Страница 4 из 10
«Ничего, хозяин, ничего».
Джубал осторожно спустился по склону туда, где кончался оползень, обвязал очередной камень петлями каната. Канат не натягивался — Джубал поднял голову. Джаны стояли и слушали, внимательно обратив к небу похожие пропорционально-красивые лица. Откуда-то донеслось странное пульсирующее гудение, настолько низкое, что оно воспринималось скорее как дрожь, нежели двух тариотов, по меньшей мере временно формируя некое напряженное подобие джанского «кооператива четверых» с участием тариотов. Три джана изредка (в 15 % случаев) нападают на одинокого тариота, почти никогда (в 98 % случаев) не нападают на пару тариотов и никогда не вступают в конфликт с тремя тариотами. Четверо джанов почти никогда (в 99 % случаев) не нападают на одинокого тариота, но несколько чаще (в 2 % случаев) совершают враждебные действия в отношении двух тариотов. «Четверка» джанов никогда не вступает в конфликт с тремя или четырьмя тариотами.
Приведенные выше статистические выкладки совершенно достоверны в отношении ситуаций, возникающих в отсутствие Ская на небе. Когда виден Скай, поведение джанов, с точки зрения тариота, становится полностью непредсказуемым — они подчиняются влияниям, неощутимым и непонятным для людей Ойкумены».
В заключение следует отметить, что, хотя в Джанаде кража — совершенно неизвестное явление, джан, находящийся в Тэйри, постоянно ведет себя, как прирожденный и неисправимый расхититель имущества. Сходным образом, в Джанаде джаны отличаются сексуальной умеренностью и сдержанностью, тогда как в Тэйри мужчины-тариоты беспорядочно совокупляются с джанскими девушками, не встречая никакого сопротивления, хотя джаны мужского пола никогда не совокупляются с женщинами-тариотками — этому препятствуют как взаимное отвращение, так и физиологическое несоответствие.
как звук. Джубал тоже смотрел в затянутое дымкой небо, но не сумел ничего разглядеть. Звук становился все тише и скоро исчез.
Канат натянулся — джаны налегли на ворот с внезапным приливом энергии.
Наступил полдень. Сафалаэль, младший из джанов, заварил чай; все четверо закусили в тени под большим валуном. По альпийским лугам поднимался туман, обволакивавший ложбину и моросивший мелким дождем. Джаны молчаливо обменялись знаками на «языке пальцев». Когда Джубал снова приступил к работе, они колебались, но, будучи втроем, не могли согласовать побуждения и принялись понуро подгонять камни к незаконченной кладке.
Джубал снова спустился к нижнему краю оползня, затянул петли на камне и подал сигнал, чтобы его начали поднимать. Канат не натягивался. Взглянув наверх, Джубал заметил, что джаны стоят в прежних позах благоговейного внимания к атмосферным явлениям. Набрав в грудь воздуха, чтобы прокричать приказ, Джубал сдержал раздражение, выдохнул и тоже прислушался.
С запада приближалось мерное позвякиванье бубенцов и низкое ухающее пение в такт торопливой поступи — так пели, чтобы шагать в ногу, совершавшие марш-бросок вооруженные отряды джанов.
Из-за поворота тропы появился тариот на одноколесном эрцик-ле, а за ним бегущие трусцой джаны-перруптеры — наемники-одиночки. Перруптеры двигались короткой колонной, восемь человек в длину, четыре в ширину. Тариот ехал, надменно выпрямившись — человек впечатляющей внешности с большими выпуклыми глазами, гордо сжатым ртом и курчавыми, как полоски каракуля, торчащими усами. На нем были черный китель, серые вельветовые брюки и черная шляпа с широкими, слегка загнутыми вверх полями. Он не носил кульбрасов11 — тем не менее, его манера одеваться и поза позволяли предположить принадлежность к одной из высших каст. Тариот явно торопился, не обращая внимания на усталость пыхтевшего и потевшего эскорта.
Джубал в замешательстве смотрел на подступающий отряд: откуда они взялись? Тропа вела в Глентлин, нигде не соединяясь с дорогами равнинного Айзеделя.
Подъехав к обрыву, эрциклист резко затормозил и досадливо взмахнул рукой. Внезапно осознав, что его разглядывают три ра-ботника-джана и стоящий ниже горец, он надвинул на лоб широкополую шляпу и отвернулся. «В высшей степени подозрительно!»
п Кульбрас — личная эмблема, орнамент, табличка или другой знак отличия, отражающий принадлежность к какому-либо роду или к какой-либо касте.
— подумал Джубал. Тариот не хотел, чтобы его узнали. В то же время он очень спешил и, судя по всему, собирался проехать вдоль незаконченного, ненадежного сооружения.
Джубал закричал, чтобы предупредить его: «Стойте! Дорога обвалится! Обойдите по северному склону!»
Незнакомец, слишком капризный или самонадеянный, сделал вид, что не слышит. Он тронулся с места — эрцикл покатился по неровной тропинке, протоптанной носившими камни джанами. Перруптеры двинулись за предводителем плечом к плечу, четверо в ряд. Джубал испуганно вскрикнул: «Куда вы? Стена обрушится!»
Покосившись на Джубала, тариот продолжил опасный путь — колесо эрцикла нерешительно колебалось, то и дело соскальзывая к наружному краю подпорной стенки. Первые ряды перруптеров, упорно топавших строем, уже обвалили несколько камней, стремительно прыгавших вниз по склону. Перебегая с места на место и уворачиваясь, Джубал вопил: «Идиот! Вернись, будь ты проклят! Я на тебя ордер выпишу!»
Перруптеры маршировали, сбиваясь в кучу и напирая друг на друга там, где временная тропа сужалась. Эрциклист что-то буркнул через плечо, поехал быстрее. Перруптеры побежали тяжелой мелкой трусцой — вся незаконченная стена осела и рухнула, рассыпавшись шумным потоком, хлынувшим вниз по ложбине. Джубал упал, сбитый с ног ударами камней. Закрывая голову руками, он сжался в комок и кувырком покатился вместе с оползнем. С треском свалившись в кусты с небольшого обрыва, он лихорадочно вскарабкался под козырек скалы.
Тариот, уже выехавший на неповрежденную тропу с другой стороны обрыва, остановил эрцикл и с суровым неодобрением воззрился на новое разрушение, после чего поправил шляпу, отвернулся и продолжил путь на восток. Перруптеры тоже выбрались на тропу и поспешили за ним — вся процессия исчезла за крутым поворотом.
Убедившись в том, что работать в ближайшее время больше не придется, три джана вернулись в табор. Через час Джубал, покрытый кровоточащими ссадинами, с переломанными ребрами, беспомощно висящей рукой и треснувшей ключицей, выполз на тропу. Передохнув несколько минут, он заставил себя встать и побрел, шатаясь, в сторону Айво.
Глава 2
Со временем Джубал поправился и снова пустился на запад Верхней тропой. Проходя по склону горы Кардун, он провел десять минут в созерцании нового облицованного контрфорса на месте оползня, после чего поспешил в направлении Глентлина. Под вечер, совершив непродолжительную вылазку на юг, в Джанад, он переночевал в поселке Мурген и на следующее утро уже очутился в родных краях.
В доме Дроудов его возвращению обрадовались. Трюэ уговаривал Джубала остаться в поместье управляющим и блюстителем нравов: «Мы построим новый мол в бухте Балласа и добротный дом на лугах Стрещения! Что может быть лучше?»
«Нет ничего лучше, — согласился Джубал. — И все же… я не нахожу себе места. За всю жизнь я еще ничего не сделал».
«Как известно, охота к перемене мест исцеляется утомительным трудом. Чего ты хочешь? Во что бы то ни стало заставить потомков помнить твое имя? Тщеславие!»
«Согласен. Я тщеславен и опрометчив. Я не хуже любого другого, но нуждаюсь в обосновании самомнения — хотя бы для того, чтобы жить в мире с самим собой».
«Все это замечательно, — не сдавался Трюэ, — но куда ты пойдешь, чем займешься? Ты знаешь не хуже меня, как трудно приходится тому, кто не родился в привилегированном положении — к каждому яблоку в этом мире тянутся двадцать жадных рук. Не забывай также, что ты глинт, а это обстоятельство трудно назвать преимуществом в стране, где власть в руках тариотов».
«Ты безусловно прав. Но я отказываюсь сдаваться без боя — прежде, чем брошу вызов этому миру и попробую, на что способен. Ты же не можешь мне отказать в праве на такую попытку? Кроме того, мои мысли заняты еще одним делом».