Осада

– Ты… – Шерхон споткнулся на полуслове и затем начал сначала, очевидно, совсем не то, что хотел прежде сказать. – Ты как поедешь к нему.

На последнем слове голос дрогнул. Настя подняла глаза от письма посмотрела на Шерхона. Но лишь ответила на заданный вопрос.

– Как обычно, попуткой. До Москвы всего сто километров по прямой. Кто-нибудь да довезет.

Он помялся и начал сызнова прежнюю свою мысль:

– Может быть я смог бы, если б ты согласилась подождать до завтра. Завтра у меня грузовик найдется. И помповое ружье.

Насчет оружия он солгал, но чего не сделаешь ради призрачной возможности, самому себе кажущейся невероятной. Настя покачала головой, он нисколько не удивился разбившимся в пыль мечтам: привык.

– Я поговорю со своими, может удастся помочь. Ведь тебе не настолько срочно.

– Но ведь Егор там.

– А когда вернешься?

– Не знаю, через пару дней. Ведь мне надо обязательно повидаться с ним. А я же не знаю ни где он сидит, ни графика приема.

На это крыть было нечем. Шерхон молча кивнул, и попрощавшись, медленно вышел. Когда дверь за ним закрылась, он привалился к стене и долго стоял, глядя прямо перед собой. Потом ушел.

Вскорости вышла и Настя. С нетяжелой сумкой в руке, за эти минуты она успела собраться, собрав нехитрый свой багаж и распихав по отделениям. Вышла на дорогу, время было послеобеденное, встала возле кафе и подняла руку, выглядывая машины с московскими номерами. Остановилась рязанская: водитель согласился довезти до МКАД. Он, немного помявшись, взял ее с собой в придорожное кафе у заправки. Памятуя об уговоре, старался казаться щедрым и все предлагал и предлагал перекусить – ей же кусок не шел в горло. Почему-то вспоминалось лицо Шерхона, и именно на него накладывался образ Егора. Как странно все это, как странно. А ведь почему она взлетела, как голубка, расправив крылья, едва только получила повестку? – ведь у него далеко-далеко во Владивостоке есть девушка. И неважно, что отношения не самые простые, что не звонила, он же вернется, все равно вернется.

Снова лицо Шерхона затмило все прочее. И тут же исчезло, едва только владелец «Нивы» поднялся из-за стола и жестом попросил ее поторопиться, ему надо успеть до вечера, а Рязанское шоссе перегружено, только вчера освободили от мертвяков.

По дороге они останавливались дважды, он торопливо съезжал на обочину, брал ее, и снова, по прошествии пяти минут, разгонялся в становящемся все полотне потоке машин, двигающихся в столицу, все чаще утирая пот со лба и промакивая разгоряченное лицо. Она странно улыбалась, глядя в ветровое стекло, погруженная в свои мысли настолько, что и во время торопливого секса ничто не могло потревожить этой улыбки – водитель старался, но не мог пробиться к ней, чувствовалось, ему хочется показать себя, наверное, поэтому он и остановился второй раз, а все напрасно: с тем же успехом он мог забавляться с недорогой резиновой куклой.

Они долго стояли в очереди у блокпоста. То самое «пятое кольцо» было введено в строй указом мэра в действие с двадцать седьмого числа, сразу после бутовских погромов. Проезд через Москву транзитного транспорта строго воспрещался, для этого на подмосковной окружной дороге, за несколько десятков километров от первопрестольной, был водружен соответствующий знак. Въезд в Москву осуществлялся лишь по прописке, а так же по приглашению – с места работы, от родственников, знакомых, в случае служебной или иной надобности. Письменный вид приглашения утвержден еще не был, посему пропуском на время стала пятисотрублевая бумажка. Конечно, водители были вне себя, большую часть прибывающих в Москву составляли беженцы, частью лишившиеся всего, и не могущие найти денет даже на взятку. Потому еще очередь продвигалась медленно. Когда, спустя час ожидания, появились первые мертвецы, неспешно спускавшиеся с холма, водители запсиховали, грузовики просто пошли на таран шлагбаума, милиция попыталась растянуть по дороге «ежи», но результат был плачевен – один из постовых попал под колеса, останавливаться никто не стал, несмотря на предупреждающие выстрелы, вся масса машин рванула в образовавшуюся брешь, пострадавшего с переломанными в нескольких местах ногами, едва успели вытащить из-под колес очередной фуры.

Водитель остановил машину около станции «Текстильщики».  Далее их пути расходились. Настя попрощалась и спустилась в метро, теперь ей надо было добраться до Бутова, сделав преизрядный крюк под землей. Но в само Бутово метро не ходило, «Бульвар Дмитрия Донского» оказался закрыт, конечной станцией стала «Аннино». Дальше следовало добираться на переполненном автобусе, которого еще следовало дождаться, и который тоже стоял на блокпосту.

Только около пяти вечера она добралась до района Новокурьяново, где, вместо расселенной деревушки год назад власти отгрохали помпезное строение СИЗО, освященное самим патриархом; Настя видела это еще когда пребывала в столице; десятиэтажное здание больше напоминало гостиницу, нежели изолятор, да и отделка камер была такой, словно сюда и вправду планировали селить любопытствующих русской экзотики иноземных туристов. Рядом с изолятором находилась многоуровневая парковка и несколько зданий УИН, посверкивающих в заходящем солнце позолотой стекол. Тут же располагалась церковка для нужд заключенных и их стражи.

Настя покружилась возле ворот, потом прошла внутрь, обратилась к охране. Седовласый милиционер, долго изучал сперва паспорт, потом повестку, наконец, хмыкнул.

– Девушка, если я не ошибаюсь, вас вызвали в прокуратуру и предложили увидеться со обвиняемым. Я не совсем понимаю, куда вы направляетесь в первую очередь. Если к следователю, тогда вам на улицу Дмитрия Ульянова, прокуратура там, если к своему знакомому, – Настя немедля покраснела, – тогда прием посетителей на сегодня окончен.

– А… как же… простите, я не поняла, все так неожиданно получилось, тогда к следователю. Только письмо долго шло, я получила его только сегодня, – снова покраснев прошептала она.

– Так вы… ах да, из Рязани. Здесь есть где остановиться? – она покачала головой. Охранник неожиданно поднял указательный палец правой руки, будто осененный какой-то идеей. – Чем смогу, помогу. У нас блок один еще не введен в строй. Если вас устроят наши удобства.

– Сколько? – едва слышно произнесла она. Он хмыкнул.

–  Разумеется, бесплатно. Да не пугайтесь вы так, блок пустует, но все удобства есть, можете даже душ принять. Только сперва позвоните следователю, а уж потом я вас проведу.

Дело Егора теперь вел некто Шинкарь. С ним Настя и договорилась на завтра на десять. Затем охранник провел ее в блок. Она выбрала одиночку, чисто подсознательно. Здесь, в незанятом блоке, было тихо, свежо, уютно. Она поменяла за свою короткую жизнь немало помещений, порой много лучших, но это приглянулось ей сразу. В камере она вздохнула с облегчением и смогла, наконец, перевести дыхание. В соседних блоках тоже находились люди, много людей, многие из которых совершили преступления весьма тяжкие, но сейчас об этом не думалось.

– Дверь я закрывать не буду, – сказал он на прощание, конвойный, , – Спокойной ночи!

Утром она поехала на Дмитрия Ульянова. Прокуратуру нашла сразу, ее провели к следователю. У двери пришлось немного подождать, Шинкарь оказался занят каким-то просителем. Освободился около одиннадцати. Пригласил войти и сразу приступил к делу. Первым же вопросом спросил, почему она без родителей, которые, в особенности, Андрей Кузьмич Иволгин, должны были явиться по повестке вместе с ней. Она ответила, в двух словах рассказав об аварии.

– Приношу соболезнования. Так когда и как вы познакомились с подозреваемым?

Допрос длился долго, Шинкарь оказался дотошным следователем, и все выискивал, выпытывал, пытался подловить на мелочах, словно и она была причастна к чему-то подсудному, о чем Настя пока не подозревала.  Устав и измучившись, она наконец, спросила прямо, в чем обвиняют Егора. Следователь нахмурился.

– Если бы все было так просто. В контрабанде наркотиков, сударыня.