Осада

И всех их следовало как-то сорганизовать и упорядочить. Свести воедино сызнова. Хорошо, Устюжный оставался на его стороне, незримая тень учителя, витавшая за спиной Дзюбы всякий раз, когда он общался с кем-то из «раскольников», продолжала действовать. Глеб Львович демократ старой закалки, член знаменитой Межрегиональной депутатской группы, основанной на Втором съезде народных депутатов, один из создателей Движения демократических реформ, вместе с Виктором Паупером, чья дочь… впрочем, эта история и так всем хорошо известна.

После Устюжный участвовал в первых выборах в Госдуму в девяносто третьем, хотя незадолго до этого поддерживал участников сопротивления в Белом доме, однако, вовремя вошел в состав «Партии российского единства и согласия», а после избрания, стал лидером одноименной фракции Думы. Впрочем, подобных крутых поворотов в его судьбе хватало. В девяносто пятом не попав в Думу второго созыва, открыто призывал к импичменту президента Ельцина, за развязанную войну в Чечне, вполне справедливо предполагая исходом противостояния отпадение республики от России. Однако, в следующем году уже всячески поддерживал Бориса Николаевича, – вскоре после того, как президент стал единственным кандидатом, могущем дать отпор лидеру компартии. В конце того же года в благодарность получил должность первого заместителя председателя в государственном Внешторгбанке, где проработал вплоть до миллениума. В первом случился скандал – Устюжный разоблачал руководство банка в махинациях, требовал прибытия Счетной палаты, однако, не получив ничего, ушел в отставку, пробился в Думу Владивостока и потихоньку начал собирать оппозицию обвиняя правительство и коррупции. Кто мог тогда подумать, что премьер Касьянов и он сам в итоге окажутся в одной лодке?

Это случилось в шестом. Касьянов, тогда уже два года как в отставке, возглавил оппозиционную партию, изготовленную специально под него, для выборов в Госдуму и на должность президента. Неожиданно того поддержал и Устюжный. Владивостокская Дума взбунтовалась против своего председателя, и в спешном порядке переизбрала его. Вот тогда он и нашел себе Дзюбу. Лаврентий был лидером движения «Правый руль» – в пятом году он, в сущности, сам по себе, владелец ремонтной мастерской, провел акцию в защиту правого руля в городе, где едва не каждая машина вводилась из Японии, и который в очередной раз пытались запретить. Акция имела огромный успех и вынесла Дзюбу в ряды известных деятелей Приморья. Да и не только Приморья, через год филиалы его организации существовали во всех крупных городах на Дальнем Востоке.

Так что им заинтересовались как власти, так и оппозиция. Прежде всего Устюжный. Авторитет этого человека во Владивостоке был по-прежнему очень велик, несмотря на свои семьдесят, политиком он был весьма деятельным, его немедленное, после отставки, приглашение на должность председателя в правозащитную организацию «Свобода выбора» не оказалось случайным. Устюжный боролся за права автомобилистов, призывников, бросался на все. И лишь через несколько месяцев осознал свою чисто физическую слабость. Вот тогда он и вышел на Лаврентия, предложив тому должность руководителя профсоюза автомобилистов Приморья. А по сути, переложив большую часть весьма грязной и тяжелой работы на своего протеже. Чему Дзюба был только рад.

Четыре года минуло с той поры, многое изменилось, авторитет обоих вырос, ими обоими заинтересовались международные круги, и только одно оставалось по-прежнему. Их отношения. Учителя и ученика.

Когда Дзюба закончил обзванивать своих, он первым делом сообщил об успехах Глебу Львовичу. И был несказанно рад, как прежде, услышать слова благодарности, странно, но в присутствии Устюжного, Лаврентий всегда чувствовал себя мальчишкой. Тем более тот присоединился к нему за обедом, они еще раз обговорили подготовку к акции и план на вечер.

– Переводчик не потребуется, – уверил его Глеб Львович. –  Господин Тикусемо хорошо знает русский. Впрочем, вы ведь тоже владеете японским.

– Через пень колоду. Как говорится в таких случаях, со словарем.

– Скрывать ему будет нечего и не от кого. Тикусемо прибудет один. Встреча, сами понимаете, не афишируется.

Дзюба кивнул. Их и так пасли сотрудники службы безопасности, не то провоцируя, не то предостерегая. Как в старые добрые советские времена отъявленных диссидентов. Впрочем, они таковыми и были. Пускай переменилась власть, но должны же быть люди, за которыми она охотится. Иначе как объяснить все промахи и просчеты, как не кознями таких вот оппозиционеров. Продавшихся японцам, в данном случае.

Наблюдение за ними было постоянным, почти открытым. Сотрудники, пасли их, как заблудших овец. Впрочем, обе стороны привыкли к этому. А потому одни не обращали внимания за слежкой, другие, за тем, что слежка не приносит желаемых плодов, превратившись, скорее, в традицию. Поэтому и Дзюба, и Устюжный немедля заметили серенький потертый «ниссан», проводивший их до ресторана японской кухни «Оригами», где и должна состояться встреча. Почти вместе с ними в зал вошли двое службистов. Расселись поудобнее, в разных концах зала, так, что оппозиционеры оказались под перекрестным наблюдением.

И только после этого вошел Акио Тикусемо. Типичный клерк – в черном костюме и галстуке, лысеющий грузный мужчина лет под шестьдесят. Возраст, когда у японцев, наконец, заканчивается молодость, пошутил Устюжный. По прибытии господина Тикусемо, оба встали. Устюжный представил Дзюбу. Теплое пожатие рук, японец непрерывно улыбался, верно, прекрасно понимая, что его снимают на камеру.

– Не волнуйтесь, сейчас нам приготовят кабинку, – произнес Тикусемо. – Я надеюсь, что никаких проблем при прибытии у вас не было?

Через минуту они перешли в закрытую комнатку, где им был подан соевый суп со строганиной и черная лапша с кучей приправ, до которых оба русских не дотронулись, прекрасно зная их ядовитую остроту.

– К делу перейдем, – произнес Акио-сан, оглядывая оппозиционеров. – До нашего правительства дошло, что у вас не все в порядке с обеспечением населения продуктами. Мы хотели бы вам помочь, но ваши верховные власти выступают резко против.

– В чем именно заключается ваша помощь? – решил уточнить Дзюба, хотя и так прекрасно понимал, какие слова за сим последуют, просто решил проверить заместителя консула.

– Первое. Гуманитарная помощь жителям Владивостока. Второе, – Акио-сан перечислял, трогая кончики пальцев, точно разговаривал с детьми, – финансовый поток оппозиции. Поддержка на время вашей борьбы за права. Потоки контролируются властями, поэтому завтра создайте электронный кошелек в некой платежной системе, именно какой, решать именно вам. Сообщите мне по телефону номер счета. Я переброшу средства.

– Будет тяжело их потом обналичить, – заметил Устюжный, как самый опытный в деле приема средств от иностранных организаций. Как-никак именно он был ответственен за получение денег еще Межрегиональной депутатской группой переводов из США.

– Зачем обналичить. Используйте так, их будет трудно отследить.

– Мы не вы, у нас работают больше с наличными.

– Хорошо, – произнес Тикусемо после короткой паузы. – Я передам вам средства сам лично. Или подставному лицу, на которого вы укажете. Пока только полтора миллиона долларов, но через неделю шесть миллионов. Я полагаю, этой суммы будет достаточно для подъема движения?

Оба синхронно кивнули. Дзюба невольно дернулся. Он не привык обсуждать подобные проблемы вот так, в открытую. Что-то старое заскрипело в нем, что-то вбитое еще в советские времена. Мол, не бери денег от иностранца, беду себе накликаешь. Правда, в нынешней ситуации, всему Приморью и так негде денег взять. Дума Владивостока уже договорилась с южнокорейской стороной о выделении кредита на закупку риса и свинины, на что Кремль отреагировал хоть и болезненно, но в целом, сдержанно. Взял погашение транша на себя.

– Так же наше правительство беспокоит Камчатка. Положение в этом регионе очень тяжелое. Вы знаете это лучше меня. Цены высокие, а продовольствия нет. Я слышал, что многие бегут в города Дальнего Востока.