Осада

37.

Когда я прибыл, утро еще не наступило. Восток побелел, предвещая скорую зарю. По Москве будто Мамай прошел: останки разбитых вдрызг палаток перемежались с сорванными щитами и ветвями, остро пахнущими соком. А то и вырванными с корнем деревьями. Невдалеке валялся строительный кран, накрывший две машины. Спасатели как раз занимались его уборкой – кран намертво перегородил Хорошевское шоссе. В новостях рассказывали, неподалеку прошел смерч – начавшись в Серебряном бору, он перемахнул Нижние Мневники и добрался до Звенигородского шоссе. Северо-восток столицы покрыла полоса развалин.

Возле изувеченной «мазды» стоял «Майбах» Юлии Марковны. Сама госпожа Паупер сидела на асфальте, возле носилок. Лицо Милены кто-то милосердно закрыл белым вафельным полотенцем. Она держала в руке руку дочери и что-то шептала. Я медленно подошел мимо застывшей кареты «скорой помощи», стал рядом.

– Дочка моя, ну что же ты так. Оставила свою мамку. Не надо было, не хорошо это. Не надо.

Она почувствовала мое присутствие и резко обернулась. Лицо госпожи Паупер оставалось по-прежнему бесстрастным, а глаза сухими.

– Вот видишь как. Ее напугали, она и побежала. Мне сказали, в этом храме какого-то подонка пристрелили, что Мила с ним делала… лучше не думать.

– Милиция сказала, что погони не было. Только одна «мазда»….

– Много ты понимаешь. Разве нужна погоня, чтобы убить? Разве обязательно стрелять, чтобы свести счеты? Они ведь… Мила всегда боялась стрельбы. Всегда искала от нее защиты. У тебя искала. И у других тоже. Особенно теперь.

В этот момент наступившую было тишину разрубило тарахтенье далекой автоматной очереди. Я вздрогнул.

– Ты и сам дергаешься. А пора привыкать, войсковая операция, слышал ведь. Это надолго, – она снова наклонилась к дочери, и словно на минутку забыв обо мне, сказала ей: – Ну вот, теперь ты не слышишь никаких выстрелов, ничего не надо больше бояться. Ты просто… убита. Просто… – и замолчала на полуслове, покачнувшись. Врач, стоявший у кареты «скорой» дернулся было помочь, но остановился.

– Вам лучше поехать, – тихо произнес я.

– Не волнуйся, дочка. Мамка за тебя отомстит. Обещаю. Жилы порву, но достану того, кто тебя убил. Мертвой стану ходить, а все равно достану. Поверь мне, ведь это я говорю. Ты меня знаешь.

Она говорила негромко, но все равно, от ее слов веяло таким могильным холодом, таким отчаянием, что меня, невольно вслушивавшегося в каждое слово, продрал мороз. Я подошел и заставил Юлию Марковну подняться. К «майбаху» я не пустил, повел к своему «Фаэтону». Она не противилась.

Ко мне подошел ожидавший конца прощания врач «скорой».

– Можно увозить? – спросил он. Я покачал головой. Самому хотелось побыть с Миленой наедине. Если получится. Прибыла машина медэкспертизы, с нею еще две милицейских «ауди» с каким-то местным начальством и неприметный серый внедорожник «лексус», судя по номерам, ФСБ. Пока все дружно пошли смотреть на раскуроченную «мазду». Ребята в черных костюмах от «Боско ди Чильеджи» немедленно залезли внутрь, выдрали подушки безопасности, стали копаться в салоне.

Я стоял рядом с носилками и никак не мог заставить себя опуститься перед Миленой. Словно что-то мешало. Затем сел на корточки. Осторожно коснулся руки. Вздрогнул. Мне показалось, она была теплой.  Хотел что-то сказать – что именно? Я и сам не знал.

Слова сдавили горло, я медленно поднялся. Горло сдавило, я медленно отошел, не в силах отвернуться.

Когда я садился за руль, один из службистов подошел ко мне. Поздоровавшись с госпожой Паупер, попросил меня на пару минут.

– Что-то нашли? – нервно спросила они, резко отнимая от губ только зажженную сигарету.

– Это наверное, касается Артема Егоровича… – осторожно произнес службист. – Диск с «Пиратами Карибского моря – 4». Мы нашли в бардачке ее «порше», там, на стоянке храма; как видите, он даже не распечатан. Пожалуйста, посмотрите, – я повиновался, отходя с ним к машине Милены. Службист вынул диск. На обратной стороне была приклеена записка «Мне и моему сердцу». – Я хотел бы уточнить, это ее почерк? – я молча кивнул. – Вероятно, предназначался вам. Возьмите.

Я молча взял, положил в карман пиджака, пытаясь перевести дыхание. Снова закололо. Щемящая боль, такая не пройдет еще ой как долго.

– Судя по чеку, куплен вчера днем в торговом центре «Клондайк».

– Милена обычно там отоваривается, в бутике «Блюмарин».  Она лицо фирмы, и…

– Скажите, она перед тем, как уехать, звонила вам? Или раньше, во время или до службы?

– Нет, а почему это вас интересует?

– Вы знали некоего Ширвана Додаева? Наркодилер средней руки, поставщик всякой дряни в разные модные клубы, вроде «Обломова», – я покачал головой, – он был с Миленой Паупер на парковке храма, где его и убили, – он указал на четыре пулевых отверстия в задней части легковушки. «Мазда», стояла, вмявшись в отбойник, потому отверстия, проделанные в правой задней дверце, не так бросались в глаза.

– Значит и ее? – он покачал головой.

– Скорее, хотели напугать. Так или иначе, своего добились. Скажите, в разговоре с Миленой или с кем-то из ее знакомых проскальзывало это имя? – я покачал головой: – Жаль, мы надеялись, вы сможете нам чем-нибудь помочь, – и помолчав чуть, продолжил тоном ниже: –  Только прошу, не говорите Юлии Марковне…

– Скажите, в храме много жертв?

– Не так много, как… – он запнулся. – Много знаменитостей. Вы понимаете, о чем я.

Я снова кивнул, спросил будут ли еще вопросы. Больше не нашлось, я вернулся к своему «Фольксвагену».

– Что они? – немедленно спросила Юлия Марковна, туша докуренную до самого фильтра сигарету и от нее затягиваясь новой. Уже третьей.

– Милена купила диск для меня, – ее как раз укладывали в карету «скорой». Юлия Марковна смотрела как захлопываются двери, как машина медленно проезжает мимо кучи сваленных ветвей, выворачивает в сторону области. – Когда будут похороны?

Пауза. Мы обменялись долгими взглядами.

– Артем, какие похороны. Ее сейчас сожгут и… и все…. Я бы сдохла наверное, если бы не знала, что мне надо еще сделать… для нее…. Послушай, – она резко крутанула меня, повернув к себе, впилась ногтями в плечи. – Обещай, что с Валькой такого никогда не случится. Никогда. Ты меня понял? Теперь ты за нее в ответе, если что произойдет, ты…. я…. – она резко замолчала и отвернулась.

Мы медленно покатили в сторону Кремля. Москва оживала. Усилившаяся было стрельба, начала затихать. На пересечении с Садовым кольцом нас встретил БМП, перегородивший половину Поварской улицы. Машин пока немного, в основном, служебные, комендантский час только кончился. Завалы только разгребали, кое-где они не давали проехать.

И еще мои мысли о Милене, с которой так и не сумел попрощаться.

А ведь она предупреждала меня, что я останусь один. Настойчиво повторяла, когда я уходил. Словно предчувствовала что-то неладное.

После того, как мы пересекли Садовое, мысль эта столь прочно завладела моим сознанием, что я вынужден был остановиться.

– Что еще? – спросила госпожа Паупер своим привычным тоном. Так не вязавшимся к этой обстановке.

– Дурной сон, – тихо ответил я. – Милена видела вчера, когда была у меня, и решила, что это как раз я в опасности. А ведь напротив, она видела меня одного, а никак не….

– Давай вылезай, я поведу.

К нам подошли солдаты, выясняя причину остановки, Юлия Марковна немедленно загнала их обратно, на броню БМП, «крысятник» было самым мягким из определений. Села в водительское кресло.

– Ничего, Мила, ничего, – бормотала она про себя, снова позабыв о моем присутствии. – Завтра столько шишек приедет, столько высокопоставленной швали. Обещаю, один навсегда останется здесь.

Я слышал и не слышал ее бормотание, целиком отдавшись воспоминаниям, пришедшим, казалось, из совсем других времен. «Фольксваген» пересек Новый Арбат и по Знаменке добрался до высоких красных стен, ограждающих резиденцию президента. Еще один БТР стоял у самых ворот.