Владимир Ост

– Да-да, – радостно ответила старушка. – Идите к телефону.

Через пять минут участники сделки вышли из подъезда.

Наводничий, встав на край тротуара, властно поднял руку. Рядом остановилась «Волга» с бледным пятном свежей краски на двери. Из-под пятна проглядывали фрагменты черных букв и квадратиков, по которым можно было догадаться, что еще недавно машина принадлежала государственному таксопарку. Из автомобиля немедленно вылез пожилой водитель и, зайдя спереди «Волги», заглянул под днище.

– Что, командир, сломался? – спросил Василий.

– Да нет, показалось, – помедлив, ответил шофер.

– До центра нас добросишь?

– Главное, чтоб она добросила, – кивнул водитель на машину. – Колымаги древние нам раздали, а хрен ли толку? Она ломается каждую неделю, а запчасти теперь покупаем на свои. Бензин – тоже на свои. Приватизация хренова.

– Ладно-ладно, не прибедняйся, я понял, к чему ты клонишь. Разорить нас хочешь, капиталист?

– Я дорого не беру, – ответил таксист. – Садитесь. Договоримся.

Наводничий оглядел своих партнеров и сказал:

– За такси платим в складчину, я – не ухарь-купец.

Под ворчание Клавдии Антоновны на тему дороговизны частного извоза, пассажиры и водитель уселись, и «Волга», словно стрекоза, махнувшая крыльями, одновременно хлопнув всеми четырьмя дверьми, рванула вперед.

Облачение голой устной договоренности в униформу официальных бумаг, а также связанные с этим поездки по городу (сначала к нотариусу на 3-ю Тверскую, а затем в департамент муниципального жилья на Зеленый проспект) заняли более трех часов. Но для Осташова эти события спрессовалась в несколько мгновений.

После завершения всех процедур, уже вечером, по вестибюлю первого этажа департамента Владимир шел к выходу на улицу как в тумане.

Он открыл стеклянную дверь, которая вела через предбанник ко второй двери, и в этот момент вспомнил, как стремительно был подписан договор о купле-продаже квартиры у нотариуса. Владимир вспомнил, как нотариус – энергичная женщина с плечами пловчихи – протянула Василию и Клавдии Антоновне экземпляры договора и как те по очереди быстро расписались под текстами.

Осташов распахнул вторую стеклянную дверь и, пока проходил к последней, третьей двери, перед его внутренним взором проплыла сцена в туалете департамента, где сын Клавдии Антоновны – медлительный мужичок, глядящий исподлобья, – пересчитывал зеленые сотенные купюры, выложенные на подоконник Василием. В нескольких шагах от них стоял, пристроившись к писсуару, посторонний мужчина, и струя его уже давно иссякла, а он все стоял и косился на горку денежных пачек на подоконнике. Впрочем, как только его взгляд наткнулся на стальной взгляд Василия, посторонний мужчина суетливо застегнул ширинку и ретировался.

Владимир открыл третью дверь, которая вела на залитую вечерним солнцем площадь, и вспомнил последнюю сцену этого дня. Вспомнил, как на втором этаже департамента, где происходила регистрация заверенной нотариусом сделки, девушка-клерк выглянула из окошка в стеклянной перегородке и, отведя в сторону руку Осташова, сказала:

– Зарегистрированные документы выдаются на руки только продавцу и покупателю – лично.

До этого момента Владимира все еще не покидала надежда на то, что он, в соответствии с наказом начальника отдела, возьмет документы и приедет с Василием и Клавдией Антоновной в офис фирмы, чтобы оформить с ними договор о посредничестве. Но, услышав фразу девушки из окошка, он подумал, что теперь, скорее всего, в офис никто не поедет. С бледным лицом Владимир отошел в сторону и глянул на Василия, который как нарочно не обращал на него ни малейшего внимания. В голове Осташова пронеслись слова Мухина: «Он нас кинет! А виноватым будете вы!» Между тем, Наводничий подошел к окошку выдачи документов и взял свой экземпляр купчей. Наскоро пробежав бумагу взглядом, Василий сложил ее вчетверо и сунул в боковой кармашек кофра. Клавдия Антоновна тоже взяла свой договор, и документ тут же перекочевал к ее сыну. В свою очередь, сын аккуратно, не сгибая, вложил лист в пластиковую папку и спрятал ее в «дипломат», куда незадолго до этого были уложены доллары с подоконника в туалете.

– Зер гут, – сказал мужичок, защелкнув замки «дипломата». Он вынул из внутреннего кармана пиджака несколько зеленых купюр, пересчитал их, скрывая от окружающих в кулаке, и отдал Семену Александровичу, сказавши:

– Это тебе, Саныч, как договаривались.

Все начали прощаться друг с другом.

Сын старушки в последний раз глянул исподлобья на остальных.

– Всем до свидания, – сказал он и, взяв свою родительницу под руку, удалился.

Попрощался и Семен Александрович. Владимиру он сказал: «Ну, до свидания», а Василию протянул визитную карточку со словами: «Приятно было познакомиться; если будет надобность, позвоните мне – рад буду помочь».

– Так, теперь надо с тобой рассчитаться, – сказал Осташову Наводничий. – Только сначала я сбегаю в сортир. Ты не хочешь, на дорожку?

Владимир подумал, что надо бы увязаться за Василием, чтобы тот не сбежал, а сказал:

– Нет, я на улице покурю.

И вот он уже докурил сигарету, а Василия среди выходящих из здания людей все не было. «Какой же я идиот, – подумал Осташов. – Этот хитрован, наверно, уже свалил через какое-нибудь заднее крыльцо, а я тут стою и жду. А что ему может помешать? Да ничего. Надо же было так облажаться. Кретин! Дубина!»

Трудно сказать, до каких еще эпитетов в свой адрес дошел бы Владимир, если бы в этот момент в дверях не появился Наводничий.

– О! Володь, ты здесь? А я думал, ты под дверями туалета будешь меня караулить. Значит, решил довериться, да? Между прочим, мне ничто не мешало взять и смыться с твоими комиссионными через служебный выход.

Осташов слегка смутился. Ему не нравилось, когда другие угадывали ход его мыслей, в которых он представал не идеальным, в частности сейчас – недоверчивым и подозрительным.

– Ну ладно, давай, посчитаем, сколько я в итоге тебе должен, – сказал Василий, доставая пачку денег.

– Вообще-то, – сказал Владимир, – я бы хотел, чтобы ты сам отдал деньги людям на фирме. Так будет правильно.

– Зачем этот формализм? Сдашь денежку ты. Какая разница?

– Я сегодня первый день работаю. И хочу, чтобы все было четко, как полагается. Это же не мои деньги, это деньги фирмы. Я не хочу, чтобы они шли через мои руки.

– А ты уже сообщил на фирму, что сделка состоялась?

– Нет.

– Ну тогда, кстати, ты можешь и вообще не говорить об этом.

– Нет, так не пойдет.

– Насчет меня не волнуйся. Если – что, я молчу, как рыба об лед. Никто и не узнает. Этот посредник, Семен Александрович, – он постоянный партнер фирмы?

– Не знаю. Вряд ли. Я на него по телефону вышел случайно, через другого маклера. И квартиру он мне в принципе случайно предложил.

– Ну а чего ты теряешься? Приедешь завтра на работу, скажешь, что квартира покупателю не понравилась, да и дело с концом. Если хочешь, я даже завтра специально могу позвонить вашей приемщице заказов. Скажу, что вариант меня не устроил и что прошу подобрать мне что-то еще. И все дела. Хапнешь свою тысячу – плохо, что ли? Кто не рискует, тот не закусывает шампанское черной икрой. Тебе часто тысячу баксов судьба подбрасывает?

– Это-то понятно. Но… Честно говоря, не хочется начинать работу вот так. А вдруг это как-нибудь вскроется. Они тогда потребуют с меня не только эти бабки, а еще и какой-нибудь моральный ущерб придумают – иди потом, расплачивайся. А не расплатишься – они крышу свою бандитскую науськают. Бандиты мне «счетчик включат». Знаешь, как это бывает?

Следует заметить, что на самом деле Осташов вовсе не боялся срезать у судьбы подметки в виде шальной тысячи долларов. Просто ему претило жульничать. Душа его не принимала двойной игры вообще, и в частности сейчас он не хотел обманывать даже антипатичного ему директора фирмы Букорева. Между тем, по впечатлению Владимира, Наводничий был человеком совсем иного склада. Василий (Осташов был убежден в этом) вряд ли бы поверил его ссылкам на честность и совестливость, а если бы и поверил, то наверняка поднял бы Владимира на смех. Вот почему Осташов счел за благо объяснить свой отказ боязнью расплаты.