Платит последний

— Не простила, — сказала Лидия. — Ни за вчерашнее, ни за все полгода. Знаешь, почему он со мной сошелся? Ему Парамонов дал руководящее указание.

Трехдюймовочка поахала, попыталась выяснить подробности, но Лидия ушла от разговора. На самом деле Вадим ее волновал не больше, чем марсианские каналы. Просто Лидия знала, что Вадим с его самоуверенностью и упрямством будет и дальше лезть между нею и Колькой. А раз так, надо постараться удалить Вадима из их жизни. Это была бы даже не месть, а гигиеническая процедура.

— Ты номера машин оттуда видишь? — продолжала Трехдюймовочка. Лидия не поняла, к чему она клонит, но подтвердила:

— Вижу. Знаешь, какая у меня сильная труба? Я как спутник-шпион, могу даже газетные заголовки читать.

— Так ты записывай машины, которые въезжают в гараж, а я потом пробью номера по учету угнанных. Тебе ведь все равно, за что Вадима сажать, да? Ну вот, а в этих частных мастерских чуть ли не во всех если не угоняют машины, то уж ворованные детали покупают.

У Лидии появилась простая и ясная задача. Прежде чем выключить свет и поставить к окну трубу, она распаковала ночной прицел и прочитала инструкцию. Прицел был военный, и писалась инструкция для военных. Лидия поняла все с первого раза.

Пьянка в гараже превратилась в какие-то народные гуляния. Среди многочисленной Гусейновой родни рядышком сидели Вадим и Парамонов. Вдруг все повернули головы куда-то в невидимую для Лидии часть комнаты, и оттуда появились две девчонки в мини-юбках и кожаных курточках, с виду старшеклассницы или пэтэушницы. Пэтэушницам налили по стакану и одну тут же отправили под стол. Судя по тому, что все страшно оживились, ее туда отправили не вилку поднимать.

Другую пэтэушницу Вадим разложил прямо на столе, среди недоеденных шашлыков. В объектив попали косые глаза малолетки, из полуоткрытого рта на стол вытекала струйка.

Лидия как-то не сразу осознала, что это не порнофильм, что она подглядывает вживую, и ей стало нестерпимо противно. Труба судорожно плясала, выхватывая крупным планом смеющиеся лица Гусейновых мальчиков. Парамонов глотал слюни.

Хорошенького понемножку, сказала себе Лидия и, оторвавшись от трубы, стала разглядывать двор гаража в ночной прицел. Картинка была зеленая и ненастоящая, как в телевизоре. Справа от гаража, на асфальтовом пятачке, стояла парамоновская «девятка» и чья-то иномарка, в которой сидели зеленолицые белогубые люди. Потом один вышел, как будто получив неслышную для Лидии команду, и юркнул в приоткрытую дверь гаражного бокса. Вернулся в машину, держа что-то в кулаке, раздал это двум другим пассажирам. Сосредоточенно склонив головы, все стали делать что-то непонятное. Было похоже, что они сдают карты, но не все же трое сразу! Через минуту компания застыла в сонных позах. Дрыхнуть приехали, что ли?

А в каморку Гусейна заявилась пара свеженьких лолиток, и Вадим предлагал их другу Сереже Парамонову. Тот энергично отмахивался, хлопал себя по лысине, объясняя, что уже для этого староват. Вадим подтащил к нему большеглазую в тоненькой курточке и уткнул ее голову Парамонову в колени. Парамонов игриво подпрыгнул. У него хватало соображения не участвовать в молодежных играх, но, ценя подарок принимающей стороны, он прижал к себе девчонку и что-то зашептал ей на ухо.

В каморку зашел худощавый мужчина в новорусском длинном пальто. Гусейновы мальчики засуетились. Видно было, как с почтением кинулись Парамонова выпроваживать, засовывая ему под мышку вторую пэтэушницу. Хотя Лидия уже не считала себя его женой, ревность полоснула по сердцу — как же, ведь застукала! Она опять сменила трубу на ночной прицел и направила его на выход из бокса. Парамонов с двумя висящими на нем пэтэушницами вышел во двор гаража, и чья-то рука сразу же закрыла за ним дверь. Шлепая девок по мини-юбкам, Парамонов погнал их к своей машине.

У иномарки со странной компанией троица задержалась. Девки что-то орали и размахивали руками перед ветровым стеклом, а Парамонов их оттаскивал. Люди в иномарке делали вид, что ничего не замечают. Наконец Парамонов загнал девок на заднее сиденье своей «девятки», уселся за руль и, перед тем как уехать, помигал фарами. Лидии показалось, будто ей подморгнул: вот, мол, тебе. Она бросила прицел на кровать, ее затрясло, слезы многолетней обиды потекли ручьем.

Никчемная ревность отвлекла ее от более интересных вещей. Когда, протерев глаза, она прильнула к подзорной трубе, в Гусейновой каморке нервный худощавый новоросс отсчитывал доллары одному из мальчиков. Лидия узнала Эльчина, который давным-давно, в прошлой жизни, отобрал у нее ключи от квартиры Вадима. А она, дуреха, еще переживала… Видно было, что ситуация чем-то не нравится Гусейну. Он прикрикнул, и Эльчин с новороссом выскочили из каморки. Доллары были уже получены; выйдя во двор, Эльчин показал новороссу на бокс, где раньше побывал человек из иномарки, и вернулся к Гусейну. А новоросс один вошел в бокс.

Дверь осталась открытой. На ходу стряхивая свое длинное пальто, новоросс кинулся к полке со всякими автомобильными жидкостями в разноцветных пластмассовых канистрочках. Приподнял одну, и оказалось, что канистрочка снизу обрезана. Что-то под ней лежало маленькое. Когда новоросс, засучив рукав пиджака, стал перетягивать руку обрывком резинового шланга, у Лидии как пелена с глаз спала. Господи, ясно же, какие «карты» раздавала странная компания в иномарке и почему никто не шелохнулся, когда их дразнили пэтэушницы!.. Поработав кулаком, чтобы набухла вена, новоросс ввел иглу. Его качнуло, голова запрокинулась, и Лидии показалось, что сейчас он как стоял, так и рухнет на спину. А новоросс, наоборот, встряхнулся, кинул шприц на пол и, держа руку согнутой, чтобы остановить кровь из вены, пошел поднимать свое брошенное пальто. Похоже, он был на той стадии наркомании, когда колются не для кайфа, а чтобы жить.

Между тем в каморке было прибавление. Ввалились сразу три пэтэушницы-старшеклассницы в нарядах пронзительно салатового цвета — «кислотницы». «Кислота» — это и мода, и такая музыка, и синтетические наркотики. Кислотниц пустили по кругу. Когда развлечения Вадима и компании закончились, Эльчин, который, похоже, распоряжался у них наркотой, выдал девкам за работу по папиросе из портсигара. Само собой, кислотницы старались не за табачок фабрики «Дукат». А уж что там было в этих папиросках, Лидия пообещала себе разобраться, когда портсигар Эльчина пришлют к ней на экспертизу как вещественное доказательство.

ЧТО ТАКОЕ БРЕХУНЕЦ

…Кудинкин проснулся, когда Лидия звонила Трехдюймовочке. Голова не болела. Это удивило Кудинкина несказанно: выходит, в ресторане подали не самопальный коньяк, а чудес не бывает. Потом он сообразил, что Трехдюймовочка была в милицейской форме. Стало быть, это не чудо, а естественная осторожность работников питания.

Трехдюймовочка упоенно болтала по телефону. Кудинкин посмотрел на часы — половина шестого — и жестами показал ей, чтобы закруглялась. А майорша несолидно подразнила его высунутым языком и назло проболтала еще минут десять. Кудинкина грызла нечистая совесть. Обед в «Арагви» был его авантюрой, капризом художника. Простоватый опер Саня по телефону выложил ему все, что мог, и уже тогда Кудинкин понимал, что сколько Саню ни корми, это никак не повлияет на участь Люськи. Но ему хотелось поесть в ресторане. В такого рода горячих точках Кудинкин бывал чуть ли не каждую неделю, однако все больше по службе. А расслабиться, то есть принять по бутылке на рыло, удавалось редко.

Если бы Лидия знала, что теряет время не для того, чтобы помочь Люське, а исключительно по милости Кудинкина, которому пришла охота выпить, она разорвала бы его на куски.

Чтобы окончательно не пасть в собственных глазах, Кудинкин решил сегодня же сделать что-нибудь для Лидии. Дорвавшись наконец до телефона, он позвонил уже проспавшейся Люське и взял у нее координаты должников. Их фирма именовалась, как американская стратегическая ракета — «Поларис». Владелец носил незавидную фамилию Брехунец. Его имя-отчество Кудинкин записал на бумажке, потому что боялся не запомнить: Теодозий Орестович.