Страница 34 из 198
НАДПИСЬ НА СТЕНЕ БОЛЬНИЦЫ. Вот здесь лежит больной студент; Его судьба неумолима. Несите прочь медикамент: Болезнь любви неизлечима! В АЛЬБОМ ПУЩИНУ. Взглянув когда-нибудь на тайный сей листок, Исписанный когда-то мною, На-время улети в лицейский уголок Всесильной, сладостной мечтою. Ты вспомни быстрые минуты первых дней, Неволю мирную, шесть лет соединенья, Печали, радости, мечты души твоей, Размолвки дружества и сладость примиренья… Что было и не будет вновь… И с тихими тоски слезами Ты вспомни первую любовь. Мой друг, она прошла… но с первыми друзьями Не резвою мечтой союз твой заключен; Пред грозным временем, пред грозными судьбами, О милый, вечен он! КЮХЕЛЬБЕКЕРУ. В последний раз, в тиши уединенья, Моим стихам внимает наш Пенат! Лицейской жизни милый брат, Делю с тобой последние мгновенья! Итак, они прошли — лета соединенья; — Итак, разорван он — наш братский верный круг! Прости!… хранимый тайным небом, Не разлучайся, милый друг, С фортуной, дружеством и Фебом, — Узнай любовь — неведомую мне — Любовь надежд, восторгов, упоенья: И дни твои полетом сновиденья Да пролетят в счастливой тишине! Прости…. где б ни был я: в огне ли смертной битвы, При мирных ли брегах родимого ручья, Святому братству верен я! И пусть…. (услышит ли Судьба мои молитвы?) Пусть будут счастливы все, все твои друзья! К ПОРТРЕТУ КАВЕРИНА. В нем пунша и войны кипит всегдашний жар, На Марсовых полях он грозный был воитель, Друзьям он верный друг, красавицам мучитель, И всюду он гусар. К ПИСЬМУ. В нем радости мои; когда померкну я, Пускай оно груди бесчувственной коснется: Быть может, милые друзья, Быть может сердце вновь забьется. СНОВИДЕНИЕ. Недавно, обольщен прелестным сновиденьем, В венце сияющем, царем я зрел себя; Мечталось, я любил тебя — И сердце билось наслажденьем. Я страсть у ног твоих в восторгах изъяснял. Мечты! ах! отчего вы счастья не продлили? Но боги не всего теперь меня лишили: Я только — царство потерял. ОНА. "Печален ты: признайся, что с тобой". — Люблю, мой друг! — "Но кто ж тебя пленила?" — Она. — "Да кто ж? Глицера ль, Хлоя, Лила?" — О, нет! — "Кому ж ты жертвуешь душой?" — Ах! ей! — "Ты скромен, друг сердечный! Но почему ж ты столько огорчен? И кто виной? Супруг, отец, конечно…" — Не то, мой друг! — "Но что ж?" — Я ей не он. СТИХОТВОРЕНИЯ 1817 Есть в России город Луга Петербургского округа; Хуже не было б сего Городишки на примете, Если б не было на свете Новоржева моего. * * * Простите, верные дубравы! Прости, беспечный мир полей, И легкокрылые забавы Столь быстро улетевших дней! Прости, Тригорское, где радость Меня встречала столько раз! На то ль узнал я вашу сладость, Чтоб навсегда покинуть вас? От вас беру воспоминанье. А сердце оставляю вам. Быть может (сладкое мечтанье!), Я к вашим возвращусь полям, Приду под липовые своды, На скат тригорского холма, Поклонник дружеской свободы, Веселья, граций и ума. * * * Орлов с Истоминой в постеле В убогой наготе лежал. Не отличился в жарком деле Непостоянный генерал. Не думав милого обидеть, Взяла Лаиса микроскоп И говорит: "Позволь увидеть, Чем ты меня, мой милый, (- )". К ОГАРЕВОЙ, КОТОРОЙ МИТРОПОЛИТ ПРИСЛАЛ ПЛОДОВ ИЗ СВОЕГО САДУ. Митрополит, хвастун бесстыдный, Тебе прислав своих плодов, Хотел уверить нас, как видно, Что сам он бог своих садов. Возможно всё тебе — Харита Улыбкой Дряхлость победит, С ума сведет митрополита И пыл желаний в нем родит. И он, твой встретив взор волшебный, Забудет о своем кресте И нежно станет петь молебны Твоей небесной красоте. ЭПИГРАММА. (НА КАРАМЗИНА) "Послушайте: я сказку вам начну Про Игоря и про его жену, Про Новгород и Царство Золотое, А может быть про Грозного царя…" — И, бабушка, затеяла пустое! Докончи нам "Илью-богатыря". ТУРГЕНЕВУ. Тургенев, верный покровитель Попов, евреев и скопцов, Но слишком счастливый гонитель И езуитов, и глупцов, И лености моей бесплодной, Всегда беспечной и свободной, Подруги благотворных снов! К чему смеяться надо мною, Когда я слабою рукою На лире с трепетом брожу И лишь изнеженные звуки Любви, сей милой сердцу муки, В струнах незвонких нахожу? Душой предавшись наслажденью, Я сладко, сладко задремал. Один лишь ты с глубокой ленью К трудам охоту сочетал; Один лишь ты, любовник страстный И Соломирской, и креста[48], То ночью прыгаешь с прекрасной, То проповедуешь Христа. — На свадьбах и в Библейской зале, Среди веселий и забот, Роняешь Лунину на бале, Подъемлешь трепетных сирот; Ленивец милый на Парнассе, Забыв любви своей печаль, С улыбкой дремлешь в Арзамасе И спишь у графа де-Лаваль; Нося мучительное бремя Пустых иль тяжких должностей, Один лишь ты находишь время Смеяться лености моей. Не вызывай меня ты боле К навек оставленным трудам. Ни к поэтической неволе, Ни к обработанным стихам. Что нужды, если и с ошибкой И слабо иногда пою? Пускай Нинета лишь улыбкой Любовь беспечную мою Воспламенит и успокоит! А труд и холоден и пуст: Поэма никогда не стоит Улыбки сладострастных уст. вернуться
48
Креста, сиречь не Анненского и не Владимирского — а честнаго и животворящаго.