Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 182 из 198

«Пускай увенчанный любовью красоты...» (стр. 213).— Заветное золото — медальон с миниатюрой любимой.

Второе послание к цензору (стр. 213).— В 1824 г. министром народного просвещения на место Александра Николаевича Голицына (1773—1844) был назначен Александр Семенович Шишков (1754—1841) — адмирал, писатель и реакционный государственный деятель. По своим литературным вкусам Шишков был безусловным сторонником старой, отжившей поэзии XVIII в. и решительным противником новой литературной школы Карамзина — Жуковского — Пушкина. Тем не менее Пушкин надеялся, что с назначением Шишкова на пост министра народного просвещения, который тем самым становился главой цензурного ведомства, гнет цензуры несколько ослабнет. Этим и вызвано новое послание к наследнику Тимковского (в 1821 г. вышедшего в отставку), Бирукову, к которому было обращено и первое послание. ...он русских муз... созвал, соединил...— Имеется в виду «Беседа любителей русского слова», главой которой был Шишков, привлекший к участию в ней Державина (венца Екатерины). Святой отец — князь Голицын (см. выше), который, прияв за образец Омара-ибн-Хаттаба, мусульманского калифа, которому приписывалось сожжение в 642 г. знаменитой александрийской библиотеки, и Али-бен-Аби-Талеба, другого мусульманского калифа, распорядился сжечь труд А. П. Куницына «Право естественное». Магницкий Михаил Леонтьевич (1778—1844) — один из самых крайних реакционеров и «душителей просвещения» александровского царствования, разгромивший в 1819 г. Казанский университет «за безбожное направление». Кавелин-дурачок — Кавелин Дмитрий Александрович (1778—1851) — ректор Петербургского университета, деятельный пособник Голицына и Магницкого; возбудил дело против другого лицейского учителя Пушкина, проф. А. И. Галича, за вредное направление его лекций. Над Галичем, который покаялся в своих «заблуждениях», была совершена специальная церемония «очищения» в церкви «святой водой». Одно время (до его «подвигов» на поприще просвещения) Кавелин был близок литературным кругам, в которых до ссылки вращался и молодой Пушкин, и был принят в «Арзамас».

«Полу-милорд, полу-купец...» (стр. 215).— Эпиграмма на М. С. Воронцова (1782—1856), который был сыном русского посла в Лондоне, где и получил образование. В дальнейшем кичился своей англоманией, на что намекает Пушкин словом полу-милорд. Полу-купцом он назван за то, что принимал участие в торговых операциях Одесского порта.

«Не знаю где, но не у нас...» (стр. 215).— Эпиграмма на М. С. Воронцова. Первый стих — отклик на аналогичное выражение в эпиграмме Вяземского (1821).

«Охотник до журнальной драк и...» (стр. 215).— Эпиграмма на Каченовского, которого Пушкин счел автором статьи «Второй разговор между классиком и издателем «Бахчисарайского фонтана», направленной против Вяземского. На самом деле статья, опубликованная под псевдонимом N в журнале Каченовского, была написана М. А. Дмитриевым.

Сожженное письмо (стр. 216).— Она—Е. К. Воронцова. О том, какое значение имели для Пушкина ее письма, рассказывает (со слов сестры поэта) его первый биограф П. В. Анненков: «...когда приходило из Одессы письмо с печатью, изукрашенною точно такими же кабалистическими знаками, какие находились и на перстне ее брата,— последний запирался в своей комнате, никуда не выходил и никого не принимал к себе».



Козлову («Певец, когда перед тобой...») (стр. 216).— Иван Иванович Козлов (1779—1840) — поэт, переводчик Байрона. В возрасте около сорока лет был разбит параличом, лишившим его ног, а три года спустя совершенно ослеп. Год потери зрения был вместе с тем и годом оживленной литературной деятельности Козлова. В 1825 г. вышла его поэма «Чернец», в которой современники увидели черты сходства с трагической судьбой автора и которая имела огромный успех. Козлов послал Пушкину экземпляр «Чернеца» с собственноручной надписью. Это глубоко взволновало Пушкина. «Подпись слепого поэта тронула меня несказанно. Повесть его прелесть»,— писал он брату. Этим и было вызвано настоящее послание, которое Пушкин, введя в собрание своих стихотворений, сопроводил (в оглавлении) подзаголовком («по получению от него «Чернеца»). Эпитет небесным пением, видимо, по цензурным причинам в печати был заменен на «чудесным».

Желание славы (стр. 217).— Обращено к Е. К. Воронцовой. Грозный день разлуки пришел в связи с ссылкой поэта из Одессы в Михайловское.

П. А. Осиповой («Быть может, уж недолго мне...») (стр. 218).— ...в дали, в краю чужом...— как и в бытность в Одессе, Пушкин замышлял бежать из ссылки за границу.

«Храни меня, мой талисман...» (стр. 218).— Талисман — перстень, который в день печали — перед разлукой — подарила на память поэту Е. К. Воронцова и о котором упомянуто в стихотворении «Сожженное письмо».

Андрей Шенье (стр. 219).— Шенье Андре (1762—1794) — французский поэт. В своей лирике Шенье стремился дать почувствовать подлинную стихию древнегреческой поэзии — ее замечательную пластичность, строгость и сдержанность формы, величайшую художественную простоту. Этим он был очень близок Пушкину, что сказалось на целом ряде стихотворений Пушкина, являющихся порой непосредственным переложением стихов Шенье, порой сходных по своим мотивам. Шенье горячо приветствовал первые шаги Великой французской буржуазной революции, воспев их в двух одах. Однако он не принял дальнейшего развития революционных событий: во время процесса короля выступил в его защиту, резко выступал против якобинцев. Шенье был арестован и казнен 25 июля 1794 г., накануне переворота, свергнувшего вождя революционной мелкой буржуазии Робеспьера, который вскоре был казнен вместе с его наиболее преданными сторонниками. Как уже указано в примечании к стихотворению «Кинжал», в основном так же относился к событиям первой французской революции и сам Пушкин. Однако разница была в том, что не пойти в революционной Франции 1793 г. дальше прославления первых шагов революции — значило стать в лагерь ее врагов, славить же в реакционной аракчеевской России, накануне 14 декабря 1825 г., те же первые дни французской революции — значило писать революционные стихи. Это доказывается и судьбою данного стихотворения Пушкина. Строки, посвященные в нем описанию французских революционных событий (44 стиха), были выкинуты цензурой. Мало того, после восстания декабристов эти выброшенные строки стали распространяться в списках с надписью «На 14 декабря». Списки дошли до правительства. Главный виновник распространения их, офицер Алексеев, был приговорен к смертной казни; допрашивался и Пушкин, которому удалось доказать, что «все сии стихи, написанные к тому же до восстания декабристов, никак без явной бессмыслицы не могут относиться к 14 декабря» и что они столь же «явно относятся к французской революции». Однако это не исключало лирической окраски в описании ссыльным Пушкиным переживаний заключенного в темницу французского поэта. Равным образом проклятия Шенье в адрес его врагов — Робеспьера и якобинцев — в том же внутреннем, лирическом плане переключались Пушкиным в адрес преследовавшего его Александра I, узнав о смерти которого, Пушкин восклицал в письме к П. А. Плетневу: «...душа, я пророк, ей-богу, пророк! Я Андрея Шенье велю напечатать церковными буквами, во имя отца и сына etc.». Близ Данте Пушкин помещает Байрона, потому что он принимал участие в национальном освободительном движении итальянских революционеров-карбонариев, считавших Данте величайшим национальным гением и своим предтечей. Усталая секира — гильотина. Позорная твердыня — Бастилия, взятая и разрушенная восставшим народом. Великодушная присяга — клятва, данная членами генеральных штатов, представителями третьего сословия, объявившими себя Национальным собранием,— не расходиться, пока они не выработают конституции. ...самовластию бестрепетный ответ.— Ответ вождя «конституционалистов» графа Оноре Мирабо (1749—1791) посланцам короля, объявившим о роспуске генеральных штатов, что они собрались но воле нации и удалить их можно только силою штыков: «Подите, скажите вашему повелителю...» и т. д. Пламенный трибун — по объяснению самого Пушкина, данному на следственной комиссии: «Он же, Мирабо». Пантеон — в древности храм всех богов, в Париже — здание, предназначавшееся для церкви святой Женевьевы, но превращенное декретом Национального собрания в место погребения великих людей; туда был перенесен прах Вольтера и Руссо. Убийца с палачами — «Робеспьер и Конвент» — ответ, данный Пушкиным следственной комиссии. Дева-эвменида — Шарлотта Корде.