Блеск тела

Траулько изо всех сил зажмурилась. Она вдруг почувствовала себя старой, страшной, изнуренной как колхозная кляча, пенсионеркой. (Интуиция ехидно заметила: «А я ведь предупреждала!») Через пару мгновений Траулько пришла в себя, разожмурилась и голосом, как с того света, спросила:

– Вы выяснили, чей это особняк?

– Хозяин, некто Фрутков, по словам сторожа, сейчас в кино. Вместе с супругой. Детей у них нет. Кто погибшие, сторож не знает.

– Как утомительны в России вечера! – устало пробормотала Траулько, направляясь к выходу. – Значит, придется ехать туда самой.

Она вышла на улицу, где стояли покрытые пылью полицейские лимузины разной степени убитости. Села в помятый уазик. И отправилась своей дорогой.

5. Богатые тоже плачут

Уже стояла ночь. Весь мир оцепенел во сне. Даже дождь ушел спать. Работали только в Китае – делали новых китайцев. У красивых чугунных ворот служителей закона встретил сторож – лысый дедка в линялой офицерской рубашке. Отставной козы барабанщик. Дедка проворно открыл лязгающие ворота и уазик подкатил к парадному подъезду. Сержант Мартышкин, неподвижный как крест на могиле, охранял входную дверь. Помогал Удочкину ничего не трогать.

Траулько зашла в особняк, увидела свет, услышала звон посуды и прошла на кухню. В громадной белоснежной кухне, украшенной декоративными тарелками с южными пейзажами, сержант Удочкин наслаждался жизнью. Он курил сигарету Мартышкина и пил кофе из хозяйских запасов. Увидев Траулько, Удочкин вздрогнул, кофе расплескалось по мраморной столешнице.

– Что тут у вас случилось, Удочкин? – спросила Траулько, с подозрением принюхиваясь к запаху в кухне.

– А то случилось, что наверху лежат два жмура, – ответил сержант, стряхивая табачный пепел в изящное блюдечко. – Кофе будете, товарищ майор?

– Кофе я не хочу. От него цвет лица портится, – отказалась Траулько. – Пойдем, глянем на жмуров.

Удочкин со снисходительным сожалением посмотрел на майора, но ничего не сказал. Он повел Траулько на второй этаж. Там царил мрак. Удочкин достал служебный пистолет и стволом нажал на широкую клавишу выключателя. Под потолком вспыхнула яркая люстра, на секунду ослепив Траулько. Когда ее глаза привыкли к свету, она увидела неприятную картину. В комнате, немного меньшей, чем зал заседаний Государственной Думы, царил хаос. Стулья были перевернуты, пол усеян бумагами, мусором, какими-то мелкими предметами. На широком кожаном диване лежал человек. Траулько со страхом узнала в нем Манчестера. На полу возле открытого окна застыло второе тело. Это был друг и подельник Манчестера Дуремар. Оба жулика были залиты кровью. Кровь была везде: на мебели, полу, бумагах. Лужи, пятна, капли… Воняло чем-то гадким.

– Кто же их так? – задала глупый вопрос Траулько.

– Не знаю, – честно ответил Удочкин, смирно стоя у выключателя. – Кто-то удачно заземлил мужиков. Мы тут ничего не трогали, товарищ майор.

Траулько сделала несколько осторожных шагов к дивану, но увидела настежь открытый сейф, вделанный в стену.

– А там что?

– Полный ящик драгоценностей. Все разложено по коробочкам, надписано, пронумеровано. Видимо, коллекция, – сдавленно произнес Удочкин, бледнея кожей лица. Траулько это заметила.

– Тебе не хорошо? – заботливо спросила она сержанта. Тот молча кивнул, глядя на трупы. Траулько обрадовано подумала: «Это хорошо, что не хорошо».

– Ну так иди вниз. Подожди меня в кухне.

Удочкин еще успел благодарно посмотреть на майора, поворачиваясь к выходу из кабинета.

– Только тот кофе больше не пей. Он стоит больше тысячи долларов за кило.

Сержант судорожно сглотнул и выскочил в темноту коридора.

– Его из слоновьего говна делают! – радостно крикнула Траулько вдогонку. Слышно было, как вниз по лестнице, все ускоряясь, гремят шаги Удочкина.

Оставшись в кабинете одна, если не считать апатичных покойников, Траулько подошла к сейфу и быстро просмотрела его содержимое. Действительно, на бархатных коробочках были указаны наименования драгоценных камней: «алмаз Зеленая звезда», «рубин Львиное око», «сапфир Любимец султана», еще несколько, но «Сверкающего Могадишо» среди них не было. Тогда Траулько, преодолевая естественное отвращение и стараясь не испачкаться, обшарила карманы трупов, заглянула в рты. В общем, все было не так уж плохо, как казалось сначала. Все было гораздо хуже. Бриллиант стоимостью десять миллионов долларов бесследно исчез.

Траулько в растерянности оглядела кавардак. Манчестер сказал по телефону, что «камешек» у них. Кто же его взял? Манчестер или Дуремар? Дуремар или Манчестер? Вот в чем вопрос!

На темной лестнице послышались громкие, бесцеремонные голоса. Это на место происшествия прибыла оперативная группа, представитель прокуратуры, эксперты, труповозы. Все, кому положено прибывать в таких случаях. Времени заниматься здесь личными делами у Траулько не осталось. Хуже всего было то, что одновременно со специалистами по смерти прибыл и хозяин особняка со своей супругой.

– Ух, ты! – сказал знакомый Траулько следователь, первым войдя в кабинет. – Привет, майор!

Следователь был прав – место трагедии и вправду выглядело на стопроцентное «ух, ты!». Кабинет наполнился деловитыми мужчинами в форме и процесс пошел. Последним появился Фрутков. Он молча смотрел несколько минут на беспорядок, кровь, царящее в помещении движение, в котором не участвовали только Траулько, столбом стоящая посреди комнаты, и два страшных тела, потом спросил майора:

– А где жираф?

– Какой жираф? Я не видела никакого жирафа, – ответила Траулько, чувствуя, что начинает сходить с ума.

– Жираф – это не жираф, – загадочно сказал Фрутков. – Мы можем поговорить наедине?

Они покинули кабинет и прошли в соседнюю комнату. Ее просторы заполняли книжные шкафы из красного дерева, а стены украшали светлые картины художников Возрождения и мрачные гравюры Дюрера. Библиотека? Фрутков закрыл дверь. Траулько без сил опустилась на стул, отделанный обюссонским гобеленом.

– Мы так не договаривались, – тихо проговорила Траулько.

– Я сам не пойму, почему у меня в кабинете устроили свалку мусора и накидали мертвечины, – недоуменно сказал Фрутков, доставая бутылку «Хеннесси», спрятанную в шкафу за книгами. Он разлил коньяк по фужерам и, не спрашивая согласия Траулько, подал один ей. Траулько взяла фужер, хотя больше всего в этот момент ей хотелось подкрасить губы. Она же была, прежде всего, девочкой.

– Первоначальный замысел был гораздо безобидней, но, видимо, произошла какая-то накладка, – принялся рассуждать вслух Фрутков, не забывая время от времени мочить рот в коньяке. – Я заметил, что сейф с драгоценными камнями открыт. Вы проверили, мой дорогой майор, все ли на месте?

Траулько почувствовала, что сейчас ей необходим большой глоток коньяка. А еще лучше – цианистого калия. Она залпом опорожнила фужер и обретя, таким образом, нужную отвагу, призналась:

– «Сверкающего Могадишо» нигде нет.

Фрутков замер. Его рука с фужером остановилась на полпути ко рту. Все еще спокойно он спросил:

– Вы уверены?

Траулько только кивнула, глядя с сожалением на свой пустой фужер. И тогда разверзся ад ада! Он разверзался целых десять минут. Все это время перепуганная Траулько слушала бессвязные вопли огорченного коллекционера: «раздолбаи…, безграмотные топоры…, простые, как докембрийская говнообразная форма жизни…, будут всю жизнь питаться кошачьим кормом и солнечным светом…, хорошо еще, что не додумались до взрыва газа, чтобы скрыть следы…, мои десять миллионов, о! десять миллионов…» и так далее и тому подобное. Смесь кобелякской матерщины и петербургской ненормативной лексики. В общем, все, что обычно кричит ограбленный буржуй.

Наконец, Фрутков перестал орать и кататься по персидскому ковру. Он встал с пола, налил себе полный фужер коньяка, накатил. Тяжело дыша, уставился на Траулько. Та спросила потусторонним голосом:

– А что за жираф?

– Так зовут мою овчарку. Я ее нигде не вижу. Что с ней сделали?