Элантрис

— Мои покои, — пробормотал Ашраван. — Что произошло? На нас напали. Я… я был ранен. О, Мать света. Куршина. Она мертва.

Его лицо затмила маска скорби, но через секунду Ашраван взял себя в руки. Он император. Он был темпераментным, но, за исключением приступов ярости, был в состоянии хорошо скрывать свои чувства. Он повернулся к ней, и его живые глаза, которые вновь видели, обратились на нее.

— Кто ты?

Этот вопрос скрутил узел у нее внутри, несмотря на то, что она его ожидала.

— Я своего рода хирург, — ответила Шай. — Вы были тяжело ранены. Я вас исцелила. Однако при этом воспользовалась тем… Что, в вашей культуре, считается немного противным.

— Ты запечатыватель. Ты… Воссоздатель?

— В некотором смысле, — ответила Шай. Он поверит в это, потому что хочет верить. — Это был сложный случай запечатывания. Каждое утро вам придется ставить печать и всегда держать при себе металлическую пластинку, в форме диска… они в шкатулке. Без всего этого, Ашраван, вы умрете.

— Отдай ее мне, — сказал он, протягивая руку к печати.

Она колебалась, хотя сама не знала почему.

— Отдай ее мне, — повторил он более властно.

Шай вложила печать ему в руку.

— Никому не говорите, что здесь произошло, — обратилась она к императору. — Ни страже, ни прислуге. Только ваши арбитры знают, что я сделала.

Крики снаружи становились все громче. Аршаван посмотрел в их сторону.

— Если никому нельзя знать об этом, то тебе лучше уходить. Убегай и никогда не возвращайся, — он перевел взгляд на печать. — Мне следовало бы убить тебя за то, что ты знаешь мой секрет.

Вот и эгоизм, который он приобрел за время своего пребывания во дворце. Да, с этим она угадала.

— Но вы так не поступите, — сказала Шай.

— Нет.

А это уже милосердие, погребенное где-то в глубине его души.

— Уходи, пока я не передумал.

Шай сделала шаг к двери, доставая свои карманные часы — прошла, как минимум, минута. Печать схватилась, хотя бы на некоторое время. Она обернулась и посмотрела на императора.

— Чего ты ждешь? — спросил он.

— Я просто хотела взглянуть, в последний раз, — ответила она.

Аршаван нахмурился. Шум был все ближе.

— Уходи, — сказал он, — пожалуйста.

Император словно знал, почему поднялся такой гвалт или, по крайней мере, догадывался.

— На этот раз постарайся быть лучше, — промолвила Шай. — Пожалуйста.

С этими словами она убежала.

Какое-то время она боролась с соблазном вложить в Ашравана стремление защитить ее. Но для этого не было никаких оснований, по крайней мере, с его точки зрения, а раз так, то и все воссоздание могло оказаться под угрозой. Кроме того, Шай не верила, что император в состоянии хоть сколько-нибудь помочь. До окончания траура ему не дозволено покидать свою комнату или говорить с кем-то еще помимо доверенных арбитров. В течение этого времени именно арбитры управляли империей.

На самом деле, они и так ею управляли. Нет, поспешная переработка души Аршавана, чтобы он хотел защитить ее, не сработала бы. Возле последней двери Шай подхватила свой поддельный горшок, подняла его и выбежала из двери. А затем громко ахнула, реагируя на доносящиеся крики:

— Это все из-за меня? — воскликнула Шай. — О, Ночи! Я же не хотела! Я знаю, что не должна его видеть, что к нему нельзя входить, я просто ошиблась дверью!

Охранники пристально посмотрели на нее. Один из них расслабленно проговорил:

— Ты здесь ни при чем. Иди к себе и не высовывайся.

Шай кротко поклонилась и поспешила прочь. Большинство стражников ее не знают, так что…

Она почувствовала резкую боль в боку и ахнула. Такую же, что приходилось испытывать каждое утро, когда Клеймящий опечатывал дверь.

Шай в панике ощупала свой бок. Разрез на блузке — там, где Зу полоснул ее мечом — прошел насквозь через темную нижнюю сорочку. Она осмотрела свои пальцы, на которых были капли крови. Просто царапина, ничего опасного. В суматохе она даже не заметила, что ранена.

Но на мече Зу… осталась кровь. Свежая кровь. Клеймящий быстро оценил обстановку и начал охоту. Боль указывает на то, что он выследил Шай и повел своих зверушек по следу.

Она отшвырнула горшок в сторону и бросилась бежать. Оставаться незаметной больше не было смысла. Если скелеты Клеймящего догонят ее, она умрет. Нужно найти лошадь, а затем скакать, отрываясь от его собачек ровно сутки, пока ее кровь не потеряет свежесть.

Шай неслась по коридорам. Слуги стали показывать на нее, другие кричали. Она едва не сбила с ног посла-южанина в красных жреческих доспехах.

Шай выругалась, оббегая его. Выходы из дворца уже наверняка заблокированы. Она знала это, так как изучала режим охраны. Выбраться будет почти невозможно.

«Всякий раз имей запасной план», — любил повторять дядя Вон. Он у нее был всегда.

Шай остановилась в коридоре, когда с запозданием поняла, что бежать к выходам бессмысленно. Ею начинала овладевать паника, Клеймящий уже шел по следу, но нужно взять себя в руки и сосредоточиться.

Запасной план. Он был безрассудным, но это все, что у нее оставалось. Шай снова побежала, повернула за угол, запутывая погоню, и вернулась к исходной точке своего забега.

«Ночи! Надеюсь, я в нем не ошиблась, — думала она. — Если он еще больший обманщик, чем я, то мне конец. О, Неведомый, сделай на этот раз так, чтобы я оказалась права».

Сердце колотилось, но усталость не чувствовалась. Она остановилась в коридоре, ведущем к покоям императора.

Шай ждала. Охранники, хмурясь, смотрели на нее, но остались на своих местах в конце коридора, как их и учили. Они окликнули ее. Трудно было оставаться на месте. Клеймящий со своими ужасными тварями был все ближе и ближе…

— Почему ты здесь? — раздался голос позади.

Шай повернулась, когда Гаотона вошел в коридор. Пока другие охотились за ней, он прежде всего пошел к императору, чтобы убедиться в его безопасности.

Осторожно шагнув в его сторону, она подумала, что, наверное, это ее самый худший запасной план.

— Она сработала, — тихо произнесла Шай.

— Ты использовала печать? — Гаотона схватил ее за руку, бросив взгляд на стражников, и отвел подальше от чужих ушей. — Из всех необдуманных, безумных, дурацких…

— Она работает, Гаотона, — повторила Шай.

— Зачем ты пошла к нему? Почему не сбежала, когда могла?

— Я должна была проверить. Должна была.

Он посмотрел ей в глаза. Как всегда, заглянув прямо в душу. «О, Ночи, из него вышел бы замечательный Воссоздатель».

— Клеймящий взял твой след, — сказал Гаотона. — Он призвал… этих, чтобы поймать тебя.

— Знаю.

Гаотона сомневался всего мгновение и вынул деревянную шкатулку, спрятанную в одном из его глубоких карманов. Сердце Шай дрогнуло.

Он протянул ей коробочку, но когда она взяла ее в руки, не отпустил.

— Ты знала, что я приду сюда, — произнес Гаотона. — Знала, что я возьму с собой шкатулку и отдам ее тебе. Меня обвели вокруг пальца, как последнего дурака.

Шай промолчала.

— Как ты это сделала? — спросил он. — Я внимательно наблюдал за тобой. Я был уверен, что мной не манипулируют. И все же прибежал сюда, зная, кто меня здесь поджидает. И что тебе понадобится вот это. До настоящего момента я не осознавал, что все это спланировано.

— Я действительно манипулировала тобой, Гаотона, — призналась она. — Но мне пришлось делать это самым сложным способом.

— Каким?

— Быть искренней, — ответила она.

— Нельзя управлять людьми с помощью искренности.

— Неужели? — спросила Шай. — Разве не так ты сделал карьеру? Был честным, показывал людям, чего от тебя ожидать, рассчитывая на такую же честность взамен?

— Это не то же самое.

— Действительно. Но это лучшее, что я могла сделать. Все сказанное мною — правда. Об уничтожении картины, о секретах моей жизни и мечтах. Искренность была единственным способом заручиться твоей поддержкой.

— Я тебя не поддерживаю. — Он помолчал. — Но и смерти твоей я тоже не хочу, девочка. Тем более от тех зверушек. Возьми это. О, Дни! Бери их и беги, пока я не передумал!