Воровский

Резолюция эта написана не нами, и я прошу Вас никому не говорить даже, что этот экземпляр попал к Вам из Орлова и что считают голоса из Орлова».

Воровский поддерживал постоянную связь с Башковым и Бабаджаном, отбывавшими ссылку в отдаленных местечках Вятской губернии, и с некоторыми товарищами из Москвы. Вацлав Вацлавович вел также переписку с заграницей (Львов, Женева и т. д,), добившись у вятского губернатора отмены просмотра своей корреспонденции.

Осенью 1900 года Воровский ездил на несколько дней в Петербург. Там умерла его мать, которая еще в апреле 1899 года покинула город Орлов. Ему было разрешено побывать на похоронах. На обратном пути из Петербурга Воровский заехал в Москву, встретился там с друзьями, оставшимися на свободе.

В ссылке Воровский теоретически окреп настолько, что смог разобраться в ренегатстве легальных марксистов. Он понял, что марксизм стал такой же модой, как некогда женский вопрос. К марксизму, как к огню мотылек, потянулась буржуазная интеллигенция. Но буржуазия не была тем классом, который мог драться до победного конца. Буржуазия труслива, она остановится на полпути. И большую опасность представляют собой так называемые столпы легального марксизма. Те, что печатают без помех свои статьи в легальных марксистских журналах. Своим ядом они отравляют молодежь, под видом марксизма преподносят ей чистейший идеализм.

К этому рассуждению Воровского толкнула статья Петра Струве в ноябрьской книжке «Мира Божьего» за 1900 год. В ней «марксист» Струве звал читателей к идеализму («назад к Лассалю, назад к Гегелю, назад к Фихте»). Правда, он и тут маскировал свое отступление от марксизма разными словечками, вроде «идеалистическое существо», то есть в одном понятии Струве хотел соединить и материализм («существо») и идеализм («идеалистическое»). Но усидеть сразу на двух философских стульях невозможно, и теперь позиция Струве, враждебная материализму, была слишком прозрачна, чтобы ее не рассмотреть.

В ту же ночь Воровский написал едкую обличительную статью. Утром отослал в марксистский журнал «Жизнь» и с волнением стал ждать. Ее напечатали как «Письмо в редакцию».

Как-то весной 1901 года из поездки в Москву вернулась Юлия Адамовна и привезла пачку свежих газет и журналов. Разбирая их, Воровский натолкнулся в «Русском богатстве» на заметку обозревателя В. Подарского, в которой шла речь о статье Юл. Адамовича (это был псевдоним В. В. Воровского. — Н. П.). Кровь бросилась ему в лицо, с трепетом он прочел: «Гораздо более интересно «Письмо в редакцию» г. Юл. Адамовича, который называет себя в этой заметке (по поводу г. Струве) «профаном», но рассуждает авторитетно и со своей точки зрения очень последовательно, так что дай Аллах и всякому специалисту так рассуждать».

Хотя эта оценка принадлежала перу буржуазного журналиста, тем не менее Воровский был рад, что его первое печатное выступление замечено, что о нем говорят в журнальном мире.

Вскоре пришла весточка из-за границы от Потресова. Он поздравлял Воровского с прекрасным началом, которое удалось «и по форме, чрезвычайно изящной, и по содержанию». А Потресов был тогда одним из редакторов «Искры».

Но Потресов не только хвалил, но и упрекал Воровского. Он считал, что автор «Письма в редакцию» слишком прямолинейно показал эволюцию Струве от материализма к идеализму.

Воровскому пришлось отвечать. В письме он отстаивал свою точку зрения. Он видел, что группа Струве повернула слева направо, и, чтобы читатель постиг всю суть этого акта, старался представить этот поворот в возможно выпуклой форме. Воровский сообщал, что он сознательно пошел на сгущение, ибо у Струве еще в книге, вышедшей в 1894 году (речь идет о «Критических заметках по вопросу об экономическом развитии России». — Н. П.), содержался «зародыш разложения», но тогда только некоторые раскусили это. Среди этих немногих, кто расслышал фальшивые ноты в трелях г. Струве, указывал Воровский, был Тулин (В. И. Ленин. — Н. П.). А сам он, Воровский, принадлежал к тому большинству, кто в пылу общественной борьбы марксистов с народниками не слышал фальши в выступлениях г. Струве. Почему он и многие другие заблуждались тогда? Воровский считал, что их прозрению мешали полемика с народниками, с одной стороны, и Плеханов, взявший Струве под свою защиту, — с другой. Поэтому, добавлял Воровский, в тоне его собственного выступления против Струве есть личный элемент человека, который вовремя не заметил лжи сам.

Но теперь, писал Воровский, ему стало ясно, что призыв Струве к идеализму не был случайным, что этот призыв закономерен и корни его находились в прежних произведениях «легального марксиста».

Статья Воровского против Струве стала известна и Владимиру Ильичу. В своей работе «Что делать?» Ленин причислил Адамовича (Воровского) к лагерю марксистов-ортодоксов.

Для самого Струве выступление Воровского прозвучало словно пощечина. Он обиделся на Адамовича, считая его статью неприличной. Потресов, видевшийся с Струве за границей, сообщал Воровскому: «Вы спрашиваете, кто мне говорил о неприличии статьи Адамовича. Нет, не богородица[3], которая мне не решилась бы написать об этом, а самолично — «обер-критик» (то есть П. Струве. — Н. П.). Потресов указывал, что Струве обещал вступить в полемику с автором «Письма в редакцию».

Пришлось готовиться и Воровскому. Он придумал сюжет, подобрал скандальные места из работ Струве и даже заголовок нашел: «Первый русский сверхчеловек».

Но Струве не вступил в полемику с Адамовичем, и Вацлав Вацлавович очень сожалел об этом, но все же надеялся найти основание, чтобы «еще раз вцепиться ему в ляжку».

В ссылке Воровский окончательно отрешился от народничества и стал марксистом. В этом помогла «Искра». Воровский доставал ее регулярно: то привозила жена, то присылали тайком друзья. Борьба за чистоту марксистской теории заставляла его твердо придерживаться партийной позиции. Так, ощутив в себе силу литератора, Воровский, однако, не спешил публиковаться в органах «легальных марксистов». Они его не устраивали, ибо, участвуя в них, волей-неволей пришлось бы подлаживаться под их тон, под их направление. Эти мысли Воровский высказал Потресову: «Писать вообще в «Жизнь» (журнал «легальных марксистов». — Н. П.) я не хочу, а писать теперь без вызова (вспомним: выступление Воровского в «Жизни» было ответом на статью П. Струве «Ф. Лассаль». — Н. П.) на какую-нибудь, хотя бы ругательную, тему, будет уже писать вообще…»

Уже в те дни Воровский поступал по-партийному. С большей принципиальностью, чем, скажем, Потресов, он подходил к журналу «Жизнь». Если Потресов считал этот журнал «задорным в защите «ортодоксии», то Воровский просто не хотел больше печататься в органе «легальных марксистов».

Личная жизнь Воровского в ссылке сложилась неудачно. Резкий, неуравновешенный характер Юлии Адамовны в глухом, скучном Орлове начал принимать формы настоящей истерии. Она сетовала на ссылку, обвиняла во всем Вацлава Вацлавовича. Чтобы развеять немного скуку, Юлия Адамовна часто выезжала за границу, в Москву, Петербург. Но и это не помогало. Ее работа (она была художницей) не приносила ей радости и удовлетворения.

Воровский пытался и ее приобщить к борьбе, но все его попытки оказались тщетными. Она не хотела разделять с мужем всех лишений. Юлия Адамовна жаловалась соседям, что муж уделяет ей мало времени, что больше всего он любит книги, что его никуда не вытянешь и т. д. Многие колонисты от скуки рады были случаю посплетничать.

Здоровье Воровского было неважным. Туберкулезный процесс в легких медленно прогрессировал. Давал вспышки ревматизм. Но Воровский не унывал. «Тридцать лет уж умирает мальчик хилый и больной», — отвечал он тем, кто интересовался его здоровьем. При этом Воровский вспоминал, как в детстве одна их набожная соседка, видя, что маленький Вацик часто запрокидывал голову и подолгу смотрел в небо, говорила матери его, Августине Устиновне: «Ну, он у вас не жилец. Смотрите, его душа на небо просится. Вот он и смотрит туда…»

3

Это выражение Воровского. Он шутливо спрашивал Потресова, не богородица ли ему сообщила о том, что Струве обиделся на Адамовича. — Н. П.