Страница 16 из 24
– Я не слышал, как Вы вошли, сэр.
– Что ты делаешь в моем кабинете? Откуда ты вообще взялся в моем доме, Адорно?
– Меня пригласила на Рождество ваша племянница, Матильда.
Седрик нахмурил лоб, припоминая; меч у горла ничуть не волновал его.
– А, да, такая светленькая, красивая девочка; модель. Она в тебя влюблена?
– Боюсь, что да.
– Что ж, для нее это честь.
– Я думал, Вы скажете, что для меня. Она же из Талботов и Макфадьенов.
– Ну, а тебя ждет великое будущее.
– Конечно, сэр. После того, как Вы скажете мне местонахождение Братства Розы.
– Ты все никак не успокоишься. Я думал, ты уже забыл. Я имел в виду твои рисунки.
– Комиксы?! Вы издеваетесь? Ван Хельсинг, друг, тут есть смешной мальчик, он рисует комиксы вообще-то, но может спасти мир… Или не могу? И поэтому «иди и рисуй себе, и больше не греши» …
И тут Седрик схватился за лезвие и рванул его на себя, порезав пальцы; Тео отпустил меч от неожиданности; остался безоружным; и тут кулак Седрика врезался ему в лицо; голову пронзила боль, острая, горячая, как суп с гренками; Тео влетел в стену, ударился головой и сполз на ковер; кровь потекла по губам так густо, что Тео сглотнул; кровь отдавала железом и корицей; Тео дал себе секунду и кинулся на Седрика, но тот опять ударил его – не ударил даже, толкнул; Тео врезался в книжные полки, ничего не упало – книги, шкаф – как в фильмах, только Тео; больно было ужасно, он застонал и заплакал от злости; встал на четвереньки, собираясь с силами, утирая кровь шелковым рукавом – вытащил рубашку из кольчуги; Седрик стоял и смотрел на него, опираясь на меч; невозмутимый, как брошенный маяк; потом что-то щелкнуло; запахло дымом; Седрик подошел к Тео, сел перед ним на корточки и дал ему зажженную сигарету – вишневую, коричневую, крепкую. Тео взял, сел на ковер и стал курить, с трудом, сквозь разбитые губы.
– Чувствую себя в книге Чандлера. Простите, сэр, я вам ковер закапал.
– Ничего. Ты и вправду был готов убить меня?
– Да, я только для этого и пришел.
– Бедная Матильда. А что бы ты делал с телом?
– Не знаю, сэр, оставьте меня в покое, я с ума сойду сейчас со стыда. Я бы умер… сам умер, если бы не сказали. Покончил бы с собой.
– Кровавое Рождество в доме Талботов-Макфадьенов. Зачем тебе Братство Розы, Теодор, сам подумай, так ты станешь знаменитым художником, по твоим комиксам снимут кино, женишься на Матильде, будешь купаться в деньгах. Ты же любишь деньги – любишь одежду, книги, музыку, хорошую бумагу, карандаши… Как ты будешь без своих костюмов, вельветовых пиджаков, шейных платков алых, а, Адорно?
– Вы меня с Артуром, моим другом, путаете, я все-таки практичнее одеваюсь, у меня даже кеды есть, – Седрик протянул ему платок, и Тео высморкался – кровавыми сгустками. – Вы мне, блин, нос сломали.
– Тебя и со сломанным носом куча народа любить будет. А что ты хочешь сделать с ними – с Артуром и Матильдой – просто бросить? Ты же их путеводная звезда, их смысл жизни, они чувствуют себя хорошими только рядом с тобой…
– Я знаю, сэр; мне было бы нетрудно провести всю свою жизнь рядом с ними; но я решился; я эгоист; я хочу счастья для себя. Я ведь несчастен сейчас. Я ничто. Я будто дом Крота из «Ветра в ивах» – он ушел от меня, а потом вернулся и зажег свет, камин, потом опять ушел, и я жду его… пустой, темный… Как только я что-то встречаю, какой-то знак, намек, просто совпадение – я сразу же загораюсь – во мне будто Рождество наступает; я чувствую такую радость; она будто от музыки, от снега; радость обладания миром.
– И ты готов умереть, если я не скажу? – Седрик приставил к его горлу меч и надавил, Тео ощутил, как острие на миллиметр вошло в его кожу.
– Да, сэр. Раз я не смог убить Вас. Что за меч?
– Это мой меч. Моего ордена… Мне дали его, когда я принес обет.
– Убивать?
– Ну да. Иногда и это нужно. Это до сих пор нужно. Слава Богу. Я рад. Ибо ничего другого не умею. Я завидую тебе – ты талантлив, и мне жаль. Ты – настоящий дар Божий, ангел. Свет. Крылья. Как Каролюс. Не то, что мы с Габриэлем – ищущие вход в ад, чтобы убить Дьявола, и оттого ничем от него не отличающиеся; мы – гнев Господень.
– Свет всегда будет со мной. Я не разочарую Вас, сэр.
Седрик опустил меч. Потом подошел к столу, большому, с зеленым сукном, достал из ящиков – замочки были кодовые, цифровые, – ту самую бумагу, темно-бежевую, состаренную, чернильный «паркер», литой, золотой – «у нее даже перо на ручке золотое» вспомнил сестру Тео, улыбнулся в окровавленный платок; Седрик написал пару строк; позвал Тео.
– Вот адрес. Я написал, как ехать – рейсы, потом поезд, потом автобус. Будь счастлив, Тео. С Рождеством. Бери плащ и сапоги резиновые, у них там дождливо сейчас.
– А ван Хельсинг примет меня, сэр?
– Он уже принял тебя. Я пришел тогда в приход на мессу только ради тебя; я ищу ему братьев по всему миру. Так же, как и ты искал – по знакам, по слухам, в газетах, в разговорах в толпе… Мне показалось, что так много совпадений не бывает – мальчик, увлекающийся розами, щеголь, католик, художник, и при этом жаждущий свершений…
– Так ему и вправду нужен художник? – Тео засмеялся; голова у него кружилась, будто он стоял на краю тринадцатого этажа – от выветривающегося спиртного, от боли.
– Скорее, садовник, – Седрик тоже засмеялся; капюшон лежал у него на плечах, как снег на горе; Тео так и запомнил его – мрачно-красивый монах, «Имя розы», «День расплаты».
– Что же вы сразу не вручили мне визитку? Охотника за головами…
– Ну, так неинтересно…
– Я для вас Санта-Клаусу передал подарок, вы уж не сердитесь.
– Удар колом?
– Нет. Комикс.
– О, да, комиксы я люблю.
– Правда? Извините, я вам наговорил ужасных вещей.
– Нет, правда, люблю. А про что?
– Про Марлоу, первая глава, он заходит в бар, пьет, там еще один парень, кроме него, сидит за стойкой и уже в стельку пьян; заходит еще один парень, ищет девушку, описывает ее подробно, и вдруг парень, который пьет за стойкой, стреляет в спрашивающего, и понятно, что ни фига он не пьян; убивает, и убегает; потом приезжает полиция, трясет Марлоу с барменом, там один очень мерзкий полицейский; потом уставший Марлоу идет домой – бар напротив дома, потому-то он в него и ходит; и возле лифта видит девушку, одетую точь-в-точь как описывал убитый парень… Я сразу сканирую и отправляю в издательство; а оригинал – первой главы – решил подарить вам.
– Спасибо. Это один из лучших подарков в моей жизни.
– Да ладно.
– А я, прости, не приготовил. Не думал, что ты меня найдешь. Как-то я все время забываю про красивых девушек. Как и Марлоу. Недооцениваю.
– Я не нарочно с ней познакомился. Мы вместе в магазине покупали диски «L&M»…
Седрик покачал головой.
– Группа Йорика Старка и Грина Гримма… Да, вот уж точно – совпадениям нет числа; Шекспир какой-то, «Темная Башня» Стивена Кинга… Нет, у меня есть подарок. Он, правда, чисто символический. Но крутой. Как раз в стиле неонуар, – и он достал из ящика стола бутылку почти черного виски, запечатанную, квадратную, на бумажной этикетке было написано поблекшими от времени чернилами от руки название, месторасположение вискикурни – в Корке, и год – 1933.
– Ох, а там можно пить? – Тео взял ее осторожно, как тикающую бомбу.
– Можно иногда. Если очень сильно замерзнешь после купания в море, пьяный, – Седрик расхохотался. Тео фыркнул, его вдруг отпустило – все напряжение, копившееся осень, отчаяние, тоска – будто его топили, привязав к ногам мешок камней, и мешок вдруг соскользнул; или он снял тесные ботинки – так сразу, внезапно, легко, само собой; Тео казался себе воздушным шаром, который сейчас подхватит ветер, таким легким и слабым он стал; уже двинулся к двери, когда вспомнил про котенка, спящего в кресле; обернулся.
– Там, в кресле, котенок Матильды. Его зовут Йорик.
– Нассал?
– Не знаю, сэр. Вроде бы просто спал, – Тео посмотрел, – и сейчас спит.