Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 86

Идти пришлось недалеко. Вслед за безликим человечком, миновав анфиладу комнат, он попал в просторное помещение, некую помесь библиотеки со спортзалом. Выступивший навстречу светловолосый парень произнес дружелюбно и без тени сомнения: «Я, Ларс Ужеед» и тоже протянул руку. В этом доме чтят хорошие манеры.

Глаза у Ларса были прозрачно-голубые. А светлая шевелюра подстрижена аккуратно, но так, чтобы казаться небрежной. И плечи у него налитые, крепкие, с широким разворотом. В раскрытом вороте покачивался на цепочке серебряный медальон.

— Это фамильный, — перехватив взгляд Яна, гордо сообщил Ларс. — Наш предок одолел Змеиного владыку, и тогдашний герцог пожаловал семье этот знак победы, а еще позволил построить одну из башен в Замке.

И впрямь — серебряный змей был стянут неразрывными узлами. Любопытно, а что думает Змеиный Царь о такой главе в истории взаимоотношений пресмыкающихся со здешней знатью?

— … не представляю, как это произошло. Наверное, я все-таки выпил слишком много и совершенно не отдавал отчет в своих действиях… Мы встретили ее в районе Сорочьей балки. Разве может девчонка одна бродить в подобном месте? Она сказала, что рисует, но… — гнусная ухмылка вскользь дернула губы Ларса. — К сожалению, что было после, я не помню…

Голубые глаза смотрели ясно. И так же ясно было, что он лжет. Все он помнит. До последнего мгновения.

— …девицы постоянно вешаются мне на шею.

А вот это прокол! Такой положительный герой, как Ларс Ужеед не может говорить подобные вещи. И он сам это понял, запоздало спохватившись:

— Но, конечно, я бы не стал обвинять ее ни в чем, если бы она…

Ларс выдержал драматическую паузу. Измерил шагами расстояние от большого напольного глобуса до явно спортивного тренажера, делая вид, что пытается справиться с чувствами. Тренажер в библиотеке казался таким же инородным, как Ларс Ужеед в шквале нахлынувших эмоций.

— Она попыталась меня шантажировать! — Ужеед остановился и развел руками с преувеличенным огорчением: — Произошел несчастный случай, сейчас бедняжка в больнице, но слухи уже расползаются… К тому же, она оказалась беременна. Безусловно, ребенок не может быть моим, но резонанс пойдет нешуточный… А у отца избирательная компания на носу.

Ян прикрыл глаза, пережидая приступ отвращения к этому самоуверенному, холеному, белокурому уроду. Нужно во что бы то ни стало сохранять рассудок холодным.

— Я назвал вам свое имя. Этого достаточно, или нужно что-то еще? — нетерпеливо осведомился Ларс, опершись на спинку кресла.

— Ты изнасиловал ее? — бесцветным голосом поинтересовался Ян.

Ужеед младший заметно дернулся. Кресло скрипнуло. Серебряный змей качнулся в разрезе ворота.

— Конечно, нет. Она сама захотела… То есть я ее и пальцем не…

— Я не смогу ничего сделать, если не буду знать правду. Или мне придется разговаривать с этой девушкой.

— Она не сможет ответить. Она… — блондин брезгливо поморщился. — Врачи говорят, что она потеряла рассудок навсегда.

— Из-за того, что ты ее изнасиловал?

Он снова вздрогнул, но на этот раз не так сильно. Скорее мимолетно, будто отмахиваясь от досадной помехи. Его уже беспокоила не суть, а форма. То бишь выражения Яна. И то, как это будет звучать в прессе в случае провала задуманного избавления.



Лучше перебраться к окну. Тогда свет будет падать из-за спины и этот мерзавец не различит, каких усилий стоит невольному гостю сохранять невозмутимость на физиономии и в сердце.

«…вы не должны испытывать ни симпатии, ни ненависти к тем, кто пришел к вам за помощью. Иначе ваша благожелательность или ваш гнев обратится против вас самих…» — говорил учитель в приюте. Его уроки давались Яну с большим трудом. Собственно, экзамен на выдержку он проваливал раз за разом.

Ларс принялся рассказывать, сначала с некоторым усилием, а потом без запинки, даже жестикулируя. Избегая опасных словосочетаний. И сочная, насыщенная тень Ларса шевелилась на дорогом ковре, в точности повторяя движения владельца. Такая же черная, пустая, безнаказанная. Удостоверяющая, что не вымр передо Яном, а человек…

Они развлекались, как обычно. Приглянулась случайная девчонка. Если вздумала сопротивляться, принуждали подчиниться. Потом выбросывали на обочине… Такое случалось не раз, и даже свидетели, что изредка появлялись, вскоре отступали под давлением авторитета «хозяина особняка». А от особо настырных откупались. Но однажды и этого не хватило, потому что девчонка оказалась дочкой Антуана Вороха, известного в городе художника. Психика ее не выдержала, и девочка оказалась в больнице. И свидетели нашлись, на редкость, упрямые… И что хуже того, спустя некоторое время, выяснилось, что пострадавшая носит ребенка. Установить отцовство будет нетрудно…

Наверное, влияние Ужеедов оказалось меньше, чем они рассчитывали. А может, чаша терпения переполнилась. Беда и впрямь катила на них — тяжелая, муторная, с последствиями… Ян усмехнулся, ощутив знакомые привкус. А вот пустить все на самотек — их же снесет, словно грибы-поганки во время половодья.

— Ты… вы можете помочь? — голос Ларс вернул его к действительности.

Ледяное молчание горелома явно поубавило самодовольства в тоне блондина. И хорошо, потому что Яну страшно хотелось спровоцировать драку. А из драки с этим спортсменом и крепышом, да еще в его доме, победителем вряд ли удастся выйти.

Он прикрыл глаза, чтобы не видеть Ларса, это мешало сосредоточиться. Черная пелена несчастья — настоящего, девушки и ее ребенка, — плотно сплеталось с багровыми сгустками неприятностей Ужеедов. К сожалению, темная ткань была эфемерной, Ян не чувствовал ее, только видел. Девушка не просила его о помощи, не называла своего имени… Горелом не мог повлиять на ее беду. Черный туман безразлично огибал скалу. Разбивался только багровый прилив…

Ян почти никогда не догадывался, как пойдет рикошет. Но точно знал, что чудеса творить не умеет. Если багровый прилив разобьется — он окрасит кровью самых уязвимых… В первую очередь, связанных с этой бедой. Чей-то рассудок подвергнется невыносимому давлению. Кто-то переживет унижение и страх. Может, не такой силы, но… Но ребенок все равно погибнет. Он самая слабая точка и при этом узел всех проблем.

Может, к лучшему? — вкрадчиво осведомился внутренний голос. Он ведь все равно не родится. Ему, наверняка, не позволят родиться… Ни сторона насильника, ни жертвы.

Ларс не спускал с Яна выжидающего взгляда. Странно, но светло-голубые глаза казались матовыми. И солнце в них не отражалось, а словно размазывалось. От симпатии избавиться легко — в каждом человеке можно рассмотреть что-нибудь мерзкое. Но увидеть в мерзавце что-нибудь хорошее — на порядок труднее. А гнев обратится в его благо… Надо убираться, пока хватает выдержки. И пока не пострадал кто-нибудь еще.

— Я не смогу ничего сделать, — хрипло проронил Ян, обращаясь к отцу Ларса, едва тот возник на пороге.

Кажется, оба Ужееда опешили. И разгневались, хотя внешне это почти никак не проявилось, только у «хозяина особняка» побелел кончик носа.

— Господин герцог просил передать, что лично заинтересован в благополучном исходе этой проблемы. Такая семья как наша не должна быть замешана в прискорбных историях.

— Раньше надо было думать, — огрызнулся Ян, чувствуя, как стремительно уходит почва из-под ног.

— Господин герцог просил также передать, что в случае неблагоприятного исхода он позаботится о том, чтобы вы до конца своих дней не забыли о своем решении. И в любом городе вам напомнят об этом. Тем более, что у вас уже есть за плечами один неудачный эпизод? Знаменитый «волчий лед», не так ли?

Они сомкнули взгляды, как клинки. Даже в ушах пронзительно зазвенело.

— Вы еще так молоды… Вы слышали историю Изгнанника? Ни один город, ни одно крошечное человеческое селение не принимали отвергнутого… Он сдох на обочине лесной дороги, как последний бродяга, хотя в пору своего могущества звал самого Золотого герцога по имени.

Нет ни одного горелома, который бы не знал эту историю. И массу историй попроще. А еще Ян знал, что его загнали в угол. Бесполезно пытаться сохранить на лице невозмутимость, тем более, что даже это у него не вышло, иначе с чего бы так победно просиял Ларс? А вот «хозяин особняка» не опустился до злорадства. Он с явным огорчением покачал головой, отослал недовольного сына жестом и остановился напротив Яна: