Страница 12 из 14
-Не вру батя! Перепугалси я. – Киваю головой, ну, для убедительности. – Сильно перепугался. Вот был бы моложе так и кровать бы напугал, а так хоть в грязи только извалялси, без стыдобы ентой. Кричишь громко бать, а я спал ведь, сон плохой вот ещё снилси.
Батя покраснел весь. Стесняется это он. Вчерась ещё набольший наш, да старейшина орали на него – весь Новый слыхал.
-Оболтуса ты своего будишь так что куры нестись перестають! Ты это брось нам тут!
Оболтус - это про меня значит. Меня вообще дома ещё соседи хорошо знали. Вот, Виталька – ну не знает никто. А вот про оболтуса спросишь – и дом покажут и скажут, как пол лета от сенокоса отлынивал. А я ведь что, я ничё. Не отлынивал я. Просто возраст у меня такой, переходный. Мне вот внимание надо, молочка парного, да Любане цветочков нарвать – хорошая она Любаня-то. Женюсь я на ней. Ну, выросту когда. То есть через год другой уже. Вот, а мне что-то всё больше шлангом да по заднице…, эх, что поделаешь, где в деревне-то, да кто разглядит-то мой тонкай внутренний мир!
-Ну, ты это…, Виталь, ты это давай. – Бормочет батя, смущается. Вот и за ружьё опять пальцами лапается – это он когда нервничает, всегда так. Тут у него привычка эта появилась. Дома-то ружьё дома всё время лежало, а тут нельзя так. Тут ружьё с собой надо, даже в Новом. А то вот было на днях, кошак по ночи перелез через изгородь и куру задавил. Дядя Прокоп из дому вышел, когда кошак куру-то давил – он по ночи часто выходит. Говорит сон у него лучше, если он перед сном прогуляется. Мы то что? Мы верим, киваем всегда, сочувствуем, Прокоп он старенький, пусть его. Главное что бы он по большому на ночь глядючи ходить не стал. А так пусть его – просто мы в его любимом месте забор не чиним, да не ходим туда вовсе, пусть оно так вонят, без нас. Да, а вышел-то он, да без ружья вышел. А кошак его увидал. Прокоп еле ноги унёс и причину прогулки ночной своёй, всю на крыльце и оставил, да с процентами в виде других ингредиентов. Цельных пять минут Прокоп дверь свою плечом подпирал (и откуда у старика только силы взялись?), пока кошак её драл на щепу, да мужиков наших будил. Они-то уже с ружьями вышли. Кошака так дробью нашпиговали, что он в весе кило три прибавил! И ведь сбежал кошак-то. Живучие они. По утру всем Новым искать его выходили – на поле Игнатьевском нашли. Убежать-то убежал, да не далеко убежал. На поле том и помер. Мы шкуру его уж приспособили, в Амбаре, набольшему коврик бабы наши соорудили. Хороший получился. У кошаков шёрстка хорошая, красивая она. А когда сдохнет, она почему-то ещё и зелёным так вот прям красиво, переливается вся. Не будь кошаки такие зверские, дядя Федот, наверное, и их разводить бы стал. А чего? Кроликов же дома разводил? Разводил. И кошаков мог бы. Да зверские они, никак оно не выйдет. А вот мышков местных он разводит…, правда, это по-моему не мышки вовсе, а крыски свинские какие-то. И зачем они Федоту? Мало ему его делянки что ли.
-Сено косить подём бать? – Уныло, вот на лице самый-самый максимум унылости какой только могу изобразить. Оно может и зря, а может, пожалеет, вот как прошлым летом. Тоже вот не успел убежать, косить пришлось. А как лицо правильное сделал…, а, в прошлом-то годе мне шлангой за такой лицо перепало, хм. А как же так? Я же помню! А, то шесть годов назад было. Точно. Вдруг опять получится? Так не охота сегодня косой махать. Не люблю я дело это. Я бы лучше опять с Петькой по развалинам у камней полазал бы. Там всякой всячины – вот, прям завались! Она, правда, бесполезная, а то бывает ещё и жуткая, аж уши шевелются, но как жеж там интересно!
-Какое там сено. – Отмахивается батя, да оглядывается на дом старейшины нашего. Он у нас отдельно стоит. Маленький такой, красивый. Весь резной – это Никифор постарался, умеет он всякие дручки-штучки из дров лепить. А красили вот, да всякой всячиной, то бабы наши, те, что помоложе, кому ещё сорока годов нету. Старейшине понравилось – неделю весь сиял, перед домом важно вышагивал, прям как Гребешок по курятнику. Льстит старику внимание такое, дома-то он просто Васька-алкаш был, а тут вона как – Старейшина. Он там, дома-то, по молодости, ну, когда ему ещё пятидесяти не было, на ферме агрономом был. Хороший говорят, агроном был, урожаи всегда хорошие с ним были. Вона как, а тут ведь земля другая, непонятная. Тут и старики нужны правильные, что бы в земле понимали, да и в чужой разбирались. Вот и решили всем Новым, что Васька, старик этот, старейшиной и будет. Не ошиблись вроде, вон какой урожай в прошлом годе был! Даже дома такого не было. И анализатором учёным этим проверяли и в Дыру отправляли, шоб учёные там покумекали, да сказали, хороший урожай, аль есть его нельзя, иль может, есть можно, да чем-то работать его надо, что бы съедобный стал. Ну, удивились они там – урожай хороший, съедобный. А Новый теперь Ваську только уважительно, только Старейшина. Он хороший старейшина. Алкаш конечно, ну, а кто не алкаш, если страда кончается? Делать-то если нечего, скотина кормлена, урожай убрат, а на дворе снег лежит – чего делать-то? Самогонку гнать, чего ещё то…, у него вот, у старейшины, страда кончилась аж тридцать годов назад, сейчас вот только снова началась. Они у нас тут с Набольшим, самые уважаемые люди, вроде как депутатов, там, дома. Даже вот вроде как диалектический марксизм у нас тут, но демократического смыслу. До сих пор вот не знаю что это такое, но вот Любаня, она вот знает. Умная она баба. И добрая. Точно женюсь на ней.
-А чего тогда? – Действительно. До страды ещё не одна неделя, скотину на поля рано гнать ещё. Часа через два только, когда мужики проверят места, да поля наши поглядят. А раньше-то выгонять нельзя. Это дома у нас можно было, а тут выгонишь так не посмотревши и схарчат всю нашу скотину. Придётся так и правда кошаков ловить да вместо борова Пашки есть по зиме гадость эту несъедобную. Хотя вот тоже – никто ведь не знает навярняка. А вдруг кошаки съедобны? Они так-то прыткие, в меху все, но не шибко-то худые. Если им бегать сильно не давать, так может и салом обрастать будут ещё и лучшее чем Пашка.
-Шишнадцать тебе Виталька. Мужик уже. – Бормочет смущённо. Непонимаю я что-то. Ну так-то да, мужик вроде как, а ружьё мне не дают! Да всё как с дитём малым, а я может уже мужик такой что ойёйой какой мужик! Да и жениться я хочу, опять же, хозяйство, детей как бы. С Любаней стественно. Нафиг мне кто ещё? Любаню мне надо..., хотя как-то я ведь не рассматривал других кандидатур. А то может ошибку делаю, а? О! Так вот наверное в чём дело! Раз я задумываться стал над такими вот штуками странными, то может это я шире смыслить стал? Как бы взрослее, что ли там я не знаю…
-Мы вот чего вчера с Набольшим говорили, да Старейшина тоже тем же мыслит…, мммм…
-Чего мычишь-то бать? – Действительно, чего-то мычит, ничего не говорит и не понять нифига, чего он мычит. Может…., ай…
-Цыц! – Всё, смущаться уже не хочет батя мой, затрещину влепил, ухх…, больно-то как блин…
-Да я чё, я ничё, молчу я… - Вроде оттаял, извинения прошли нормально. Так чего ему надо-то от меня? Мож и мне ружьё дать решили? Ух! Вот Любанька-то подивится!
-Сейчас старейшина и набольший из дому выйдут, узнаешь всё. А теперь поди умойся, да оденься поприличнее. Событие сегодня у нас. У всех.
Ух! Точно ружьё дадут! Да наверное и Петьке и Сёмке, да всем нам наверное дадут. Хотя Сёмке ружьё рановато пожалуй. Малый он совсем. Пятнадцать ему всего только, несмышлёныш ещё.
Умываться оно конечно хорошо, да вода у нас в Новом из родника подземного, холоднючая. А горячей пока печи не затопишь и не будет, генераторну-то энергию набольший экономити постановил, шоб ему до лестницы и с неё да сверзитьси башкою по низу! Эх…, ну, ничего не поделаешь, придётси так умыватьси.
Брррр! Какая же она холоднючая! Особенно по утрам…, хорошо хоть фильтры теперь стоят новые, а то в прошлом месяце Ванька умылся так вот по утру – вся рожа теперь в ожогах, а он и так, образина образиной, а с ожогами теперь совсем страх ночной. Дохтур наш говорит, то вирус бактериальный, да какой-то кожный весь. Химическай ещё. Или это что-то про разное он говорил? Не вспомню никак…, всё вода эта леденючая. Уф, всё, вымылся. Почти. А! Так сойдёт, чай не на танцы собралси. Одеться поприличнее батя сказал, ага. И чем это я оденусь интересно? У меня портков два штуки, да рубах четыре и носок почему-то один остался…, странной какой носок. А, это не носок, платок может? Может и платок, да пахнет почему-то как носок…, а, оденусь как попало.