Осада

– Они уже живые мертвые, – тихо произнес Грудень. Я уже было отчаялся ждать, когда он, по обыкновению, прервет нападающего, но Валерий Григорьевич сегодня как в рот воды набрал. Да и вообще был сам на себя не похож, я это заметил, еще когда он выходил, бледный как собственная тень, из Георгиевского зала.

– Хорошо, – странным голосом произнес Широков. – Пару слов о действиях моих подчиненных. Денис Андреевич, я давно пытаюсь довести до вашего сведения необходимость немедля разграничить сферы действия армии и милицейских структур. И освободить уже часть оперативников для выполнения ими их профессиональных задач. Несмотря на введение ЧП, на всеобщее народное смятение, мы наблюдаем всплеск преступности, гасить который попросту некому. За всех отдувается одна прокуратура. В 02 ежедневно обращаются десятки тысяч граждан, но получают большею частью завуалированные отказы.

– Простите, Леонид Никитич, но сейчас обстановка несколько не та, чтобы мы могли бы свободно распоряжаться каждым, умеющим держать оружие человеком, – ответил президент. Пашков пока молчал. – Хотя с вами я согласен, но потерпите дня два, когда ситуация начнет нормализовываться.

– Извините, Денис Андреевич, не могу. Не я, преступность, не позволит расхолаживаться. Мы теряем и более-менее квалифицированных работников и нити управления в этой тонкой сфере. Мы не можем воевать на три фронта, еще и с бунтами в колониях, – Широков замолчал, а я неожиданно вспомнил, что у Леонида Никитича два образования. Второе филологическое – но вот зачем капитану внутренних войск поступать на литфак ЛГУ – этого я понять не мог.

– Плюс уборочная, – неожиданно вспомнил министр торговли, взял на себя смелость, видимо, поскольку соответствующее министерство на Совбезе представлено не было. – Сейчас должна быть страда в самом разгаре. А у нас, пусть и урожай небольшой в этом году, но ведь его собрать надо. А кем? – крестьяне попросту боятся выходить в поля.

– Будем опять войска подымать, как при Союзе? – спросил Грудень, оглядывая собравшихся. – Да вот беда, войска как-то заняты. А тут еще и война за Крым приспела, – нет, определенно, он сам на себя не похож.

Все молчали. Избегая даже взглянуть на Груденя. Сидя на самом краю, я разглядывал лица собравшихся. Только госпожа Паупер пристально смотрела на министра обороны.

– Хорошо, оперативников надо снимать с нарядов, – наконец, прервал завесу молчания президент. – Леонид Никитич, распорядитесь. Что до разграничения сфер воздействия, в этом вопросе еще надо хорошенько разобраться, чтобы принять взвешенное решение.

– Армия это прибежище бритоголовых. Вы сами прекрасно знаете.

– Леонид Никитич, не забывайтесь, – встрял уже и Пашков. – про Пахомова можете говорить, что заблагорассудится, но Валерия Григорьевича оставьте. Будто вы застрахованы от подобного, – Широков разом сдулся и только пробубнил что-то в ответ. На министра обороны по-прежнему никто не мог поднять глаз. – Вот именно, никто не застрахован. Зарубите себе там, где увидите и без зеркала. Все, проехали. Давайте к селу. Вы, Валерий Григорьевич, что предлагаете?

– Подождите, – очнулся Денис Андреевич, – а что наш министр сельского хозяйства, он на позавчерашнем заседании тоже молчал? Виктор Васильевич?

– Он сразу после Константина послан на Кубань. Проверять состояние.  Пока расширенного заседания не было.

– С Константина?

Пашков замялся.

– Вообще-то с Селигера. Заседал только узкий состав, поскольку предполагалось дать немедленный ответ новым вызовам. Искали решение – внедряли те, что были приняты на Совбезе, – я впервые видел, как Пашков отчитывается перед президентом. Нет, во второй раз, до этого он примерно так же говорил во время грузинской кампании восьмого года. – Никитенко в них участия не принимал. Мной был вызван из отпуска третьего числа, но в разговоре этой темы не затрагивали. А затем он уехал проверять урожай.

– Почему до сих пор от него никаких известий?

– Сегодня он должен вернуться в Ростов-на-Дону, полагаю, вся нужная информация у него появится. Кроме того, – Пашков обретал привычный язык и манеры общения, – Никитенко был только весной назначен… вами… полагаю, пока притирается в новом кресле. Вы же его взяли из министерства по налогам и сборам.

– Минуточку, – прервала Пашкова госпожа Паупер. – Вам может показаться странным, но на Кавказе проблемы сбора урожая как-то не существует. Спросите хоть Краснодарского, хоть Ставропольского губернаторов, без разницы, они ответят, почему.

И замолчала, выжидая закономерного вопроса. Грудень недовольно посмотрел на нее.

– Не надо, Юлия Марковна, – произнес он, – увлекаться подобными вещами. Я понимаю, что вы сейчас нам предложите. Там крестьяне вооружены до зубов еще с войны восьмого года, во время кризиса дешевле было купить обрез, чем семена. А некоторые еще с лихих девяностых так. Вы ведь хотели вооружить всех крестьян-одиночек? – она кивнула.

– И очень неудачное предложение, – заметил Широков. – Потом у них эти стволы не отберешь. А хуже того, они после посевной, начнут ими подторговывать. Знаете, мы с большим трудом тогда смогли изъять полтора миллиона стволов, что просочились через Абхазию и Осетию. Просочилось, конечно, поболее, но своими операциями мы статус-кво вернули, хотя бы в ценовом выражении. А то три тысячи рублей за «Вальтер» это перебор.

– Простите, а сейчас сколько он стоит? – полюбопытствовал Денис Андреевич. Пашков недовольно на него посмотрел и ответил сам:

– Столько же, только в евро.

– Совершенно верно, Виктор Васильевич, – кивнул Широков. – Если мы вбросим дополнительные единицы…

Грудень рассмеялся, однако выражение его лица практически не изменилось. Гипсовую маску просто разрезала улыбка. Я отвел взгляд, Валерий Григорьевич в эти минуты напоминал Гуинплена.

– Для таких дел у нас всегда есть резерв. Я имею в виду срочников. Мы сейчас их не задействуем. Только на Кавказе, где особо не разгуляешься без пятьдесят восьмой и по южной Сибири. Пограничников мы не можем отвлекать, наоборот, ситуация не та. Всего задействовано срочников около сорока тысяч. В основном, местных.

– Значит, свободными остаются как минимум семьдесят. Хорошо, задействуйте как можно скорее. До конца следующей недели управитесь? – в ответ Грудень только плечами пожал. – Тогда вернемся к первоочередной задаче. Леонид Никитич, я создам смешанную контрольную комиссию куда войдут поровну представители МВД и МО, для координации действий и недопущения случаев, подобных ярославским, с председательством вашего заместителя. Полагаю, Генштаб не будет противиться.

– Больше людей в управлении – меньше на выполнении, – то ли он сам изобрел поговорку, то ли порадовал присутствующих военной мудростью. – Мы и так отстаем от графика. Мертвецы не хуже нас понимают и свою и нашу задачи. И хотя их потери существенны, но пока…

Мне пришлось вмешаться.

– Бога ради, извините, Валерий Григорьевич. Цифры, выданные Генштабом, как последняя истина, либо занижены, либо взяты с потолка. Я говорю не о потерях живой силы, а о мертвецах.

– Уверяю вас, Артем, они точны.

– Тогда это никогда не кончится. По скоординированным данным от вас, ФСБ и МВД получается, что за последние семь дней вы уничтожили около двух миллионов живых мертвецов. Все вместе. Но за это же время, по вашим же данным, плюс экстраполяция на фактор молчания некоторых поселков, мы получаем то же число потерь среди живых. За ту же неделю.

После этих слов молчание было поистине гробовым. Президент и премьер оба согласованно смотрели на меня, я сжался в кресло; костюм, спешно перешитый в ателье «Бриони», стал чертовски велик.

– Операцию надо отменять, – произнес Грудень, очнувшийся первым. – Пятьдесят восьмая нам нужна. Если и дальше дела так пойдут, то либо народу оружие раздавать, либо…

– Нет, Владимир Григорьевич, операцию отменять мы не будем, – тут же отреагировал президент. Мягко, но решительно. – В сложившихся условиях, тем более не будем. Если не хотите понять, что это наш наилучший шанс, то я не могу объяснить вам иначе.