Страница 65 из 69
— Нам надо спуститься вниз, скоро обстрел начнется, дом этот у них наверняка на примете, — сказал Чертыханов.
— Успеем, — ответил я, не отрывая взгляда от дороги. В каком месте устроили засаду наши танкисты, я не знал, и с возрастающим нетерпением и любопытством ожидал, когда же они обнаружат себя и ввяжутся в битву.
Танки, поднимая бурю, приближались и по целине и по дороге с одинаковой скоростью, без единого выстрела. И Чертыханов отметил с презрением.
— В психическую пустились.
Первый залп прозвучал на дороге из засады.
Танки, увеличивая скорость, накатывались на село. Стреляли на ходу. Уже загуляли по улицам, загрохотали трескуче и резко минные разрывы. Легко, с костяным хрустом отхватывались углы зданий, сносились, как перышки, кровли, большими кострами занимались дворы…
Снаряд, влетев в окно нашей избы, разорвался под нами, выбил потолок, и мы чуть не провалились в пробоину.
— Уходите! — крикнул Чертыханов и силой потащил меня с чердака, сердито ругаясь. В образовавшуюся дыру мы спустились сперва на печь, еще теплую, затем спрыгнули на пол и выбежали из избы.
Село сотрясалось от взрывов, казалось, не оставалось ни одного места, которого бы не коснулся огонь. Едкий чад стлался по улицам, все более уплотняясь. Мимо нас старший лейтенант Скнига с двумя бойцами тащили противотанковую пушку. Шапка у Скниги сдвинута на затылок, лицо закоптилось, кончики молодцевато подкрученных усов поникли, под ними блестел оскал зубов — он с усилием толкал пушку.
— Где вторая пушка? — спросил я.
— Нет пушки, — с ожесточением ответил старший лейтенант и выругался. Разбили вдребезги, сволочи. Прямое попадание. Двое ребят ранены, один убит. Но прежде чем выйти из строя, они подожгли три танка… Сейчас перемещаюсь на южную дорогу к Рогову, как ты велел… Там, — он махнул перчаткой в западную сторону, — оборона крепкая, там им не прорваться.
В это время с визгом врезалась в дорогу и брызнула жужжащими осколками и комьями земли и снега мина; бойцы, сопровождавшие пушки, мгновенно легли, мы прижались к стене избы. Оторвавшись от стены, Скнига беззлобно выругался.
— Раскидался, сукин сын! Как бы последнюю пушку не разбил… — Он бросился к пушке, крикнул что-то бойцам, и те, заторопившись, покатили ее дальше.
В помещении штаба окно, выбитое взрывной волной, было заткнуто тряпьем. На полу под ногами хрустели осколки стекла. Телефонисты однотонно выкрикивали позывные. Лейтенант Тропинин в полушубке, накинутом на плечи, разговаривал по телефону. Когда я вошел, он крикнул в трубку:
— Пришел! Сейчас дам… — Тропинин передал мне трубку. — Командир бригады…
Оленин просил подойти к нему.
— Подымайся на пожарную каланчу, я тут.
Через несколько минут я стоял внизу у лестницы на вышку.
— Влезай, не бойся! — Судя по голосу, Оленин находился в отличном расположении духа. Я поднялся на площадку под невысокой крышей, обнесенную шатким барьерчиком. Оленин, порывисто обняв меня за плечи, с необыкновенным оживлением сказал:
— Первый натиск врага отбит. На всех участках. Получили по морде и повернули назад.
— Послать бы им вдогонку несколько залпов, — сказал я.
— Было бы что послать, — ответил Оленин, — давно бы послал. И накрыл бы… Ты думаешь, это конец? Только начало! Перестроятся и снова пойдут. Будут искать наиболее уязвимое место… Ничего, встретим. Ты думаешь, комбат, мы сейчас обороняемся? Как бы не так! Мы ведем успешное наступление, а они обороняются. Обороняются с отчаянием, — понимают, что этот бой для них кризисный. Не сломят нас — покатятся назад. Не случайно же бросают столько машин. Одну треть оставили, ни черта не достигли и отхлынули…
— Товарищ подполковник, — услышали мы голос Чертыханова, оставшегося внизу у каланчи, — спуститесь срочно. Вас ждут.
Оленин вопросительно и с недоумением взглянул на меня: кто нас мог ждать здесь, в такое время?
Нырнув в люк, он застучал на ступеньках обледеневшими валенками. Я поспешил за ним.
Внизу между четырех столбов, поддерживающих площадку, нас ждали генерал-лейтенант Ардынов и член Военного совета Дубровин. Они только что пробились по заснеженным путям на лошади, в легких санях, — машину оставили в лесочке на позициях артдивизиона. Ардынов опирался на толстую суковатую палку: он все еще хромал…
В селе настало затишье, лишь изредка то в одном конце, то в другом разрывались мины.
И командующий и член Военного совета были в приподнятом настроении от успехов войск армии. Ардынов сказал, обращаясь к Оленину и ко мне:
— Поздравляю вас, товарищи, с первыми победами. Поздравляю и с присвоением вашим частям звания гвардейских. Прошу пригласить представителей от подразделений…
Связные помчались в подразделения, находящиеся в обороне, телефонисты закричали в трубки…
Ошеломленные таким известием, мы молчали в радостном смятении. Наконец Оленин спохватился.
— Не желаете ли взглянуть на панораму сражения? — Он указал на вышку.
— Сумеешь взобраться, Василий Никитич? — спросил Дубровин командующего. — Взглянем.
Ардынову тяжеловато было всходить на такую высоту, но он не хотел выказать перед нами свою слабость и беспомощность, снял очки, протер платком заиндевелые стекла.
— Попробую.
Держась за жиденькие старые перильца, наваливаясь на палку, генерал полез наверх. За ним шел Сергей Петрович… На площадке они встали рядышком, положив руки в меховых варежках на барьер, и долго оглядывались вокруг.
Отсюда хорошо было видно и все село, и поле, и перелески, и дороги.
На западной окраине села, в поле, на черном от копоти снегу, на черном большаке намертво застыли стальные коробки, когда-то грозные, наводящие на наши ряды страх и смятение. Теперь они курились, догорая. Огибая их, уходили от огня уцелевшие танки. Уходила пехота, оставляя распластанных на снегу убитых.
— Сколько шло танков? — спросил Ардынов.
— Шестьдесят два, товарищ генерал, — ответил Оленин. — Вторым заходом могут пустить больше.
— Такое количество танков, брошенное на одно село, — сказал Дубровин, это уже не признак силы, а признак слабости.
Ардынов обернулся к нам, серые воробьи над тяжелыми очками зашевелились.
— Бойцам, что встали навстречу такой лавине, не кажется, я думаю, что противник слаб, Сергей Петрович.
Дубровин, тронув варежкой белые от инея усы, улыбнулся.
— Но если они все же встали навстречу, выдержали такой стальной напор, значит, сильны! Мы уже не прежние, Василий Никитич. И немцы это чувствуют.
Мины в селе стали рваться чаще. Одна хлестнула неподалеку от пожарной вышки. Осколки с жужжанием рассыпались в стороны. Командир бригады забеспокоился.
— Товарищи, вам оставаться здесь больше нельзя. И не только на каланче, но и вообще в селе. Это небезопасно. Скоро противник начнет атаку.
Ардынов проворчал недовольно:
— Что ты нас оберегаешь, будто мы бабы, а не солдаты и войну видим впервые?
— И на войне бывают случайности, товарищ генерал, — настаивал Оленин, нервничая, и вдруг ударил в колокол, висевший под крышей. Ардынов вздрогнул.
— Фу, черт, хулиган, напугал! — вскрикнул он рассерженно. Оленин засмеялся.
— Прошу сойти вниз.
Позади пожарного сарая уже выстроились командиры и красноармейцы танкисты и пехотинцы. Из нашего батальона были командиры рот, разведчики, старший лейтенант Скнига, лейтенант Тропинин. Я встал на правый фланг рядом с комиссаром Браслетовым.
Генерал-лейтенант Ардынов взмахнул рукой, и адъютант командующего, ожидая этого сигнала, поспешно вынул из саней знамя; сняв чехол, он развернул его — огненно плеснулось в глаза красное полотнище с портретом Ленина в центре. Адъютант поднес знамя к генералу. Ардынов еще раз протер очки платком, затем взял у адъютанта папку с бумагами.
— Смирно! — скомандовал Оленин.
— Всем фронтам, армиям, танковым дивизиям и бригадам, — громко прочитал Ардынов. — Приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР. Город Москва.