Страница 15 из 25
Единственное, зато огромное, окно когда-то было застекленным. Однако теперь мимо пустой рамы беспрепятственно гулял ветер. Потолок и даже стены покрывали пятна плесени. А углы успело обжить не одно поколение пауков.
Однако все перечисленное никоим образом не смущало и не волновало седовласую ведьму. Ту самую, что во главе группы посланцев Ковена принимала от королевства живые дары. А теперь ведьма стояла на пятачке свободного пространства в зале — спиною к окну, лицом же обратившись к рядам скамей.
— Садитесь, пожалуйста, — вежливо и без малейшей враждебности молвила ведьма, — меня зовут Ксантарда, и я возглавляю нашу общину.
«Эх… вот ведь пакость-невезуха! — про себя посетовала Аника, — получается, аж главарь… главариха Ковена сама с королевскими солдатами пришла на встречу! Хватило бы одного удара саблей, чтоб на тот свет ее спровадить. Или захватить могли бы… так даже лучше. Не пришлось бы меня в этот гадюшник засылать».
— …я буду обучать вас, посвящая в великое искусство волшебства, — говорила между тем Ксантарда, — я одна… ибо, к сожалению, у нас не хватает людей, чтобы обеспечить наставницей… опытной волшебницей каждую ученицу.
— Простите, пожалуйста, — с одной из скамей донесся робкий писклявый голосок, — а когда вы нас отпустите домой?
— Вы дома, — все также спокойно и даже дружелюбно, но непреклонно ответила ведьма, — теперь наша община… Ковен — ваш дом и ваша семья. А кто вас когда-то породил и где держал до сих пор, уже не имеет значения. Знаете, что ждало вас прежде? С людьми, называвшими себя вашей семьей… родней, не важно. Серая жизнь, полная нужды, унижений… и запретов. Да-да, запретов.
Постепенно гомон десятков девочек, толкающихся и ерзающих на жестких скамьях, стих. А Ксантарда, напротив, возвысила голос:
— Это именно то, главное, слово, из-за которого Ковен веками пребывал вне закона. Слово, путающееся под ногами, превращающее хищного зверя в барбоса при цепи и будке, а вольного человека — в двуногий скот, безропотно гнущий спину. Слово, вынуждающее многих волшебников сдерживать свои таланты и любознательность. И слово это — «запрет».
Вам и нам… и всем от века что-то, да запрещалось. Родители запрещают детям, старшие младшим, мужья женам, жрецы мудрецам… ну а правители — всем и сразу. Чуть ли не весь род людской поголовно принимает чужие запреты и порождает новые. Не замечая, как жизнь вокруг превращается в вязкую паутину, дышится в которой все трудней и трудней.
Ковен намерен положить этому конец. Чего невозможно добиться, не начав с себя… не отринув запреты, установленные другими людьми. К тому я и призываю вас, здесь собравшихся. Осознать запреты, понять их нелепость — и безжалостно отбросить. Пусть это будет моим первым для вас уроком.
Ведьма взяла паузу, видимо, чтобы перевести дух. А в наступившей тишине раздался хрипловатый ломающийся голос:
— А что с моим братом? Где он? Его тоже учат?..
Ксантарда вздохнула, готовясь к объяснениям, тяжелым и, видимо, долгим. Ну да лиха беда начало. Потом, как надеялась ведьма, усилия ее вознаградятся.
Маркиз Шенгдар…
Вообще-то, со слов Ролана, дворянских кровей в жилах этого человека не было ни капли. В то лихое для королевства время, когда на троне сидел Эбер Пятый, Шенгдар служил в Каз-Рошале придворным шутом. И хоть мало что и кто удостаивались любви тогдашнего монарха, но шуту посчастливилось попасть в этот далеко не длинный список. Заняв в оном место аккурат между хмельными напитками и панегириками из уст придворных.
А уж как эти три явления дополняли одно другое — хмель, придворная лесть и грубые выходки шута! Просто-таки служили тремя китами, державшими на себе настроение его престарелого величества. Настроение, хоть все реже и реже, но все-таки бывавшее хорошим.
Когда же, опять-таки под хмельком, Эбер Пятый решил выразить шуту-любимчику свою благодарность в полной мере, ошарашены были даже завзятые подхалимы. На Шенгдара, выросшего в семье бродячих артистов, буквально свалился титул маркиза. А с ним дом в столице… куда, впрочем, шут до поры едва заглядывал, живя в замке. Ну и, наконец, имение с немаленькой рентой.
Случай то был уникальный, если не сказать вопиющий. Причем говорить, что незаслуженное счастье шута-маркиза было недолгим, значило погрешить против истины. Да, жалование Шенгдару титула стало одной из многих капель, год за годом наполнявших чашу терпения богов. Да, капля эта была одной из последних. Потому что всего пару лет спустя Эбер Пятый лишился трона, а вместе с ним и жизни.
Однако титулованному шуту посчастливилось пережить ту ночь, в которой погибли многие другие любимцы и приближенные старого короля. Монарх же новый счел Шенгдара безобидным и ограничился лишь изгнанием из замка. Ибо не забавляли Лодвига Третьего ужимки и прыжки. Вообще-то в первые годы после восшествия на трон времени на развлечения не находилось. Лишить же титула и ранее дарованных благ было не во власти даже его величества.
Иными словами, голод, рубище и паперть Шенгдару не грозили точно. Однако чем так называемый маркиз занимался со времени изгнания из замка, Ролан не знал. И не очень интересовался. Но вот теперь бывший шут ввязался в какое-то грязное дело. Ни больше ни меньше, королю задумал подгадить. И всей стране заодно. Только зачем? Как раз этот вопрос конфидент со своим телохранителем и намерились прояснить.
Дом, снятый Шенгдаром в Нэсте, хоть и не сиял роскошью, но все равно свидетельствовал о достатке. Двухэтажное строение с черепичной крышей и мраморным балкончиком, да с прилегающим небольшим садиком окружала высокая ограда, увитая плющом. Разыскать дом не составило труда. И не пришлось даже встречаться с губернатором. Хватило расспросить полдесятка прохожих — из них хотя бы один знал, где проживает столичная знаменитость.
Вообще, от помощи местных властей Ролан и Крогер решили пока воздержаться. Во-первых, дабы не терять времени. А во-вторых едва ли бывший придворный шут был столь опасен, чтобы для разговора с ним двум вооруженным мужчинам требовалось подкрепление. Разговор, конечно, предстоял жесткий — и тем не менее.
Проникнуть в дом Шенгдара решили уже в сумерках. Оставшееся время скоротав за прогулками по городу и посидев в небольшом ресторанчике.
Подобравшись к ограде, Крогер помог взобраться на нее более легкому конфиденту. А тот, спрыгнув уже на траву сада, подошел к калитке и отодвинул запиравший ее засов.
Никакой охраны шут-изгнанник, похоже, не держал. Даже собаки в саду не обнаружилось. «Потрясающая беспечность!», — еще подумал сэр Ролан.
— Что теперь? Отмычки не сохранилось? — вслух, шепотом поинтересовался он у спутника, указывая на входную дверь.
— Да не поможет, боюсь, — сообщил Крогер, подойдя к двери и чуть навалившись на нее, — заперто-то, похоже, изнутри, на засов. Так что, либо ломать… либо обходной путь пользовать.
Он указал на ближайшее из окон, уже закрытое ставнями. После чего посетовал:
— Эх, столько лет в городской страже, а чем занимаюсь теперь. Сказал бы кто еще год назад — в морду мог получить.
С этими словами бывший командир стражи осторожно раздвинул створки ставен. Те поддались без сопротивления. Недолго продержалась и оконная рама. Правда, чтобы открыть ее, Крогеру пришлось сперва воспользоваться мечом. Вернее, попробовать воспользоваться. А затем прибегнуть к помощи кинжала. Когда оказалось, что щель слишком узка, и клинок меча в нее не пролазит.
В любом случае лезть напролом, разбивая стекла, что конфидент, что его телохранитель считали недостойным себя варварством.
Один за другим вскарабкавшись на подоконник, Ролан и Крогер пробрались в небольшую неосвещенную комнату. Мельком осмотревшись и не приметив здесь для себя ничего, достойного внимания, оба они подошли к двери, что вела в соседнее помещение. Скорее всего — в коридор.
— Проклятье! — прошептал Крогер, толкнув эту дверь и обнаружив, что она тоже заперта, — похоже, сэр, внезапностью придется поступиться.