Тень на обороте

— Так вы знали?

— Конечно. Когда ты вернулся из Пестрых рек обратно в башню, я был, пожалуй, разочарован. Понадобилось нечто иное, чтобы заставить тебя действовать. Мы плывем по течению до тех пор, пока нам кажется это правильным, но однажды что-то происходит…

— Так все это было подстроено?

— Нет, что ты! Я могуч, но не всесилен. И когда ты ушел, ты был предоставлен сам себе и все принятые решения — твои собственные. Хотя сознаюсь, в любой момент я мог убить тебя, если ты станешь… опасен. Защитить, помочь — нет, а вот убить мог. Где бы ты ни находился… Пойдем отсюда. Надо поговорить в более удобном месте. Да и девушку негостеприимно держать на пороге черного хода.

…На этот раз кухонная дверь распахнулась беззвучно. Все двери Черноскала теперь сдержанно помалкивали и отворялись сразу же, от малейшего прикосновения. Дохнуло привычным теплом, пряностями и дымом. Скрипнула сочленениями Кухарка у очага.

— …значит, вы тоже оборотень, — я продолжил прерванный разговор с того места, на котором мы остановились еще там, внизу.

И Ставор, принимая из рук подоспевший Кухарки поднос с кубками на троих, без заминки подхватил его:

— Все мы оборотни так или иначе. Жизнь вынуждает нас изворачиваться. Обстоятельства или другие люди. Редкие счастливцы или храбрецы обладают лишь одним ликом.

На столе доска для игры в перевертыши. Половина камней — черная, половина — белая. Временное равновесие. Начало новой игры.

— Что теперь будет? — я бесцельно перевернул ближайший камешек.

— То же, что и было. Ничего ведь особенного не произошло. Ну, разве что Оборотень сорвался с цепи.

— То, что Кассий сказал про Око — правда?

— Думаю, да. Хотя о сущности Ока знали больше твои предки. Это так странно, — верно? — быть столь беспощадными и столь бескорыстными. Оборотни, одним словом, — Ставор пригубил напиток из кубка, одобрительно приподнял брови и, слегка повернувшись, послал Кухарке благодарный поклон.

Кухарка скрипнула, неловко сведя конечности. Если бы она могла краснеть, я бы поклялся, что она польщено зарделась.

— Значит, однажды бездна все-таки переполнится?

— Возможно. Все зависит от нас самих.

— Я один должен по-прежнему караулить ее?

— А ты никогда не был один. В мире есть тысячи людей, которые тоже умеют быть стойкими, хотя искренне считают себя слабыми и неудачниками. Те, кто каждый день сражается за покой и счастье других. Кто тащит на своих плечах беду и нелюбовь. Кто может утолить чужую боль, приняв ее на себя… Только у них нет подземелий Черноскала, а есть только собственное сердце, которое, правда, иногда не выдерживает. Пока в мире достаточно таких людей — он устоит, даже если погибнет последний Оборотень. Но если их окажется мало… — Ставор покачал головой. — Впрочем, пока печать Оборотней держится.

— Не узнаешь, пока не проверишь, — хмыкнул я. — Рискованно.

— Риск — неотъемлемое свойство жизни.

— Так вы поэтому выжидали? Если бы я умер там, на алтаре…

— Чепуха, — искренне засмеялся Ставор. — Я достаточно пожил на свете. Эта отчаянная девочка готова на многое, но не на убийство. Тем более того, кто так долго пробыл с ней рядом.

Молчавшая Илга сердито насупилась и заерзала. Маг Ставор явно не внушил ей благоговения. Она смотрела на него, сведя брови, пристально и подозрительно, готовая к мгновенному отпору.

Кого собралась защищать?

— Если честно, — Ставор с удовольствием отхлебнул из кубка, — я даже не ждал, что ты сам допустишь свою смерть, несмотря на все обстоятельства. Как никогда не считал, что амулет способен по-настоящему сдержать тебя. Скорее напротив… Иной бегун специально на себя гири навешивает, чтобы, освободившись, бежать быстрее.

— Зачем вообще нужен был амулет?

— Каждый из нас, устав от обстоятельств, от боли, от ненависти иногда доходил до такого исступленного состояния, что готов пойти на что угодно. Иногда кажется, что ты обрушишь весь мир, лишь бы кончилось страдание… Но в случае с обычным человеком это закончится стыдом за свою несдержанность. Люди бессильны перевернуть реальность, даже если им чудится, что их собственный мир давно опрокинут. Но иное дело Оборотни. Никто не знает, на что способны они… Каждому человеку дано право на безумие, но если у обычного человека нет власти менять мир — и это их амулет, то для Оборотня амулет был создан специально.

— А теперь?

— Теперь ты знаешь, что с некоторыми обстоятельствами можешь и должен справиться сам, а что-то позволишь решить другим. Я до сих пор не ведаю, что за могущество Оборотней таится в тебе, но верю, что в тебе достаточно разумной воли ты все сделаешь правильно.

— Зачем все так усложнять?

— Видишь ли, Оборотень, наделенный собственной волей — это совсем не то же самое, что принужденный сотрудничать силой.

— Вы про лоботомию?

— Я про тебя самого. Даже не лишенный разума, ты не был волен в своих поступках. Разве можно было доверять такому человеку?

— Зачем вам мое доверие?

— Чтобы вернуть равновесие Магии. Мы привыкли видеть в Оборотнях лишь врагов, позабыв, что каждый из них — это своя отдельная история. А магия не разделена на высшую и оборотную по принципу принадлежности к тем или иным семьям. На века человечество утратило доступ к великой силе.

— Может и к лучшему? Вспомните историю эпохи Оборотней.

— Тогда тоже не было равновесия. Перекос был в сторону оборотной магии. Дело ведь не в магии, а в тех, кто владеет ею. Оборотни были слишком эгоистичны, слишком безрассудны, слишком высокомерны. Нельзя обладать всем, не заплатив достойную цену. И они при всем своем могуществе проиграли. Но их поражение нанесло, может быть, больший ущерб, чем века правления, уполовинив наши знания и силы. Что ж, маг Мартан решил рискнуть и снова доказать всем, что не в магии, оборотной или высшей, первопричина всех бед, а в человеческой сущности. Скажешь, он ошибся?

— У Мартана были свои мотивы. Отнюдь не альтруистические. Он не имя Оборотней жаждал очистить.

— Не осуждай Мартана. Им руководила корысть, но зла он тебе не желал.

— Теперь это уже неважно. Я причинил его семье больше боли.

— Да, — подтвердил собеседник спокойно. — И тебе придется нести тот груз ответственности, что ты взял на себя. Но не бери больше, чем нужно… Мартан знал, на что идет.

— Так теперь я больше не Оборотень?

— С чего бы? — Ставор приподнял брови. — От своей сути никуда не уйти. И от новых обстоятельств тоже. Но отныне тебе не нужен амулет. Ты свободен… Как свободен всякий человек, пока сражается.

Ставор поочередно внимательно посмотрел на нас с Илгой и неспешно поднялся:

— Что ж, за сим позвольте откланяться. Надо пойти отдать распоряжения, чтобы зря люди не беспокоились. Да и Гергору пора вернуться, нехорошо злоупотреблять его доверием.

— Что думаешь? — спросил я, когда маг скрылся из виду.

— Прикидываю, как мне теперь добираться домой, — Илга смахнула с доски и пересыпала камешки-перевертыши из одной горсти в другую.

— Спешишь сбежать?

— Не хочу встречаться с тем, кого ты обещал взамен себя, если выйдешь снизу живым.

— Хм… Я солгал. Разве ты не помнишь? Оборотни лживы. Я передумал меняться в эту сторону.

Илга промолчала, опустив глаза. Ямочки на щеках утратили резкость и глубину, словно растушевались и лицо девушки смягчилось, сделавшись почти незнакомым, но поза отчего-то оставалась напряженной. Вот-вот взлетит, как птица.

Тихо постукивали, перекатываясь, камешки. Один выскочил и скатился со стола на пол. Мы оба с преувеличенным вниманием проводили взглядом беглеца.

— Знаешь, а оковы были не только на мне, — произнес я, помедлив. — Ты не считаешь, что своих тоже лишилась?

— Может быть, — как-то скучно согласилась Илга.

— Илга… Если ты перестанешь считаться невестой Яннека, это не означает, что ты не сможешь ему помочь. Как другу детства.

Она промолчала, неопределенно поведя острыми плечами. Но и возражать не стала. Вид у нее был растерянный и словно выжидающий.