Страница 33 из 40
«На Петровском заводе раньше делался инструмент для царских приисков и кандалы. Теперь рабочие делают ковкий чугун и отправляют его в Киев, Ленинград, Харьков».
Тарбагатайские копи пришлось закрыть, потому что электростанцию с нее шахтеры послали в Черемхово, где она была нужнее. Но зато намного увеличилась добыча угля на Черновских копях. Если бы в прошлые времена там кончился бикфордов шнур, шахтеры прекратили бы работу. А теперь нашли выход из положения: стали пропитывать газеты порохом и сворачивать в трубки.
(Во время Отечественной войны в Балее вот так же израсходовали все подшивки газет. Горнякам не из чего было делать взрывные патроны, и они их склеивали из бумаги).
На Читинском кожзаводе стали выпускать по тридцать тысяч пар чирочных кож в год. Чирки — это нечто вроде лаптей, только из цельного куска кожи. Если вырезать очень широкую и длинную подошву из мягкой кожи, а края стянуть ремешком, получится «чирок». В те годы было не до туфель, даже чирки были роскошью. Даже пятью-семью годами позднее комсомольцы, строившие Комсомольск-на-Амуре, были очень рады, когда им привезли баржу лаптей. Правда, огорчало их то, что ни у кого не было портянок. Подумали они, подумали и послали в Хабаровск ходока. Ходок Костя Зангиев дошел до самого Блюхера. В Хабаровске устроили аврал по сбору портянок. И вскоре ликующие строители криками «ура» встречали синие, зеленые, красные лоскуты материи.
Каждая мелочь была в те трудные годы на вес золота, не говоря уже о железе, чугуне, угле. Тому же Зангиеву пришлось потом лететь во Владивосток за куском олова, без которого нельзя было монтировать электростанцию. На всю стройку он привез всего три килограмма. И то начальник стройки половину куска отрубил и спрятал у себя дома, чтобы не истратили сразу. Только немного позже, когда у нас в Забайкалье был построен Хапчерангинский комбинат, с оловом в стране стало легче.
Страна с каждым днем все гуще покрывалась строительными лесами. На Днепре строилась гидроэлектростанция. На Урале и в Кузбассе — металлургические комбинаты. В Москве и Горьком — автомобильные заводы. В Челябинске и Харькове — тракторные, в Саратове — комбайновый заводы.
У нас в Забайкалье заводов-гигантов не строили, но страна не могла обойтись без забайкальцев. Оборудование Волховской ГЭС, многие станки для новых заводов пришлось закупать за границей. А для оплаты требовалось золото. Зарплату иностранным инженерам, которые учили у нас рабочих, тоже выплачивали золотом. Пришлось срочно строить новые шахты и фабрики в Балее: карийское золото давно уже перекочевало в карманы царя.
До революции в Балее тоже добывали золото. Но только из песка. Добывали его все те же каторжники. Чтобы они не могли убежать, их приковывали к тачкам, а на ноги надевали кандалы. Приходили сюда на заработки и жители соседних деревень. Их работа была той же каторгой, только без кандалов и охраны. Некоторые каторжники, освободившись, тоже оставались здесь. Это они во время гражданской войны организовали легендарную «золотую сотню».
В Балее до сих пор сохранился дом, в котором в октябре 1919 года приискатели приняли решение создать этот партизанский отряд.
В первые же годы Советской власти геологи под золотоносными песками нашли золотоносную руду. Золотоносная руда — это жилы обычного кварца, в котором вкраплено золото. В руде золота — гораздо больше, чем в песках, но и добывать его намного труднее.
На месте старых каторжных разработок горняки Балея стали проходить шахты. А чтобы построить контору нового комбината, разобрали и сплавили по Унде тюрьму. (Это была тюрьма Казаковского промысла, куда поначалу был привезен поэт Михайлов. Теперь все забайкальские тюрьмы использовались по новому назначению).
Недалеко от шахты построили обогатительную фабрику. Ее многие годы называли иловым заводом или американской фабрикой. Оборудование для нее привезли из Америки, а размолотая на ней руда действительно походила на речной ил. Второго такого аппарата для осаждения золота с помощью цинковой пыли тогда в Советском Союзе не было.
Прошло немного времени. И вот в один из осенних дней кладовщик расписался в получении первых шести килограммов балейского золота.
С каждым месяцем Валей давал золота все больше и больше. Сначала фабрика пережевывала пятьдесят тонн руды в сутки. Потом сто, сто пятьдесят, двести.
Прошло немного времени, и балейцы пустили в ход еще одну фабрику. Промывать же пески они заставили специальный корабль-драгу. Через четыре года молодой рудник стал давать золота в два раза больше, чем все прииски на знаменитой Лене!
Поначалу баденским горнякам приходилось несладко. Жили они в саманных избушках и в бараках. Столовая находилась в землянке, клуб — в мазанке. Точно так жили, по рассказам стариков, до революции вольнонаемные приискатели из соседних сел. Их бараки ничем не были разгорожены, в них они справляли именины, в них же отпевали покойников. Но раньше так жили всегда, без всякой надежды на то, что когда-нибудь будут жить лучше. А теперь все видели, что под Золотой горкой строятся для них новые дома. Да такие, что и не снились в этих краях: каменные, со всеми удобствами.
Скоро у горняков начались новоселья. Теперь радость новоселов тех лет может показаться чрезмерной: слишком уж мы привыкли к благоустроенным домам. Но когда, скажем, стволовой Василий Николаевич Кузьмин переехал в двухкомнатную квартиру с паровым отоплением и водопроводом, он чувствовал себя царем. Его жена Анна Васильевна ходила из комнаты в комнату и не верила своим глазам: уж не снится ли? Всю свою жизнь ее родители, да и она сама с мужем жили в мазанке величиной меньше ее нынешней кухни. А теперь — хоромы? Ни воды не надо носить, ни печь топить. (Эти ощущения очень точно передал В. Маяковский в стихих о том, как литейщик Иван Козырев вселялся в новую квартиру).
Справив новоселье, горняки веем поселком начали строить дом культуры. Строили его сообща, после работы. На новостройку приходили к домохозяйки, и ночной сторож, и директор комбината. А на открытие дома культуры в Балей приехала группа актеров из Московского театра имени Вахтангова. И играл им с этой едены знаменитый актер Б. Щукин, который в фильмах «Человек с ружьем» и «Ленин в Октябре» создал незабываемый образ Ильина. И это всего через пятнадцать лет после свершения Октябрьской революции?
Народный комиссар тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе все время интересовался, как живут в Балее рабочие.
— Как они питаются, как одеваются, какое у них настроение? — спрашивал он директора, комбината, бывшего секретаря Центрального Комитета комсомола А. Мильчакова.
— Живут хорошо, — рассказывал директор. — Строим рабочим новые дома, сотни семей строят свои домики, даем ссуды.
— Ас промтоварами как, хорошо ли снабжают? — допытывался нарком.
— Хорошо снабжают, да достатки растут. Большой спрос на добротную одежду, кожаные сапоги, валенки. Нужны велосипеды, патефоны, фотоаппараты, радиоприемники.
И нарком распоряжался отгружать на Бадей больше этих товаров, чтобы рабочие могли купить все, что им надо. Ведь Бадей чуть, ли не с первого дня за хорошую работу был занесен на Всесоюзную красную доску.
Когда в Балее добыли первую руду, сюда приехал из Америки инженер-консультант по горным работам Роберт Грант. Попробовал он гранит, через который надо было добираться к золотым жилам, и сказал: «Крепок, как шорт».
По крепости балейские породы были точь-в-точь, как на знаменитых американских рудниках «Голь-филд» и «Консолитейтед» в Неваде. Там в это время поставили рекорд: шестьдесят восемь метров проходки в месяц. А в Донбассе до революции проходили максимум сорок два метра, хотя породы там были в три раза мягче.
И вот балейские горняки задумали побить американский рекорд. Но Роберт Грант поднял их на смех. Он сказал:
— В Америке на шахтах полная механизация, а здесь вагонетки в шахте возят слепые лошади, из шахты на фабрику руду везут в таратайках. Ничего у вас не получится!