Осада

И вот теперь ему показалось, что сообщник найден, и именно в тот день и час, когда он отчаялся отыскать. Самый странный сообщник, которого он мог вообразить себе. Но раздумывать не приходилось, не было времени, он ответил Милене, что не верит в вещие сны, постарался успокоить ее и убедить в ложности виденного, рассказав для примера пару своих сновидений, казалось бы, что-то предвещающих, но на деле явившихся пшиком. Он рассказывал столь горячо и убедительно, что сам готов был уверовать своим словам. Милена слушала и кивала. А он торопился, ведь так много еще предстояло ей сказать, так много.

– И все же, я думаю, тут что-то есть. Ведь мы с Артемом долго были в разлуке, а потом, он никогда не снился. И тут на тебе.

– Наверное, это из-за мертвецов. Ведь только о них и говорят.

– Да он и сам о них только и говорит, шутка сказать, работает в администрации президента и… – Ширван невольно присвистнул. Впрочем, чего он мог еще ожидать, разве могла Милена Паупер завести себе любовника низкого полета. – Не свисти, денег не будет. Так вот, его там загоняли, до того дошел, что слушает романсы в старой обработке.

– Кто это дошел? – вмешался девичий голос с напускной, от алкоголя, бодростью. Ширван резко оглянулся, прямо за его спиной стояла девушка, и тоже знакомая по телевизору. Вот только имени он никак не мог вспомнить.

– Лена, наконец! – подруги поцеловались, Ширван невольно отвернулся – уж слишком откровенен, даже бесстыж был этот поцелуй взасос, слишком долго они не отрывались друг от друга. Подобные проявления отношений до сих пор его коробили. – Я по тебе соскучилась.

– Я тоже, подруга. Слушай, а твоего приятеля я чуть было не узнала.

– Ширван Додаев, – напомнил он, косо поглядывая на разлучницу. – Из «Нотабене».

– Ах, да, тот самый Ширванчик-одуванчик, щедро оделявший нас своей пыльцой. Ничего, если мы отойдем во-он туда ненадолго? Между прочим, Мила, тебя Антон ищет. Скоро все начнется, а у него сценарий опять исправлен до неузнаваемости. Обещаю возвратить тебе ее после в целости и сохранности. Разве чуть встрепанную, но точно довольную, – обе странно захихикали, отчего у Ширвана неприятно екнуло сердце. Он попытался остановить Милену. Ведь еще столько недоговоренного оставалось меж ними. Он хотел рассказать ей, как обучался грамоте в своем селе, как муфтий собирал их, босоногих мальчишек,  и по затрепанному Корану учил уму-разуму, наставлял на путь истинный. Внушал уважение к старшим, к словам Пророка и ненависть к врагам рода и веры. Рассказать, что на самом деле дядя не столько уж белая овечка, в свое время он был одним из старейшин их родового села, и в двухтысячном, стал переговорщиком, заручившись обещанием Москвы не грабить село и оставить в покое жителей. К тому времени он давно жил в столице, но связи с тейпом не терял, в пору независимости, кормил мятежников поставками продовольствия. Рассказать, что к прибытию дяди, вместе с федералами, в село, Ширван уже умел стрелять из автомата, в девять лет этому обязан был научиться каждый. Рассказать, что значит оружие в жизни горца, и что значит честь. И почему законы гор тянутся столь далеко и могут ждать столь долго – десять лет не срок, и Москва не укрытие.

И самое главное, рассказать, что он чувствует, что переживает со смертью дяди, когда приходится снимать у незнаковых людей сомнительные комнаты, вместе с дальнобойщиками, перекупщиками, проститутками, наркоманами, ведь знакомые, даже из тейпа, после смерти дяди немедленно отвернулись от него, более того, переметнулись на сторону родового врага, из чужого клана, презрев все законы; они бы сдали и его, кабы не спешное бегство Ширвана с квартиры. Не постоянные перемещения по городу – он знал, что люди, убившие дядю, не уехали из Москвы. А пока они здесь его жизнь: съемные квартиры, тусклый свет, поздний ужин и нудное кружение в метро, а затем, ночью, возвращение в вечный неоновый полдень клубов, где его еще знают, но где не связывают его жизнь и смерть его дяди, просто потому что Асланбек Додаев для них никто. В России много однофамильцев; в Чечне однофамильцев нет.

Он потянулся к Милене, пытаясь остановить ее, освободить от цепких рук Лены Домбаевой, но та лишь шепнула ему: «позже договорим», – и руки бессильно разжались.

– Я буду ждать тебя здесь, – зачем-то сказал он. Лена снова хихикнула неприятно, словно речь шла о какой-то непристойности. А затем они ушли, оставив Ширвана стоять у помоста и ждать, надеяться, на возвращение.

Тем временем, двери торжественно закрылись, свет в храме померк, ведущий объявил о начале действа. На помост вышли танцоры, закружились в стремительной круговерти под звуки католических псалмов, стилизованных в техно. Народ стал стягиваться к центру зала, образовывать парочки, танцевать, стараясь попасть в такт ухающей музыке. Ширван пошел к стойке бара. Но Милены там не увидел. Он не знал, что они с Домбаевой сразу прошли за кулисы, к кабинету Антона Сердюка.  Нет, перед этим они остановились на лестнице, долго целовались, пока Милена не вырвалась из объятий. Странно, Она ждала чего-то другого, чего… теперь и сказать не могла. Лена обиделась, до кабинета провожать не стала.

– Здравствуй, моя прелесть. – поднявшись и подставив щеку для поцелуя, произнес Антон. – Ты вовремя. Лена… кстати, куда она делась? Ну ладно, потом. Лена говорила тебе о неприятностях из-за сценария? Я так и думал,  у нее после первой же мозги плавятся, неудивительно, что только и способна бюстом махать по ящику. Так вот, сценарий летит коту под хвост, – он тараторил, одновременно быстро ища что-то в ящиках стола, перебирая длинными проворными пальцами бумаги, разбросанные всюду в его кабинете. – В то время как я должен за все отвечать. Марат не придет, отдуваться буду я один …. Ах, да, вот эти исправления. Посмотри, – он сунул Милене под нос листы бумаги. – Нет ты только посмотри. Колодец испорчен, значит, спускать туда тебя мы будем просто так. Никакой воды, даже рева не обещаю. Это черт знает, что творится. Как нарочно.

– Я думала…

– Вот и я тоже думал. Это на тебе костюм жрицы? Ну ладно, сойдет. Да, ты в белье или как обычно, а то у нас тут снимают две телекомпании. Марат продал права американцам и европейцам, чувствую, строительство одним этим отбил, – пока он говорил, Милена молча задрала юбку, Антон кивнул. – Тогда можно показывать хоть детям.

За стеной зарокотал голос ведущего шоу, в данный момент он начал повествовать о Ктулху и причинах постройки первого в новой истории человечества храма именно в первопрестольной. Засим последовал рассказ о жертвах среди строителей, естественно, неслучайных, и о предстоящем обряде, естественно, предполагавшим новые жертвы. Одной из которых станет «самая известная звезда современности, имя которой мы не будем раскрывать вплоть до начала жертвоприношения». Одобрительный гул аудитории заглушил следующие слова ведущего.

– Рады стараться, – сказала Милена. – Не их же приносят.

– Поэтому и рады. Хотя должность и почетная. Правда, на следующий раз верховная жрица будет уже другая. Лена Домбаева. И так каждый месяц. Хорошо бы к тому времени воду починили, – зазвонил телефон, Антон долго слушал чей-то сбивчивый голос. – Да, я понял. Хоть звук можете дать? Ну хорошо…. Со звуком порядок. Так что Ктулху примет жертву, но фонтана воды не будет. Жаль.

– Я же вся вымокну.

– Не вымокнешь. В колодце есть ход. Когда тебя туда спустят на лебедке, вода из реки должна пойти самотеком и заполнить колодец до краев, так что оттуда будет переливаться. Красивая идея, да? Ну так вот, пока вода не пошла, тебя оттуда вытащили бы другим ходом и препроводили ко мне. Прекрасный отсюда вид, не находишь? – Антон отогнул жалюзи, давая Милене полюбоваться на столпившийся вокруг платформы народ, по программе развлекаемый стриптизом «рабынь Ктулху». – Ну разве не чудо построили?

– Точная копия римского Пантеона.

– Ну извини, в Италии я не был. И не думаю, что многие, кто был, заметят сходство. В пантеоне хоронят, а у нас все еще поклоняются. Кстати, могу показать видео с испытаний, высший пилотаж, – Антон снова начал искать телефон, который минуту назад держал в руках. Тот оказался на подоконнике. – Так, где отец Кондрат? Его задержали? Ну и что забыл пропуск. Пускай немедленно идет сюда. Всё…. Сейчас, Мила, я тебя познакомлю, с твоим губителем. Вечный жрец храма Ктулху отец Кондрат Микешин. Бывший отец, но голос у него не нам чета.