Платит последний

Как практически каждый рэкетир, хапающий больше, чем он может прожрать, Фидель завел свою торговлишку. Ему принадлежит несколько лотков с фруктами, оформленных на фирму «Поларис». Не то из-за лени, не то из-за маломощности своей бригады Фидель доверяет сбор выручки работникам Брехунца. А вечером, между десятью и одиннадцатью, на склад к Брехунцу приезжает бригадир Фиделя Коржик и забирает деньги.

Вот эта последняя информация согрела Кудинкина. Брехунец, можно сказать, уже был у него в руках! «Ящик поставлю!» — гаркнул Кудинкин в трубку. У Орехова, наверное, заложило ухо. Кудинкина распирало от охотничьего азарта, чувства собственной удачливости и предвкушения победы. Некоторые в таком состоянии пускаются в пляс, но Кудинкин предпочел Трехдюймовочку. Он ястребом взвился над прилегшей на кровать майоршей, уже в полете успев швырнуть телефонную трубку на рычаг.

Дура, дура была кудинкинская Люба, дура непроходимая! Она и выбирала-то его по-дурьи, из тех соображений, что Кудинкин мужичок невзрачный и никто на него не позарится. Но если бы она увидела Кудинкина в этот момент — гибкого, мускулистого, яростного! Если бы перехватила обращенный на него сияющий взгляд красавицы майорши!.. То ничего бы, скорее всего, не поняла. Еще удивилась бы, что Трехдюймовочка ложится с Кудинкиным, не поломавшись и не выговорив, что он за это вынесет мусор.

Кудинкин знал, что сегодня его могут убить, и припадал к своей Трехдюймовочке, как последний раз в жизни. Не будем ему мешать.

В девятом часу вечера Кудинкин встал с постели и начал одеваться. От трудов праведных у него дрожали колени.

— Оль, — попросил он, — достань чемоданчик, который немцы подарили.

Вздыхая, Трехдюймовочка полезла в шкаф за кейсом, подаренным делегацией полицейских из Франкфурта. Ей вообще везло на служебные подарки. Женщин в милиции мало, и если чего-нибудь подарочного тоже мало, то достается это женщинам, чтобы не устраивать дележку.

Презент немцев был очень подходящий. Завидуя франкфуртским ментам, Кудинкин надел под рубашку легкий кевларовый бронежилет и сунул в карман баллончик с газом, который, в отличие от обычных, действует на пьяных и собак. Наручников он прихватил три пары: свои, Трехдюймовочкины немецкие и Трехдюймовочкины, подаренные ей на тридцатипятилетие. Завершила ментовской туалет подплечная кобура с пистолетом и старая куртка.

— Как на Северный полюс, — почему-то сказала Трехдюймовочка.

Кудинкин поцеловал ее и отправился, чувствуя озноб, как будто и впрямь на него пахнуло ледяными ветрами Северного полюса.

Когда он остановил свой «Москвич» у соседнего со складом дома, услужливое «Авторадио» подсказало, что в столице двадцать один час тридцать минут. Машин во дворе у склада с прошлого раза не прибавилось — на такие вещи у Кудинкина была профессиональная память. Да и машины были не рэкетирские: «Москвичи» и старые «Жигули». Стало быть, быки Фиделя еще не приехали за деньгами.

Кудинкин подошел к люку и опробованным путем, по разгрузочному желобу, съехал в подвал.

Ничего не изменилось: штабелек картонных коробок с фруктами, ряды горящих ламп дневного света под потолком (электричество жгут зря — тоже сигнал: Брехунец сматывает удочки и не собирается оплачивать счета).

Цапнув по пути бананчик из надорванной коробки, он заглянул в окошко к Брехунцу. Все на месте: и Теодозий Орестович с компьютером, и Саманта с сиськами на календаре. Брехунец своим красивым баритоном убеждал кого-то по телефону, что не может остаться еще на неделю, кредиторы и так его достали. Кудинкин решил, что он разговаривает с Фиделем.

Дверь в коридор была приоткрыта. В прошлый раз Кудинкин снял пружину, и никому в голову не пришло снова зацепить ее за крючок, так и висела на одном конце. Помня уловку охранника, Кудинкин резко распахнул дверь. К его разочарованию, охранник за косяком не прятался, а то бы получил дверью в лоб. И кресло под металлической лестницей пустовало. Совсем уже собрался в бега Брехунец, даже охрану снял. На всякий случай Кудинкин подергал стальную дверь напротив брехунцовской: заперто.

Брехунец был на складе один. Тем лучше.

Кудинкин откусил бананчика и решительно вошел к Брехунцу. Хозяин «Полариса» пялился на экран компьютера и услышал Кудинкина, когда тот уже стоял у него за спиной.

— Не оборачиваться, — с набитым ртом скомандовал опер, вжимая в брехунцовскую шею холодный черенок банана. Брехунец пискнул и ударил всей пятерней по клавишам компьютера. На экране загорелась табличка «Введите пароль».

— Ну и шуточки у тебя! — успокоенно буркнул он. — Ты как вошел?

— Люк надо запирать, — охотно поделился секретом Кудинкин и, предупреждая движение Брехунца, еще сильнее вдавил банан ему в шею. — Сказал же: не оборачиваться.

— Это не ты, что ли? — Голос Брехунца дрогнул.

— Это я, карамелька «Чупа-Чупс», — успокоил его Кудинкин. Глазами он искал упаковочную липкую ленту, которая должна же быть на складе. И на гвоздиках над дверью увидел сразу несколько рулонов.

Первым делом опер залепил Брехунцу глаза, потом надежно примотал его к креслу и начал с грохотом выдвигать ящики стола.

— Ты что? Ты кто, что тебе нужно?! — запаниковал Брехунец.

— Компромат, — коротко ответил Кудинкин, с тоской глядя на компьютер. Учиться надо было! Наверняка в брехунцовском ноутбуке хранились тайны, за которые он был бы счастлив отдать сто двадцать тысяч долга. Но для Кудинкина они оставались китайской грамотой.

— В чем заминка-то? — издевательским тоном спросил Брехунец. Догадливый, ожесточился Кудинкин и, не дав хозяину «Полариса» насладиться своим торжеством, опрокинул его вместе с креслом на пол. Удар пришелся на спинку кресла — безопасно, однако на нервы действует. Кудинкин вскочил Брехунцу на грудь и, тыча ему в лицо бананом, гаркнул:

— Пароль!

— Ого, банан! Дай укусить! — совсем обнаглел Брехунец. Кудинкин застонал от унижения: надо же так проколоться! Он же сунул банан чуть ли не под нос Брехунцу — конечно, тот учуял запах.

Серьезное дело превратилось в клоунаду.

— Мой вам совет: возьмите на складе бананов, ананасов и уматывайте отсюда, молодой человек, пока взрослые дяди не пришли, — отечески посоветовал Брехунец, не подозревая, что еще больнее ранит кудинкинское самолюбие. У Кудинкина был высокий голос, и, случалось, по телефону его принимали то за подростка, то за женщину.

Кудинкин полез под мышку за пистолетом, с клацаньем передернул затвор и дал Брехунцу нюхнуть ружейного масла.

— Учти, придурок лагерный, — сказал он Брехунцу, — если я достал оружие, я обычно стреляю.

Эта была чистая правда, но после конфуза с бананом прозвучала она неубедительно.

— Дай патрон пощупать, — потребовал Брехунец. — А то, может, у тебя пистолет газовый.

Дрожа от унижения, Кудинкин выщелкнул из пистолета патрон и сунул Брехунцу в примотанную к телу руку. Его так и подмывало врезать гаду по почкам или вставить ему карандаш между пальцев и надавить. Будь Кудинкин при исполнении, он бы сделал это не задумываясь, как и любой его коллега во всем мире. Но сейчас Кудинкин был сам по себе, не капитан милиции, а частное лицо. Он чувствовал себя неуверенно.

— Это совсем другое дело! Записывай пароль, только подними меня, — покровительственным тоном сказал Брехунец, не иначе как нарочно уронив патрон. Кудинкин нагнулся, подобрал патрон и, кряхтя, поставил кресло с тяжелым Брехунцом.

— Поаккуратней, отрок, — сделал ему замечание Брехунец и стал диктовать: — Ноль двенадцать, триста сорок пять…

На цифре «семь» Кудинкин сообразил, что это простой ряд чисел, но дописал строчку до конца, до девятки. Компьютер, как и следовало ожидать, замигал табличкой: «Введен ошибочный пароль».

— Издеваешься, — отметил Кудинкин.

— Ага, — поддакнул Брехунец. — Зачем тебе пароль? Ты скажи, чо те надо, отрок. Может, без пароля договоримся.

— Пока что нет, не договоримся, — вздохнул Кудинкин и честно раскрыл карты: — Если я скажу сейчас, ты подумаешь, что я прошу слишком много. Сейчас ты несерьезно ко мне относишься. Тянешь время, ждешь: вот придут быки Фиделя, набьют сопляку морду, а то и на нож поставят…