеволод Эдуардович, Кульчицкий Михаил Валентинович, Отрада Николай, Джалиль Муса Мустафович, Богатков Борис Андреевич, Вакаров Дмитрий Онуфриевич, Артемов Александр Александрович, Майоров Николай Петрович, Коган Павел Давыдович, Лебедев Алексей Алексеевич, Карим Фатых, Занадворов Владислав Леонидович, Монтвила Витаутас, Федоров Иван Николаевич, Чугунов Владимир Михайлович, Розенберг Леонид Осипович, Ширман Елена Михайловна, Спирт Сергей Аркадьевич, Шогенцуков Али Асхадович, Копштейн Арон Иосифович, Каневский Давид Исаакович, Лобода Всеволод Николаевич, Калоев Хазби Александрович, Квициниа Леварса Бидович, Росин Самуил Израилевич, Вилкомир Леонид Вульфович, Инге Юрий Алексеевич, Котов Борис Александрович, Шершер Леонид Рафаилович, Шпак Микола, Наумова Варвара Николаевна, Нежинцев Евгений Саввич, Гаврилюк Александр Акимович, Кубанев Василий Михайлович, Герасименко Кость, Пулькин Иван Иванович, Костров Борис Алексеевич, Суворов Георгий Кузьмич, Стрельченко Вадим Константинович, Сурначев Николай Николаевич, Троицкий Михаил Васильевич

468. «На берегу желтели доски…»

На берегу желтели доски, И в ручейках краснела глина. Река легла светло и плоско, Кусты и небо опрокинув. Она текла и не журчала, В какую сторону — забыла. И синий катер у причала Одной чертою обводила. Корму очерчивая тонко, К бортам прижалась, как лекало. И только темная воронка Из-под руля вдруг выбегала. И мне казалось, что сегодня Так стройно этих струй движенье, Что если бы убрали сходни — Осталось бы их отраженье. 1937

469. МУЗЕЙ МУРАВЬЕВ

Двенадцать тысяч муравьев Собрали зернышки плодов И много разноцветных игл — Музей готов. Торчала кочка, а под ней, У догнивающих корней, Сто комнат и двухсветный зал, И там видней — Черники синенький плакат, Суставы муравьиных лат, Коронки челюстей, рога Рядком лежат. И стопки крыльев расписных, И усики клопов лесных, И пряжа тонких паутин Лежат с весны. Мешочки желтых мертвых тлей, И в кубиках вишневый клей, И в колокольчиках пыльца Со всех полей. Но странный есть один предмет, Таких в музее больше нет. Громадный конус, тяжкий вес И странный цвет. Стоит он, круглый, без конца, Как бог, лишившийся лица, И капли сохранивший вид, Кусок свинца. Здесь не узнают, как он тверд, Какою силой он протерт Сквозь пыль и ветер, ткань и кость И шум аорт. Как червь его безглазый грыз, И в прахе он катился вниз, И тонкий стебелек травы Над ним повис. Его катили через пыль За сотни муравьиных миль. И в поколеньях муравьев Забылась быль Микроскопических минут. Сто поколений проживут, А он, ужасный и простой, Всё тут. Геометрический предмет, Но для него масштабов нет, Как будто в этот мир внесен С других планет. 1938

470. РАЗЛУКА

Весной над кустиком терновым Всю ночь просвищет соловей, Но дремлет над гнездом готовым. И нас порой замучит скука, Мы не найдем в себе ни звука, Хотим чего-то поновей… А для меня безделье — мука. Да просветит меня разлука Печалью ласковой своей! 25 апреля 1940

471. СВИРСКАЯ ДОЛИНА

Мы на крутом остановились спуске, Там, где упрям дороги поворот, А склоны скользки и тропинки узки. Невольно медлит робкий пешеход. Спускается, за столбики хватаясь. То вслух бранясь, то втайне усмехаясь, Он еле подвигается вперед. Он вдруг долину взором обведет И замолчит. И хорошо вздохнет. А перед ним отчетливей и шире И неба край, синеющий вдали, И дальние леса, и снежный берег Свири. Там в бороздах чернеющей земли Несется вьюга белыми клоками Вдоль рельсовых путей и от костра к костру. Оттуда шум работ машинными гудками То долетит, то смолкнет на ветру. Там бревна, как рассыпанные спички, Там дымы, словно пух из птичьего гнезда, И в шуме трудовом, как в братской перекличке, К обрывам подбегают поезда. Дымки паровиков белеют, отлетая, Как будто, тая, отлетает звук, И темной насыпи черта крутая У берега очерчивает круг. А за рекой просторно и отлого Поднялся склон. О, зимняя краса! Синеющая санная дорога И сизые прозрачные леса. Я был бы рад и зимнему туману, Когда метель и паровозов дым Покроют реку облаком густым, Но думалось: и сам таким же стану, Как эта даль, и ясным и простым. Всё отдаленное мне представлялось рядом И так отчетливо. Открыто. На виду. Хотел бы я таким же чистым взглядом Глядеть на всё, что на земле найду. Родимый север мой! Не кинем мы друг друга, И свежесть бодрую мы понесем с собой И к морю запада, и на предгорья юга, В спокойный труд и в беззаветный бой. Кидай в лицо горстями снега, вьюга, Шуми, метель, и наши песни пой. И ты, река, родная мне, как Волга, Как половецкий Днепр. Петровская Нева. Твоя под снегом дремлет синева… Хотел бы я остаться тут надолго, — Тут, как степной ковыль, былинная трава, Вся бурая, дрожит на косогоре, И галька сыплется со снегом пополам, И пыль морозная дымится по холмам… О русская краса! На всем земном просторе Милей всего, всего желанней нам. Затейница в недорогом уборе, Подруга верная и в радости и в горе. И кто с тобой не весел и не боек, Кто в деле не удал и в горести не стоек? Или не знали наши небеса И косарей на зорьке голоса, И глухарей заливистее троек, И строгие леса заветных наших строек, И наших заповедников леса. 1941