Страница 6 из 14
-Поверь сучонок, когда мне нужно, у меня на руках могут оказаться неисправные наручники, а в кармане как раз исправная заточка. Понял меня, чёрт пернатый?
Парень понял, а Сухой смилостивился и пообещал, что забудет о парне, о своём испорченном настроении забудет, если, конечно, парень заткнётся и притворится, что его как бы и нет здесь. Так юнец и поступил. Кон попробовал немного повернуть голову, что бы увидеть окошко. Получилось, правда чуть ухо не оторвал, ну и ладно – он давно не видел неба. Пусть оно в решётку, но ведь небо…, только небо, только этот жалкий клочок воли, ещё способен пробудить в нём хоть какие-то эмоции. Нейронная обработка убила почти всё. Лишь небо, ещё заставляет его сердце трепетать. С каждым годом всё слабее, всё тише. Может быть, однажды он уже не будет смотреть в это окошко, может ему станет всё равно, но пока может он будет смотреть, пока ещё чувствует хоть что-то.
К сожалению, не получалось смотреть вверх долго – эти кресла создавались из металлов и сверхпрочного пластика, создавались специально для перевозки пожизненных. В них даже ухом пошевелить невозможно, без неприятных последствий. А если начать биться в нём, пытаться вырвать руки и ноги из зажимов, по телу пройдёт электрический разряд. Не особо мощный, но достаточный, что бы отбить всякое желание трепыхаться.
На одной из перевозок, кажется года два назад, довелось ему видеть как такое кресло убило человека. Бородатый мужик, наверное, не отсидевший ещё и месяца, всё время смеялся. Даже когда начал дёргаться и его ударило первый раз, он хохотал как сумасшедший. Его било током, а он рвался и рвался из металлических оков. Это продолжалось минут десять, а потом он затих и больше не шевелился. Бедняга обделался – электричество, как и недостаток кислорода, могут заставить человеческий организм вытворять весьма неприятные вещи, без участия сознания. В кузове поднялась ужасная вонь – экскременты, горелое мясо, подпаленная одежда, тот ещё букет. Охрана не остановила машину. Они действовали строго по инструкции, вот и пришлось любоваться на перекошенное лицо мертвеца, да слышать его вонь, почти десять часов подряд. Тогда ему ещё было не всё равно. Чувства уже утратили краски, но ещё реагировали на сильные раздражители.
Два года назад. Теперь такое не заставило бы его даже поморщиться.
Странно – как всё-таки удивительно легко приспосабливается человек. Как быстро привыкает к любой мерзости. Первый час такого соседства Кон думал что помрёт от удушья, ему даже было страшно. А потом, часа через три, он вдруг понял, что его ничуть не смущает запах, он почти перестал его чувствовать. Ужасно перекошенное лицо товарища по несчастью, не казалось уже таким ужасным. Под конец ему удалось задремать. Вроде бы даже хороший сон приснился…, и в том конкретном случае не было вины ошпаренных процедурами нейронов. Он просто привык.
В этой перевозке, ощущалось что-то необычное. Никогда прежде, маршруты не менялись. Пожизненно осужденные перевозились строго по инструкциям, от одной точки до другой без остановок, без задержек, только по проверенным дорогам и только при сопровождении наряда полиции. Почему сейчас, за столько лет, в процедуру перевозки, вдруг внесли изменения? Почему они не были отправлены из одной точки отбывания своего бесконечного срока, до другой, почему на их маршруте появилась промежуточная остановка? Кон не знал, а догадками тут делиться было не принято, да и не стали бы его спутники вести задушевные беседы друг с другом. Не те люди, что бы увлекаться праздной болтовнёй. К тому же, такие вопросы могли начать задавать только Сухой, и истеричный юнец. Остальные давно не волнуются по таким пустякам. Кон видел их лица – отруби им руки, они будут стоять и ждать пока им отрубят ещё и головы…, впрочем, кажется, он и сам уже такой. Вопросы о странности перевозки, появились в голове: слабо, будто на последнем издыхании, шевельнулось любопытство и взгляд снова начал искать окошечко с небом.
На промежуточном пункте их не освободили, кресла не дезактивировали, просто в кузов зашли люди. Двое в костюмах и один в белом халате. Автоматическим анализатором он взял кровь у всех восьмерых. Непонятная процедура, потому как это оборудование использовалось для анализа проб грунта и бесполезно в медицине…, а может, Кон просидел слишком долго и на свободе уже создали, да активно применяют портативный биологический анализатор? Почему-то, эта мысль не пришла в голову раньше…, зачем на правой щеке каждого из них, человек в халате вытатуировал символ ₤? Сделал он это грубо, подобно дворнику впервые в жизни взявшему в руки скальпель. Теперь щека зудела и пульсировала болью. Наверняка, распухнет. Используя портативный лазерный прибор, этот костолом нанёс татуировки, причём Сухому нанёс её криво, почти по диагонали, так, что верхняя часть символа залезла на нос.
Машину подбросило на ухабе. Кузов повело, машина дёрнулась и остановилась. Несколько минут ничего не происходило, а потом кузов открылся и подвижную камеру пожизненных арестантов, залило ярким дневным светом. Пахнуло лесом…, наверное, показалось. Кон прикрыл глаза. Очередная остановка.
Что всё-таки происходит? А вдруг правдивы слухи, которые иногда проскальзывали в Интернете – слухи о том, что пожизненных заключённых, перевозят из одной тюрьмы в другую по одной единственной причине. Правительство совершает массу таких перевозок и след заключённых неизбежно теряется, а, так как, всякие контакты извне с ними запрещены, то и проверить, где именно находится конкретный заключённый, после прохождения по запутанной сети маршрутов перевозок, невозможно. И такие заключённые «утилизируются». Проще говоря, уничтожаются, дабы сократить расходы бюджета на их содержание. Кто знает…, раньше это казалось бредом, а теперь…, что ж, тогда всё кончится скоро. Кон уже давно сомневался в том, что хочет жить дальше. Кому нужна такая жизнь? Небо только в решётке, через окошко, когда перевозят из одной клетки в другую. Контакты с людьми извне запрещены, невозможно даже позвонить. Даже с другими заключёнными контакт только на перевозке. Четыре стены, пожизненная пытка…, лучше смерть. В тюрьме полно охраны, полно роботов, за тобой следят даже когда ты спишь. Стоит только попытаться свести счёты с жизнью и гарантирована неделя в мед корпусе, после которой жизнь не становится лучше, а мысль о смерти наполняет таким диким ужасом, что боишься даже дышать реже чем всегда – вдруг следящая аппаратура решит что ты пытаешься задохнуться? Охрана разбираться не станет. Просто отправят на процедуру…, интересно, доктора из мед корпусов пожизненных тюрем, учились по конспектам доктора Менгеле или сами по себе такие твари?
Раньше все эти мысли, вопросы, волновали, заставляли думать, жалеть себя, страдать. А теперь они просто есть. Плывут где-то за гранью сознательного. Живут собственной жизнью. Почти нет в них эмоций. В разуме давно поселился холод пустоты бездумья. И в этой пустоте, постепенно исчезает его память. Многое уже забыто и почему-то совсем нет желания забытое вспоминать. Раньше он цеплялся за уходящую память. Отчаянно цеплялся…, наверное, однажды настанет день, когда он забудет даже своё имя. И самое страшное, что ему будет плевать. Он забудет прошлое, забудет своё имя, и просто не сумеет захотеть всё это вспомнить. Просто не сможет захотеть.
Кто-то вошёл внутрь. Кон скосил глаза и сумел разглядеть пятнистую форму. От возгаласа удивления он удержался легко – не возникло в нём ни капли удивления. Просто отметил факт. Как-то всё равно. Его приучили быть таким. Заставили разум не реагировать на любые изменения. Не смотреть по сторонам, не задавать вопросы, не реагировать на боль, не видеть ничего, повиноваться, существовать. Простые правила. Легко запоминаются. А что бы запоминалось ещё легче, охрана обычно применяла нейронные шокеры. Очень эффективный метод, дополняющий процедуры.
-Что происходит? Куда нас привезли? – Опять юнец. И чего не успокоится? Может быть, он недавно попал в пожизненные. Вот и не может никак успокоиться. Кон тоже не мог. С год. Однажды попал в мед корпус снова. Не потому что задал вопрос без разрешения. Он ничего особо не нарушил, просто обнаружил как-то утром, что ничего не чувствует. Отказало всё – осязание, обоняние, он даже видеть стал хуже. За истерику, за вопли ужаса, попал в мед корпус. Только к концу недели, когда Кон вообще перестал реагировать на процедуру, доктора озаботились причинами приступа паники, случившегося в одиночной камере пожизненного арестанта – а других там и не было, все одиночные.