Осада

Поздняков оказался человеком неразговорчивым, но степенным и уверенным в себе – именно такие люди и задерживаются в водителях администрации главы государства или самого премьера. Мы молча тряхнули друг другу руки, я залез на переднее сиденье и еще раз предупредил ярославских службистов о своем скором прибытии – чтоб у кладбища никаких митингов. Семен разводил пары и просматривал систему навигации – к моему раздражению, это был еще один образец изделий нашей оборонки. Не сказать, что совсем корявый, но все равно ГЛОНАСС поймал два спутника только через пятнадцать минут нервного ожидания на палящем солнце.

На небе сегодня впервые появились облачка, пускай мелкие и беззащитные, зато первые. За эти дни небо приобрело цвет застиранной половой тряпки. По радио и телевизору едва не ежечасно предупреждали сколь опасен московский воздух, где бы вы ни находились, сколь полезно приобретение и установка хоть каких-то кондиционеров, из ассортимента торговых центров (доставка и установка бесплатно) и сколь чудовищно непоправимый ущерб своему здоровью вы нанесете, ежели начнете по нынешней погоде открывать на ночь окна.

Однако, за городом дышалось, судя по всему, легче. Окон мы не открывали, пусть на небе и появились первые облачка, и температура в ожидании урагана Константин, немного отползла от сорокоградусной отметки. Я следил через мобильник, как стараниями ФСБ с новостных лент вычищается вся информация об инцидентах на кладбищах в Ярославле и Хабаровске. Через час пути мне позвонили и доложили о ликвидации всех сообщений – оказывается, какой-то местный кабельный канал в Хабаровске успел сделать сюжет о вандализме. Хорошо, службисты успели до эфира. С сотрудниками телестудии сейчас ведется работа.

Я поблагодарил за оперативность и снова бросил взгляд на часы. «Ниссан» шел ходко, под сто пятьдесят, ко времени, обозначенному Денисом Андреевичем, успевали точь-в-точь. Я все же сказал Позднякову, чтоб добавил еще чуть, а сам перезвонил своему заму Сергею Балясину. Попросил его прошерстить за сегодняшний день весь российскую сеть, на предмет выявления любой информации из любого города страны о подозрительных действиях на кладбищах.

– Перезвони через час, – добавил я под конец.

– Я даже быстрее перезвонил, если б ты уточнил, что именно искать.

– Не могу, Серег, пока сам не знаю точно. Вандализм, порча памятников, свежих захоронений. Но ты подключи к этому делу еще кого из управления, только особо не распространяйся.

– Что, вообще знаками изъясняться? Ладно, понял, даже знаками не велишь. Сделаю. Да, насчет секретности, со мной работает Лена Осокина, ты ее знаешь. Она мониторит, я звоню по второй линии. А где ты сам-то сейчас?

– Почти в Ярославле, хотя это тоже секретно.

– Да ладно дурить, – он повесил трубку прежде, чем я успел объясниться.

На самом въезде в город он снова перезвонил: убийство бомжа на кладбище в Ижевске.

– Уточни, – попросил я. Семен меж тем, снова включил  «крякалку», разгоняя возникшую на дороге пробку.

– Точной информации нет. Вроде покусан неизвестным.

– Сергей, только не «вроде». Позвони в прокуратуру, в милицию, уточни, бога ради, – он вздохнул нарочито громко и отключился.

Город встретил нас рытвинами и колдобинами на въезде и удушливым липким гудроном вместо асфальта. Осташинское кладбище располагалось почти в центре, немного пропетляв по магистральным улицам, мы неожиданно выскочили сперва к дачным участкам, а затем добрались до ограды.

Все кладбища похожи друг на друга – бетонные плиты ограды, местами слегка покосившиеся, железные ворота и маленькая калитка для прохода пеших скорбящих. Сейчас же ворота закрывал не только замок, но и УАЗ ДПС, рядом с ним, стояло несколько человек, прячась в тени развесистых дерев, размахавших ветви из-за ограды.

Наше прибытие резко изменило из настрой. Горожане, числом около десятка, доселе сидевшие или стоявшие у стены рядом с единственным торговцем, предлагавшим свой нехитрый набор пластмассовых венков, немедленно вышли к «ниссану», едва только Семен припарковался. Я был встречен недовольно загудевшей толпой. Меня приняли за городского чиновника, поскольку в мой адрес немедленно понеслись требования «все наладить, как было, ведь это же безобразие».

Тем временем, Семен, получивший выучку в частях ФСО, оттер от моего тела нескольких особенно рьяных. Однако, народ неожиданно начал множится, будто материализуясь из расплавленного воздуха. Шум и гам, вкупе с невыносимым смогом, от которого я, защищенный и дома, и на работе, и в машине надежной охраной кондиционеров, давно отвык, произвели пренеприятное действие – мне стало дурно. Голова, и так с утра чугунная, закружилась, я вцепился в кого-то из горожан, он нервно стряхнул меня со своей рубашки и громко брякнул: «Да он же пьяный, кажись». По толпе точно ток прошел – кольцо вокруг меня напряженно сжалось, тут уж спешившие на помощь милиционеры вряд ли бы помогли.

Я достал из нагрудного кармана рубашки корочку, помахал ей. И произнес, пытаясь смотреть в глаза первому встречному, только чтоб не упасть ему под ноги:

– Помощник президента Артем Торопец. Прибыл из Москвы разобраться в текущих делах. Немедленно пропустите.

Толпа пошатнулась, поехала в стороны. Я вздохнул полной грудью, закашлялся с непривычки и продолжил:

– Кладбище сегодня открыто не будет. По техническим причинам. Так что расходитесь, не мешайте работе.

Странно, толпа, увеличившаяся за эти минуты раз в пять, расходиться не спешила, напротив, число туземцев только росло. Среди собравшихся пошел какой-то странный ропот, спустя минуту выразившийся в вопросе:

– А вы по нашим делам приехали или административным?

– Я прибыл по личному указанию Дениса Андреевича. Разобраться в вашей ситуации, и как только разберусь…

Вот тут начался гвалт. Каждый воспринял мой ответ на свой счет и торопился ознакомить меня с делами, касавшимися оного аборигена, его нелегкой долей, и долговременной войной то с коммунальщиками, то с собесом, то с приемной горсовета. Я понял, что, ляпнув лишнее, попал в дурацкую историю. Вот приехал барин. Барин всех рассудит.

– Хорошо, – решительно произнес я оглядываясь нервно. Передо мной уже колыхалось людское море, – я прибыл всего на пару часов. Так что сейчас напишите заявления по форме и сдавайте вот им, – я кивнул на милиционеров. – Я прочту по дороге и передам Денису Андреевичу.

Передо мной уже возник план, связанный с этими заявлениями. Очень неплохой план, учитывая постоянный рост доверия к Денису Андреевичу со стороны потенциального электората, которого погонят на выборы весной следующего года.

Толпа рассредоточилась. Кто-то недовольно забурчал.

– Что, подписываться надо?

– Обязательно.

Какая-то неловкость возникла. Народ в массе своей решил сдавать мне анонимки.

– Вы уедете, а нам здесь еще жить и жить, – донеслось из самых дальних рядов.

– Денис Андреевич прочтет и разберется, кому здесь жить – вам или вашему начальству. Кто у нас ваше начальство выбирает – вы или он?

Подействовало. Народ занялся доносами, а я благополучно прорвался на кладбище. Там меня уже встречали двое из УФСБ по Ярославлю. Молодые парни, моего возраста, в штатском, но почему-то в черных костюмах, будто отстали от какой-то процессии. Прели в них, наверное, невероятно. Я пожал руки, представился еще раз, попросил показать и уточнить, где сторожа и корреспондент. Оба переглянулись.

– Корреспондент у нас, дает показания. Если хотите, можете затем подъехать, переговорить с ним. А сторож, он тут один, как вам сказать… словом, еще в себя не пришел. После ночных видений.

– Так, где он?

– В вытрезвителе под нашим контролем. Как придет в себя, мы дадим вам знать.

Я заглотал еще две таблетки и последовал по темным аллеям кладбища. Вели меня недолго – уже на следующем повороте показалась изувеченная плита некоего Васнецова, умершего два года назад. Вокруг царил порядок, соседние памятники в порядке, но эта плита была сорвана с места, ограда изуродована, а место захоронения – как лучше объяснить? Его как будто взорвали. На месте могильного холмика на метр вглубь уходила воронка, вокруг комья разбросанной земли, куски досок, вероятно, от крышки.