Страница 148 из 198
* * * Молодой цыган Еще одно... одно лобзанье... Земфира Пора: мой муж ревнив и зол. Цыган Одно... но доле!.. на прощанье. Земфира Прощай, покамест не пришел. Цыган Скажи — когда ж опять свиданье? Земфира Сегодня, как зайдет луна, Там, за курганом над могилой... Цыган Обманет! не придет она! Земфира Вот он! беги!.. Приду, мой милый. * * * Алеко спит. В его уме Виденье смутное играет; Он, с криком пробудясь во тьме, Ревниво руку простирает; Но обробелая рука Покровы хладные хватает — Его подруга далека... Он с трепетом привстал и внемлет... Всё тихо — страх его объемлет, По нем текут и жар и хлад; Встает он, из шатра выходит, Вокруг телег, ужасен, бродит; Спокойно всё; поля молчат; Темно; луна зашла в туманы, Чуть брезжит звезд неверный свет, Чуть по росе приметный след Ведет за дальные курганы: Нетерпеливо он идет, Куда зловещий след ведет. Могила на краю дороги Вдали белеет перед ним... Туда слабеющие ноги Влачит, предчувствием томим, Дрожат уста, дрожат колени, Идет... и вдруг... иль это сон? Вдруг видит близкие две тени И близкой шепот слышит он — Над обесславленной могилой. 1-й голос Пора... 2-й голос Постой... 1-й голос Пора, мой милый. 2-й голос Нет, нет, постой, дождемся дня. 1-й голос Уж поздно. 2-й голос Как ты робко любишь. Минуту! 1-й голос Ты меня погубишь. 2-й голос Минуту! 1-й голос Если без меня Проснется муж?.. Алеко Проснулся я. Куда вы! не спешите оба; Вам хорошо и здесь у гроба. Земфира Мой друг, беги, беги... Алеко Постой! Куда, красавец молодой? Лежи!
Вонзает в него нож.
Земфира Алеко! Цыган Умираю... Земфира Алеко, ты убьешь его! Взгляни: ты весь обрызган кровью! О, что ты сделал? Алеко Ничего. Теперь дыши его любовью. Земфира Нет, полно, не боюсь тебя! — Твои угрозы презираю, Твое убийство проклинаю... Алеко Умри ж и ты!Поражает ее.
Земфира Умру любя... * * * Восток, денницей озаренный, Сиял. Алеко за холмом, С ножом в руках, окровавленный Сидел на камне гробовом. Два трупа перед ним лежали; Убийца страшен был лицом. Цыганы робко окружали Его встревоженной толпой. Могилу в стороне копали. Шли жены скорбной чередой И в очи мертвых целовали. Старик-отец один сидел И на погибшую глядел В немом бездействии печали; Подняли трупы, понесли И в лоно хладное земли Чету младую положили. Алеко издали смотрел На всё... когда же их закрыли Последней горстию земной, Он молча, медленно склонился И с камня на траву свалился. Тогда старик, приближась, рек: «Оставь нас, гордый человек! Мы дики; нет у нас законов, Мы не терзаем, не казним — Не нужно крови нам и стонов — Но жить с убийцей не хотим... Ты не рожден для дикой доли, Ты для себя лишь хочешь воли; Ужасен нам твой будет глас: Мы робки и добры душою, Ты зол и смел — оставь же нас, Прости, да будет мир с тобою». Сказал — и шумною толпою Поднялся табор кочевой С долины страшного ночлега. И скоро всё в дали степной Сокрылось; лишь одна телега, Убогим крытая ковром, Стояла в поле роковом. Так иногда перед зимою, Туманной, утренней порою, Когда подъемлется с полей Станица поздних журавлей И с криком вдаль на юг несется, Пронзенный гибельным свинцом Один печально остается, Повиснув раненым крылом. Настала ночь: в телеге темной Огня никто не разложил, Никто под крышею подъемной До утра сном не опочил.